Страница 16 из 86
136
Истинно, что "блаженны нищие духом" и им бессмертие. Истинно, что знать много не нужно; вся мудрость мира - ложь перед Богом. Но, если сталось, что нас учили и набрались мы "мудрости", что не мудрость, как нам избыть её? Канты, энгельсы да хайдеггеры - их идеи ведут к спасению, мнили мы. А они всего-навсего лишь вожди заблуждений, через лес коих мы бредём вспять, в Эдем.
137
"Философствовать - доходить до дна разума, до мыслительных бездн". Ф. Ницше.
138
Славный Спиноза мнил, что его философия, дескать, истинна, ибо строится математикой, по научному методу, что она и людей трактует, словно квадраты, то есть бесспорно. Кто спорит с алгеброй? Точные, мнил Спиноза, как математика, его выводы сама истина.
По Шестову же, философия быть должна сумасшедшей. Он, вслед за Ницше, верил, что философия начинается, где кончается разум. Стало быть, вся научная философия, РАН-ская в том числе, таковая не есть, с учётом, что философия - вещь о "самом значительном", говорил Плотин, чего школьный, нетворческий, догматический, конъюнктурный, рассудочный ум член-корров, полный земным, не ищет. Но - искать надо. Важно знать, чтó за гранями жизни, - там, где ничто, мнит алгебра, а на деле всем нужное. Вот о чём стоит думать. Смерть - дело алгебры, что не мыслит грядущего. Реалисты, - так зовут поверяющих мысли алгеброй, - шутят, что в нашем "сём миру" правомернее заниматься земным, вещественным, ну а там, на "том свете", будь он, - "том-светным"... Было б так! Человек - чадо двух миров одновременно: и земного, и горнего. Многим вдосталь земного. Мне его мало, как и Плотину. Мне изнурительно, маетно, душно даже в бескрайних ширях Монголии. Человек несвободен, если обходится бытием; свободен, если идёт к Инакому. Философия быть должна сумасшедшей и трансцендировать за предметный мир в непостижное. Там любой, чей ментал не увяз в земном, сыщет яви насущные и живые, вечные, как сыскал их там Данте, - в том сыскал, чего как бы и нет, но что вдруг сталось истинным.
139
Я люблю вид горящих трав и их запах с тех пор, как давным-давно на Востоке видел пожарища, меркнущие близ вод. Я всматривался в их зеркало, я пытался понять, чтó ждёт огонь, почему он смиряется у черты сонной влаги. Видел же я там - себя... Я понял, что отражение позволяет представить себя, что важно. Также я понял: раз огонь умирал у вод - в отражении гибель. То есть познание как рефлексия бытия есть смерть? Незнание живоносно?
140
Боже, должно быть не так. Весной в тени и в оврагах надо бы таять грязным сугробам, прочему надлежало быть гривами прошлогодней травы, над коей в торчь прутья голых кустарников. Так оно, в целом, было. Но под немеющей, не очнувшейся к росту липой прянул вдруг Цвет - как радостный смех над сроками, над законом природы и страхом братьев, что ожидали тёплого мая цвесть безопасно. Ночью Цвет умер в инистом рубище. Но во мне он поверг закон. Цвет явил: жизнь сильней его. "Как так можно?" - тщетно гадал я. Бог значит чудо, вдруг я подумал, то есть безумие. Ибо всё в миру, что помимо порядка, что восторгает нас и живит - безумно.
Честь ему!
141
Стиль Соня, лучшая из женщин,
Катулла ты куда бежать решила?
От любви ведь не спасёшься,
Купидон тебя настигнет.
Он власы твои расчешет
для прекраснейшего мужа
и стыдливого румянца
на щеках твоих добавит;
изваяет твои перси,
словно две луканских розы,
и пленительное лоно
возожжёт огнём желаний.
Застучит безумно сердце,
ритм дыхания собьётся,
и падёшь в мои объятья
ты подрубленной лозою...
Убежать весной решила
от любви глупышка Соня.
Посмотрите и посмейтесь
над такой её уловкой!
142
Избыточная масса кошки, сравнительно с массой жертвы, суть компенсация за утрату инстинкта в пользу приятельства с человеком. Льву предстоят звери равной или почти равной массы да и опасности: вепри, буйволы, аллигаторы. Не то кошки, что на порядок больше добычи, маленьких мышек. Ярость их одомашнилась, свелась к хобби. Горе бездомным брошенным кошкам: участь их - возрождать инстинкт в поколении, между тем как терялся он, знаем, эрами.
143
Всё должно быть не так. Попавшейся на веранде птичке не стоило биться в стёкла, пискать от ужаса. Ей не стоило мнить, что, в лад "struggle for existence" жуткого Дарвина, я убью её и поэтому нужно вырваться. Убеждённости в нескончаемой bellum omnium contra omnes не следовало держаться. Птичка должна была дать мне выпустить её тельце в майский день к небу. Сходно и мне бы не видеть зла, где я ждал его, но доверчиво встать навстречу, чтоб оказалось, что зла и нет совсем, есть "добро зелó" Бога, высшего в мудрости. Но как я не пошёл без забрала к принятому мной злом - так птичка, глупая птичка, бьётся о стёкла. Ибо рай кончился и идёт война всех со всем, та самая bellum omnium contra omnes.
144
Этимология слова "этика" - "место общего пребывания" (или "общее место"). Мы живём в этике, в "общем месте"; отсюда роль "общих мест" и в культуре. Общее - это то, с чем согласны либо что принято (практикуется) всеми, то, что понятно всем, большинству; типа, я смеюсь, где и всем смешно, и я плачу, где плачет каждый. Всякие книги, кроме книг гениев, - стопроцентно из общих мест, потому всем понятны и интересны. "Вау, пишет правду!" - думают массы, слушая, видя копии своих собственных вкусов, правил, масштабов. Им наплевать на факт, что расхожее смрадно, грязь к нему липнет.
Я чую фетор быдла культуры и корифеев этой культуры. Мне тошнотворно "общее место" - то, что понятно всем и всем ясно; ведь раз понятно и ясно, что же внимать ему? Ибо общее - спать, жрать, срать, pardon. И когда вопят: круто! - я знаю: враки. Неинтересно, плоско, банально, что бы там ни было; винегрет общих мест про любовные шашни, деньги, карьеры, бизнес, бандитов, про благородство, честь, добродетель и героизм "во имя морали" - гнусные подвиги, когда доблестный вохра, ради дел партии и устава, бьёт в ухо узника.
Это было. Было и есть, терзаюсь я и жду гения, кто приходит и говорит: очнитесь! мир, он иной совсем, вы в плену симуляции и надуманных ценностей; вы гниёте и гибнете.
Пошлость "общих мест" царствует. Даже опусы гениев на все сто из расхожего и лишь случаем дарят дух, восстающий в высоты, где нам быть дóлжно. Ведь неспроста Платон, задыхаясь в узилище "общих мест", создал искристый мир идей и вознёс его к свету, вслед за чем вышел сам к богам. Честь безумным!
145
Общее (вроде этики и морали), - "обще-", так сказать, "человеческое", - дурно, знал Данилевский. Целить быть "нравственным", т. е. быть "человеком вообще", твердил он, значит равнять себя с общим местом, с бесцветностью и отсутствием личности.
146
Дабы стать частью сущего, надо стать, кто ты есть, чем ты был рождён до того, как впал в этику "общих мест", утративши свои ценности.
147
Вкусы вне споров, мнит 100% рода людского с ветреным ханжеством. Вслед за чем все немедленно - скопом - любят и одобряют пошлых паяцев, пошлых витиев, пошлых учёных. Вкусы вне споров. Вы правы массой, я - одиночеством.
148
В прошлом веке, в 70-х, славилась "деревенская проза", что упивалась сельскими нравами. Урбаноидность мнилась фальшью, но вот деревня... Глянуть бы глубже. Книксены перед весью (либо же городом) есть, практически, упивание первородным грехом как первым "антропогенным", так сказать, действом, дрейфом от истин.