Страница 14 из 20
«Не доходя до Нейдзальского леса, из эскадрона были высланы веером через лес и в обход его шесть разъездов: три офицерских и три унтер-офицерских. Ядро эскадрона втянулось в лес и, дойдя до озёр с дачным посёлком и охотничьим домиком, остановились уже в сумерках.
У опушки леса разъезд, которым я командовал, увидел на дороге трёх немецких улан. Я дал знак стрелять. Двое упало, третий удрал. Одного из упавших мы нашли. Мне стало как-то жаль убитого, и я его перекрестил.
Когда мы вернулись к эскадрону, я застал наших офицеров в очень тревожном настроении: выяснилось, что лес, в котором мы находились, был окружён наступающими немецкими войсками. По всем дорогам через лес, а также восточнее и западнее его, двигались на северо-восток германские колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, обходившие эскадрон, который таким образом оказывался в мешке. Свободным был только пройденный уже путь на Гольдап, до Орловен оставалось ещё вёрст десять – пятнадцать.
Положение создавалось тяжёлое».
Однополчанин князя, поручик С.Т. Рооп вспоминал:
«Теперь только нам точно известно местонахождение обходивших неприятельских частей, а тогда эскадрон видел только ближайшее окружение себя противником и знал только, что свободный для него обратный путь – лишь уже пройденный им. О движении противника было послано донесение в штаб 2-й кавалерийской дивизии в деревне Соколькен, где предполагался согласно приказа по дивизии ночлег. Донесение отправлено было с тремя гусарами, в том числе и вольноопределяющимся Эрдели. Эскадрон же остался в лесу для дальнейшего наблюдения. Часа через три появился Эрдели пешком и доложил, что из деревни, вероятно Соколькен, в которой должен был находиться штаб дивизии, посланные с донесением были обстреляны противником, причём оба ехавших с ним гусара и их лошади, так же как и его, Эрдели, лошадь, были убиты; но старший успел передать ему донесение. Не имея возможности пробраться через занятую уже противником местность, он пешком вернулся к эскадрону…
Решено было не задерживаться более и отходить, укрываясь лесами, в направлении на Гольдап. Когда в полной темноте подошли к северной опушке леса, услышали впереди в направлении Гольдапа сильную артиллерийскую и ружейную стрельбу. Ночь была туманная, сырая, мгла не давала видеть вдаль. Продолжать движение в тумане, когда неизвестно, где противник и где свои, рискованно: попадёшь под обстрел противника и своих. Решили простоять в лесу до рассвета, если туман ранее не рассеется.
Вошли вновь немного в лес, выставили ближайшее охранение, и эскадрон, не рассёдлывая, стал ждать, держа коней в поводу…
Когда 29 августа (заря только что начала заниматься) штаб-ротмистр Волков вышел на опушку леса на холм, он увидал невдалеке нескольких людей, одетых как будто в русские шинели. Посланный унтер-офицер доложил, что это разведывательный эскадрон 3-го гусарского Елизаветградского полка со своим командиром штаб-ротмистром Небо. Подойдя к Небо, Волков узнал от него, что он только что наблюдал, как в лесу, где скрывался 4-й эскадрон, с западной его опушки втягивалась неприятельская пехотная колонна с артиллерией; узнали от Небо также, что в Гольдапе находится конный отряд генерала Хана-Нахичеванского (что было неверно, так как ночью Гольдап был занят 8-й герм. кав. дивизией). Оставаться дальше в лесу не представлялось возможным. Решено было уходить на Гольдап…
Сняв посты, эскадрон, вытянувшись из леса, взял направление на Гольдап (вспомнив, что, по сведениям, данным Небо, он был занят отрядом генерала Хана-Нахичеванского) и, поднявшись на хребет между двумя железными дорогами, перед спуском в долину, по другой стороне которой на командных высотах находился Гольдап, увидали, что над Гольдапом рвутся шрапнели. Одновременно сбоку влево – увидали сильную пыль от кавалерийской колонны не менее полка, на рысях шедшей наперерез 4-му эскадрону, и вскоре различили, что с кавалерийской колонной идёт и батарея. Как теперь известно (по дневникам от 29 августа германских полков), это был 8-й Германский уланский полк с батареей 52-го артиллерийского полка и пулемётной ротой, продвигавшиеся с ночлега на Гольдап.
Ротмистр Раевский повёл эскадрон на рысях в сторону Гольдапа, выслав в разные стороны четыре разъезда. Все разъезды донесли о присутствии противника, и почти сразу же эскадрон попал под обстрел справа неприятельских пулемётов. Произошло замешательство.
На что решиться? Сзади лес, занятый неприятельской пехотой с артиллерией: было видно, как батарея занимала уже позиции на опушке леса. Справа, в направлении на Гольдап, пулемётный огонь. Слева – заскакивающая наперерез кавалерия (не менее полка). Оставалось направление на северо-запад, но впереди болото, и в этом же направлении быстро движется кавалерийская неприятельская колонна.
Единственная надежда – это проскочить через оставшийся не занятым ещё противником коридор, но сильно болотистый и с широкими, обрывистыми осушительными каналами; и если идущая наперерез колонна успеет перерезать путь, то пробиваться через неё.
Штаб-ротмистр Волков скомандовал: «За мной!» – и повёл эскадрон вдоль ручья в обход западного холма, чтобы прикрыться от пулемётного огня к посёлку между Клессуовен и Гольдапом. С севера и юга посёлка – болото. Южное – лугового вида с озерцами и каналами, а к северу от посёлка – покрытое зарослями кустарника. Обогнув холм вдоль ручья, дорога поворачивала на запад к задам посёлка через узенький мост и терялась в болотистом лугу, пересечённом каналами и ямами. Подошли к болоту – единственный выход из мешка! В то время как эскадрон подходил к мостику, неприятельская батарея (очевидно, 4 орудия) с открытой позиции на холме открыла по эскадрону огонь.
Штаб-ротмистр Волков скомандовал: «Эскадрон за мной, врозь!» Эскадрон прошёл прямо вдоль посёлка по топкому лугу. Взводы рассыпались по топи, стремясь к заманчивым холмикам, казавшимся и только казавшимся сухими. Часть взводов свернула за ротмистром Раевским по просёлочной дороге в посёлок, а остальные продолжали идти в северо-западном направлении под огнём батареи.
Снаряды, попадая в болото, рвались плохо. Появились всё-таки раненые. Эскадрон под непрестанным обстрелом артиллерии и звуки шлепающих в болото снарядов ещё продвигается вперёд, идти можно только шагом: болото по брюхо коням. Гусары часто получают души от недолётов и перелётов снарядов, зарывающихся в болото. Лошади и люди после большого перехода и бессонной ночи ослабли, ослабли и подпруги, и многие сёдла переворачиваются под брюхо коней. Шинели промокли, затрудняют движение спешенным гусарам, потерявшим лошадей, завязших и затянутых болотом.
Стакан снаряда попадает в круп (оторван левый круп) кобылы Аллы штаб-ротмистра Волкова. Оба падают. Кобыла медленно затягивается болотом… К штаб-ротмистру Волкову добирается его вестовой гусар Ковалёв, берёт его к себе на коня, и вдвоём на одном коне они продолжают бороться с топью. Лошади ротмистра Раевского и поручика Тиран убиты также целыми, неразорвавшимися снарядами.
Подходя к осушительным каналам, кони, бредущие по брюхо в вязком болоте, не могут перескочить с шагу и с места широкие канавы, обрываются, падают на топкое вязкое дно и не в силах подняться остаются лежать, постепенно затягиваются топью и исчезают… Обесконенные гусары ползут по болоту, некоторых больше не видно на поверхности… Батарея продолжает обсыпать снарядами луг и посёлок, но потери от огня незначительны: снаряды зарываются в топи. Шрапнельной пулей ранен в спину гусар Макаров, которому штаб-ротмистр Волков делает перевязку, предварительно вылив в рану флакончик йоду.
Часть гусар вместе с корнетом Кисловским стала выбираться за деревню на сухие, как казалось, места, но там они ещё более завязали. Конь Добрый Кисловского ловко шёл по болоту и выбирался сравнительно легко, но, ошеломлённый непрестанными перелётами и недолётами снарядов у самых почти ног, запнулся; корнет Кисловский с седлом сполз ему случайно под брюхо и, не будучи в состоянии выправить седло, так как сам увяз в болоте, повёл его в поводу, ища твёрдой почвы, но её не оказалось; кусты, к которым он пробирался, скрывали ещё большую топь. Впереди оказалась канава, переходя которую, корнет Кисловский завяз по пояс. Пришлось бросить коня и выбираться самому, что и удалось не без большого труда. Конь, сделав несколько усилий, погряз по горло…