Жизнь

Иногда, припоминая что-нибудь из времен своей юности, баронесса говорила, чтобы точнее определить дату события: "Это было вскоре после сумасбродной выходки Лизон".

Подробнее об этой "сумасбродной выходке" никогда не говорилось, и она так и осталась окутана тайной.

Однажды вечером Лиза, которой было тогда двадцать лет, неизвестно почему бросилась в пруд. Ни в жизни ее, ни в поведении ничто не предвещало такого безрассудства. Ее вытащили полумертвой. И родители, вместо того чтобы доискаться скрытой причины этого поступка, с возмущением воздевали руки и толковали о "сумасбродной выходке", как толковали о несчастье с лошадью Коко, которая незадолго до того споткнулась на рытвине и сломала ногу, так что ее пришлось пристрелить.

С тех пор Лизу, вскоре ставшую Лизон, считали слабоумной. Понемногу все окружающие прониклись к ней тем же ласковым презрением, какое она внушала родным. Даже маленькая Жанна, с присущим детям чутьем, не обращала на нее внимания, никогда не прибегала поцеловать ее в постели, никогда вообще не заглядывала к ней в комнату. Казалось, одна только Розали знала, где помещается эта комната, потому что прибирала ее.

Когда тетя Лизон выходила в столовую к завтраку, "малютка" по привычке подставляла ей лоб для поцелуя. Только и всего.

Если кому-нибудь она была нужна, за ней посылали прислугу; а когда она не появлялась, никто не интересовался ею, не вспоминал о ней, никому бы и в голову не пришло обеспокоиться, спросить:

"Что это значит, почему Лизон не видно с утра? "

Она не занимала места в мире, она была из тех, кого не знают, в чью внутреннюю сущность не вникают даже близкие, чья смерть не оставляет в доме зияющей пустоты, из тех, кто не способен войти в жизнь, в привычки, в сердце окружающих.

Слова "тетя Лизон" не вызывали ни у кого ни малейшего душевного движения. Они звучали, как "кофейник" или "сахарница".

Ходила она всегда торопливо, мелкими, неслышными шажками; никогда не шумела, не стучала, будто сообщая беззвучность даже предметам. Руки у нее были словно из ваты, так бережно и легко касалась она всего, за что бралась.

Она приехала к середине июля, в полном смятении от предстоящей свадьбы. Она навезла кучу подарков, но от нее и это приняли довольно равнодушно. И со второго дня перестали замечать ее присутствие.

Зато она вся кипела необычайным волнением и не сводила глаз с жениха и невесты. С непривычной для нее живостью, с лихорадочным рвением занималась она приданым; как простая швея, работала у себя в комнате, куда никто не наведывался.

Она то и дело приносила баронессе платки, которые сама подрубила, или салфетки, на которых вышила вензеля, и при этом спрашивала:

-- Хорошо у меня получилось, Аделаида?

А маменька, небрежно взглянув на ее работу, отвечала:

-- Да не изводись ты так, Лизон.

Однажды в конце месяца, после душного знойного дня, взошла луна и настала особенно ясная, свежая ночь, в которой все волнует, все умиляет, окрыляет, будит затаенные поэтические порывы души. Теплое дыхание полей вливалось в тихую гостиную.

Абажур отбрасывал световой круг на стол, за которым баронесса с мужем играли в карты; тетя Лизон сидела между ними и вязала, а молодые люди, облокотясь о подоконник, смотрели в открытое окно на залитый лунным светом сад.

Липа и платан разметали свои тени по лужайке, а дальше она тянулась широким белесым и блестящим пятном до черной полосы рощи.

Жанну непреодолимо влекло нежное очарование ночи, призрачное свечение кустов и деревьев, и она обернулась к родителям:

-- Папенька, мы пойдем погуляем по лужайке перед домом.

Барон ответил, не отрываясь от игры:

-- Ступайте, детки, -- и продолжал партию.

Они вышли и принялись медленно бродить по светлому дерну, доходя до самого края леска.

Становилось поздно, а они и не собирались возвращаться. Баронесса устала и хотела подняться к себе.

-- Надо позвать наших голубков, -- сказала она.

Барон окинул взглядом весь большой, облитый сиянием сад, где медленно блуждали две тени.

-- Не тронь их, -- возразил он, -- там такая благодать! Лизон их подождет. Хорошо, Лизон?

Старая дева подняла свои встревоженные глаза и ответила обычным, робким голосом:

-- Конечно, подожду.

Папенька помог подняться баронессе и, сам усталый от жаркого дня, сказал:

-- Я тоже пойду лягу.

И удалился вместе с женой.

Тогда тетя Лизон, в свою очередь, встала, бросила на кресло начатую работу, клубок шерсти и крючок и, опершись о подоконник, погрузилась в созерцание чудесной ночи.

Жених и невеста все ходили и ходили по лугу, от рощи до крыльца, от крыльца до рощи. Они сжимали друг другу руки и молчали. Они как бы отрешились от себя, слились с той зримой поэзией, которой дышала земля.

Вдруг в рамке окна Жанна увидела фигуру старой девы, которая вырисовывалась в свете лампы.

-- Посмотрите, -- сказала она, -- тетя Лизон следит за нами.

Виконт поднял голову и равнодушным голосом, каким говорят, не думая, ответил:

-- В самом деле, тетя Лизон следит за нами.

И они продолжали мечтать, бродить, любить.

Но трава покрылась росой, Жанна вздрогнула от легкого холодка.

-- Пора домой, -- заметила она.

И они возвратились.

Когда они вошли в гостиную, тетя Лизон уже снова вязала; она низко наклонилась над работой, и ее худые пальцы немного дрожали, словно от утомления.

Жанна подошла к ней:

-- Пора спать, тетя.

Старая дева вскинула глаза; они покраснели, как будто от слез. Влюбленные этого не заметили; зато молодой человек увидел вдруг, что легкие башмачки девушки совсем намокли. Он забеспокоился и спросил нежным голосом:

-- Ваши милые ножки не озябли?

Но тут пальцы тети Лизон задрожали так сильно, что вязанье выпало из них; клубок шерсти покатился по паркету; порывисто закрыв лицо руками, она громко, судорожно зарыдала.

Молодые люди в изумлении застыли на месте. Потом Жанна стремительно бросилась на колени перед теткой и, отводя ее руки, твердила в растерянности:

-- Ну что ты, что ты, тетя Лизон?

И бедная женщина пролепетала в ответ хриплым от слез голосом, вся сжавшись от душевной боли:

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.