Алракцитовое сердце

К нему по очереди подходили соседи и знакомые: обнимали, хлопали по спине, жали руку, спрашивали кто о чем; с отстраненным удивлением он подумал, что многие в самом деле рады - невзирая даже на ту настороженность, какую не могли не испытывать по его поводу.

Не для всех встреча проходило счастливо: чуть в стороне женщины окружили Петера, расспрашивая того о судьбе сыновей, мужей и братьев. Иногда он качал головой - "не знаю", - но куда чаще, склонив голову, отвечал коротко; тогда кто-то плакал, бранился, кто-то молча уходил.

И сам Деян - вопреки голосу рассудка, твердившему о том, что лучшего нельзя было и желать - не чувствовал себя по-настоящему счастливым: он будто ухватил чужой кусок пирога на чужом празднике, куда явился без спросу, воспользовавшись чужим именем и лицом. Суета вокруг оглушала.

Со всей возможной вежливостью увильнув от Солшиных расспросов, Деян протолкался через толпу и подошел к бревну, на котором сидел Кенек; позади тотчас словно бы выросла преграда. Люди остались за ней, не желая подходить ближе.

Бревно было кривое, негодящее, точно как изувеченные каблуком Големова сапога скрюченные пальцы на правой руке Кенека. Сам он со спокойным ожиданием смотрел на подошедшего Деяна снизу вверх; его худое небритое лицо, утратив лоск, приобрело какую-то благородную суровость - тем паче странную для лица предателя. Густая седина в некогда черных волосах и изрезавшие кожу тонкие морщины придавали ему печальный и усталый вид.

"Альбут тоже был негодяй: но с ним ты не гнушался хлебать из одного котла, - напомнил себе Деян. - А скольких ты сам убил за одно лишь то, что на них были надеты другого цвета тряпки?"

- Здравствуй, Кен. - Он подал Кенеку левую руку.

- Деян. - Тот крепко сжал ее; в глазах мелькнули на миг - или только показалось? - изумление и благодарность. - Не думал, что снова тебя увижу. Но рад.

- В самом деле? - спросил Деян, садясь.

- Отчего бы мне не радоваться? - Кенек кривовато усмехнулся. - Наша старая подруга не позволила меня добить: но знать она меня не желает. А твой друг-священник доводит меня нравоучениями до горячки; но теперь есть надежда, что он снова займется тобой и оставит меня в покое.

- Господь смотрит за всеми, - сурово сказал подошедший Терош Хадем. - А в этой глуши я - глаза его.

- Хорошо, что только глаза! - Деян встал, чтобы обнять священника. - Как ты? Как семья?

- С Господней помощью, не жалуемся. Жена не дура: все понимает. - Терош пригладил поредевшую бороду. - А сам чего? По-волчьи смотришь, по лисьи лыбишься: никак, выучился шутить да любезничать?

- Не без того, друг. - Деян снова сел, отложив костыль и с наслаждением вытянув ноги. - Не без того.

- Большой мир всех меняет, - заметил Кенек.

Деян не нашелся что возразить.

С четверть часа он просидел так, глядя вокруг, слушая и наблюдая, узнавая и не узнавая родные места. Все было знакомо - но все было по-другому, иначе, чем прежде; другим стал и он сам - и вряд ли преподобный Терош находил хорошими эти перемены: но ему хватало такта помалкивать.

Затем вернулась Эльма и, остановившись чуть в стороне, жестом поманила к себе.

- Ну, показывай: куда мне теперь податься, Серая? - спросил Деян, подойдя. - Слышал, будто вы теперь внизу живете: Голем оставил наследство.

- Так и есть. - Она взяла его под свободную руку; вдвоем они медленно пошли по тропе, ведущей через поле к Сердце-горе. - Такое дело, Деян... - вновь заговорила она, когда они дошли до опушки леса. - Малой обмолвился, будто ты сказал, что Голем погиб.

Деян кивнул.

- Я никогда не говорила об этом с остальными, - буднично продолжила она, - но мне кажется, ты не прав: он жив и он здесь, Деян. Или послал кого-то вместо себя.

- Почему ты так считаешь? - после долгого молчания спросил Деян. Они по-прежнему неторопливо, с чинным спокойствием брели по тропе, но его ладонь на перекладине костыля вся взмокла. Чародей не смог бы сделать то, что сделал, без "вдовьих слез", а после зелья не имел ни единого шанса выжить; он и без того умирал. Смерть его была объявлена: своими ушами Деян слышал похоронный залп. И все же еще ночью ему тоже приходило в голову, что для Венжара ен'Гарбдада было бы слишком щедро отправить в глушь в память о бывшем друге целый отряд; как ни старался, он не мог отделаться от этой мысли...

Впереди между деревьями показалась Сердце-гора.

- Вокруг иногда что-то такое происходит... Сложно вот так просто объяснить. - Эльма досадливо поморщилась. - Иногда я будто слышу шаги, когда рядом никого нет. Или как тень какая мелькнет...Нет, Деян, я уверена: мне не кажется. Случались и страньше вещи: то яма за ночь нужного размера станет - будто земля сама собой просела; то гора щебня вдвое вырастет, то инструмент потерянный сам собой найдется. А на днях двоих наших неумех едва бревном не зашибло, когда веревка лопнула: прямо на них летело, но наземь хлопнулось рядышком, как будто оттолкнул кто.

- Повезло, - неуверенно возразил Деян.

- Может, повезло. А только офицер, который над солдатами самый старший, - когда приказы отдает, по сторонам все поглядывает. - Эльма оглянулась и сама. - Хочешь - верь, не хочешь - не верь, Деян. Но странно все это. Я однажды пыталась заговорить с ним, когда была одна: никто не ответил, но мне казалось, меня слышат... И бабушка кого-то видит иногда: но ее, правда, не поймешь.

Они вышли к развалинам; громадина Сердце-горы загораживала оранжевое закатное солнце и отбрасывала огромную тень, погружая лес в полумрак.

Деян внимательно оглядел невысокие, по колено, остатки стен - именно там, по словам мальчишек Солши, они впервые увидели "большого" и "маленького" дядьку; но сейчас на развалинах никого не было.

- Я очень хочу поверить, Серая. Но не могу, - с горечью сказал Деян. - Потому как этого не может...

И тут что-то чувствительно ударило его в спину повыше лопатки.

- ...быть, - произнес сзади знакомый голос. - Да, Деян?

Деян резко обернулся. Чародей сидел на большом, в два человеческих роста, камне, отколовшемся когда-то от Сердце-горы.

- Я когда-то уже рассказывал тебе о разнице между несбыточным и несбывшимся, - сказал Голем. - И о том, как порой несбывшееся становится былью.

Он выглядел намного лучше, чем в последний раз, когда Деян его видел: лицо больше не имело нездорового оттенка, седая бородка была аккуратно острижена. Одет он был в черный мундир наподобие тех, что носили старшие офицеры при штабе Венжара ен'Гарбдада - но без нелепых украшений: только от плеча к груди шли три тонких золотых шнура.

- Мне сказали, ты погиб, - сказал Деян, совершенно растерявшийся.

- Слышал то же самое о тебе: даже видел имя в госпитальных списках, - сухо сказал чародей и обратился к Эльме:

- А ты молодец, девушка: раскусила меня.

- Здравствуйте, милорд. - Эльма улыбнулась чуть натянуто, как-то настороженно. - Но зачем вы прятались?

- Трусил посмотреть тебе в глаза, - с болезненно-кривой усмешкой произнес Голем. - И сказать, что твой друг, которого я обещал вернуть живым и здоровым, лежит где-то в общей могиле, которую я даже отыскать не смог. Надо думать, ему пришлось немало постараться, чтобы все это устроить... И он не стал утруждать себя тем, чтобы оставить мне хоть какое указание на то, что ему удалось уцелеть: не затем прятался. Потому до вчерашнего вечера я ни мгновения сомневался в его гибели; должен признаться, это обстоятельство скрасило мою жизнь чрезвычайно. Так что я приехал проследить здесь за всем и лично извиниться перед тобой, Эльма. Мне казалось, это будет правильно; но я никак не мог решиться.