Страница 5 из 16
Поскольку в этот раз "Волга" Жорика отсутствовала, пришлось дело отменить и пойти погулять, пофоткать. Звенья пословицы поменялись местами. После прогулки самое то и к Любаше заявиться. А Жорика можно и вечером поискать. Или на следующий день прийти. Обратиться к коллегам Жорика Коля не решился - во избежание лишних проблем.
И поплёлся он по городу, по ...ской улице. "Господи, какая благодать! - в который раз порадовался он. - Ни одной растяжки, кроме коммунистических, ни единой рекламы! Не смотрят на тебя с полотен ни манящие красотки с длинными ногами, стоящие под надписью "сто диванов", ни интеллигентные мужички в костюмах на фоне модной бытовой техники, ни семья Кнопкиных, которая открыла для себя какую-то там величайшую истину, почитай, дорогу к счастью. И уж конечно нет и в помине огромных экранов с копошащейся на мелких клетках ерундой".
Успел и парочку новых фоток сделать. Вот огромный лозунг про пятилетку на доме висит, а под ним на балконе бельё сохнет. А вот забавный жёлтый ЛИАЗ, у которого двери гармошкой, от остановки отплывает, а ему чёрная кошка дорогу перебегает... Время местное Николай узнал у прохожих, пятнадцать минут оставалось до шести. Вот-вот Любаша с работы придёт. Как раз, чтоб успеть заскочить в заветный гастроном около её дома.
Ах, как он полюбил этот славный гастроном, который в детстве почти не знал! Эти откровенные витрины с россыпями советских карамелек, а порой и с чудными конфетами "Гулливер"! Эти "скучнолицые" продавщицы за прилавками, ничего не ведающие о грядущем размахе российской торговли и о волшебном свойстве штрих-кода! Эти забавные кассовые аппараты с причудливыми кнопками и жуткие механические весы "Тюмень" со стрелкой, перемещающейся вдоль шкалы, с металлическими платформами и чугунными гирями!
Милый сердцу (или, точнее, желудку) торт "Прага", с которым везло крайне редко - но в этот раз чудом отхватил... Да ещё ароматный батон с широкими поперечными канавками и мощная литровая бутылка из стекла с молоком, с пробкой из фольги, бутылка, бывавшая, к несчастью, обычно лишь по утрам - вот что прельщало Николая в первую очередь, вот к чему он стремился перед встречей с возлюбленной. Иногда, идя к ней через гастроном, он ловил себя на том, что похож на героев известного голливудского хита "Назад в будущее".
Он не знал и не хотел знать, что сталось с Любой в недалёком будущем, в его времени, в его стране, совсем иной, такой сложной и непредсказуемой. Быть может, удачно выскочила замуж, нарожала детей и теперь уже нянчит внуков, гуляет с ними по аллеям неизменного парка.
Он и не пытался разыскивать её, возвращаясь в сегодняшнюю Пермь. А зачем? Зачем бередить душу печальным потрясением, которое принесёт эта встреча? Ведь перед ним предстанет пожилая женщина с обязательной паутиной морщин, в матери ему годящаяся. И старческие глаза её наполнятся изумлением, и ему придётся отнекиваться: нет, это не мой отец, я такого человека не знаю! А ещё, чего злого - окажется, что она уже покоится в мире ином.
Ему нравилось просто плыть по течению, преодолевая лишь некоторое сопротивление немногочисленных омутов. Ему нравилось обитать и в этой реальности, и в той. И брать от той и от этой всё, что заблагорассудится.
Ему нравилось таскать сюда, в 1983 год, старые заскорузлые десятки и трёшки из чьих-то древних коробочек, а также потрёпанные кассетники на продажу, раздобытые чёрт знает как - с чьих-то дач, сараев и балконов. И всё это лишь для того, чтобы прикупить Любе гостинцев. Но главное - он, словно пребывая на курорте, наслаждался здесь чистой атмосферой (буквально и переносно), страстной любовью советской девушки, превосходными местными пейзажами. Эти великолепные виды старого города записывались в цифровую память и одновременно вызывали в нём такое светлое чувство осознания чего-то необычайного, хотя и давно позабытого, мира, с которым он чудом чудеснейшим соприкоснулся, один одинёшенек на Земле 21 века!
А дома, в своей реальности, он подолгу просиживал над привезёнными оттуда фотоснимками, уже скаченными в ноутбук, и отбирал из них самые лучшие, и изнывал от желания выложить в сеть, но сдерживался. А ещё, когда кончались средства на пропитание - сдавал что-нибудь, прихваченное в той реальности, например, антикварную вещичку - бронзовую пепельницу или статуэтку из Дулёвского фарфора...
Поднявшись по чистой лестнице, он постучался в Любашину дверь, но не услышал изнутри ни единого звука. Тогда Коля спустился во двор и сел на лавочку.
"Как мило, когда нет домофонов и такие простые деревянные двери!" - с улыбкой подумал он, щурясь от вечернего солнышка. Где-то поблизости шумела детвора, и Николай вспомнил своё детство. Вот так же и он кое-где сейчас играет, наверно, да не кое-где, а в другом районе, десять остановок на автобусе. Здесь, в прошлом, Коля в родной двор не совался, всё по той же причине - наименьшее сопротивление, минимум потрясений. Не портить кайф - впечатление от пребывания в раю, не встречаться с самим собой и молодыми родителями! Меньше знаешь, лучше спишь - святая истина! Да ещё и о петле времени забывать не стоит.
Конечно, искушение порой одолевало, но здравый смысл перевешивал.
Люба появилась в момент воспоминания о личной первой драке в родном дворе, случившейся как раз где-то в эту же пору. Или нет, двумя-тремя годами позже. Впрочем, неважно!
Люба шла летящей походкой. На ней складно сидело облачение по моде восьмидесятых: плотные тёмные чулочки, гладкая серая юбочка до колен, дорогие полусапожки, которые Коля же и подарил, классический коричневый жакет с чёрными пуговицами. Картину дополняла лучезарная улыбка на круглом румяном личике. Личико имело приятные черты, чуть подпорченные большим носом, но с изюминкой - с какой-то советской чистотой во взгляде. Едва покачивались на ходу каштановые волосы до плеч с колечками на кончиках, в стиле а-ля Барбара Брыльска.
Они познакомились случайно, вечером, в его первый же визит. Коля заглянул на почту, где работала Люба. Ему пришла в голову шальная идея. По первости он не удержался и решил-таки на пробу сделать один маленький эксперимент с прошлым. Всю оставшуюся жизнь тётка из Ижевска корила себя, что не успела попрощаться с матерью, то есть с Колькиной бабушкой. Телеграмму-то дали вовремя, а тёти Тани дома не было, пропадала на югах с новым хахалем. Влюбилась, уехала спонтанно и никому не сообщила. Да там же он её и бросил.
Коля знал, что до смерти бабушки ещё неделя (и четыре дня до инсульта), и что тётя Таня ещё не уехала из дома, и в уме созрел текст:
"Таня тчк приезжай к маме тчк она при смерти зпт сильно болеет тчк твоя сестра тчк"
Прочитав телеграмму, носатая девушка чуть повела бровью, посмотрела на Колю, который через окошко нахально её разглядывал.
- Вы адрес забыли, - заметила девушка, спрятав карие глазки.
- Ах да, конечно! - спохватился Николай. - Сейчас допишу.
Она протянула ему этот забавный старинный бланк с синеватой шапкой "ТЕЛЕГРАММА", и он взял ручку и начал вписывать город, затем улицу, а сам вдруг сказал между делом:
- Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?
"Пошловато, конечно, и примитивно, но для восемьдесят третьего года, наверно, сойдёт!" - подумалось ему. Вот только кой чёрт дернул спросить? Видимо, почтальонша понравилась, решил он. Ведь всё ему тут казалось таким милым и забавным, так пела душа от неожиданно оживших, уже давно стёртых воспоминаний, что хотелось здесь, в прошлом, безобидно шкодить и безобразничать, в духе проделок Бегемота из "Мастера и Маргариты"!
Ну и подспудно мечталось соблазнить какую-нибудь красотку из застойной эпохи. Ибо каково оно будет, а? Ведь в пуританское-то время они, пожалуй, такие милые и непосредственные, не распущенные и... Знойные, что ли. Так он думал в те минуты. Не знал ещё, что угораздит влюбиться по-настоящему!