Страница 27 из 33
Грохот разносился по всей улице, но я продолжал стучать.
В доме за воротами распахнулась обитая медными гвоздями дверь. Потом щелкнул замок, и ворота со скрежетом раскрылись. Я зашагал к дому, заглянул в темный дверной проем и вошел, ничего не различая со света. Музыка продолжала звучать в моей голове.
Вскоре мои глаза привыкли к полутьме. Высоко над головой отсвечивало окно. Над черным камином была мозаика, изображающая дракона.
- Чудик?
11
Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь
твою.
"Откровение Иоанна". Глава 2, стих 4
Меня беспокоит, что такой объект нельзя серьезно
рассматривать без того, чтобы не сосредоточиться на самой
его сути, которая лежит за пределами моих или чьих-нибудь
еще писательских способностей... Пытаться писать об этом
только в терминах моральных проблем - это превыше моих
сил. Моя главная надежда - изначально сформулировать суть
предмета, и мое невежество...
Джеймс Эйджи "Письмо отцу Флаю"
Где эта страна? Как туда попасть? Если иметь
врожденную склонность к философии, то туда попасть можно.
Плотин "Разум, Идея и Бытие"
За столом сидел Паук и, оторвавшись от чтения, смотрел на меня.
- Так и думал, что это ты.
В тени, за ним, я увидел книги. У Ла Страшной их было несколько сотен. А у Паука книжные полки высились до потолка.
- Мне нужны... я зашел... за деньгами.
- Присаживайся. Я хочу поговорить с тобой.
- О чем? - спросил я. Нашим голосам отвечало эхо. Музыка почти стихла. - Я продолжаю свой путь к Челке, еще нужно отыскать Кида.
Паук кивнул.
- Вот поэтому я и предлагаю тебе присесть.
Он нажал на кнопку, и перед столом, в конусе света с кружащимися пылинками, неожиданно появился табурет. Я осторожно присел, поглаживая мачете. Паук стал перебрасывать из руки в руку белый хрупкий череп какого-то грызуна, как однажды перебрасывал из руки в руку рукоять бича.
- Что ты знаешь о мифологии?
- Я знаю только истории, которые рассказывала Ла Страшная, одна из старейшин моей деревни. Она рассказывала их, когда мы были детьми, некоторые истории - по несколько раз. Потом мы пересказывали мифы друг другу, пока они не засели в нашей памяти.
- Повторяю, что ты знаешь о мифологии? Я не спрашиваю, какие легенды ты знаешь и кто тебе их рассказывал. Я спрашиваю, откуда мы их знаем и для чего используем?
- Я... не знаю. Когда я покидал деревню, Ла Страшная рассказала мне миф об Орфее.
Паук отложил череп и наклонился вперед.
- Зачем?
- Я не... - потом я задумался. - Это был совет? - Я больше ничего не мог придумать.
Паук спросил:
- Ла Страшная иная?
- Она... - в уме у меня пронесся грохочущий смех подростков у плаката, я не понимал, над чем они смеялись и до сих пор чувствовал, как горят мои уши. Я вспомнил Увальня, Маленького Джона, Ло Ястреба, пытающихся развеять мою тоску по Челке, и Ла Страшную, ее попытку помочь мне - да, она иная.
- Да, - признался я. - Она иная.
Паук кивнул и стал постукивать костяшками пальцев по столу.
- Ты понимаешь, Чудик, что такое иное?
- Я живу в мире, где многие обладают этим, а многие нет нет. В самом себе я обнаружил исключительные способности несколько недель назад. Я знаю, что мир движется к этому с каждым биением великого рока и великого ролла. Но я не понимаю этого.
На вытянутом лице Паука появилась улыбка.
- В этом ты похож на остальных. Все вы знаете то, чего нет.
- Чего нет?
- Это не телепатия и не телекинез, хотя число таких феноменов растет, как растет и иное. Чудик, Земля, мир, пятая планета от Солнца биологический род, странствующий на двух ногах по влажной земной коре все это изменяющееся. Это не одно и то же. Одни люди живут под солнцем и допускают то, что мир изменяется, другие закрывают глаза, топают ногами, затыкают уши и отрицают мир. Большинство обычно насмехается и тычет пальцем в тех, кто имеет другие взгляды, кто думает и видит не так, как все - это сейчас, и точно так же люди поступали на протяжении всей своей истории. Мы унаследовали их заброшенный мир, и в нем происходит что-то новое; мы даже не можем дать этому определение с помощью бедного человеческого словаря. Ты должен принять это именно так: это неопределенный процесс; ты вовлечен в него; это удивительное, страшное, глубокое, и не поддающееся толкованию, непроницаемое для твоих попыток разглядеть что-нибудь; и требует, чтобы ты путешествовал, определяет твои остановки, задержки и отправные точки, может подгонять тебя с любовью и ненавистью, даже искать смерти для Кида Смерти...
- ...или дает мне музыкальные способности, - закончил я за него. Что ты можешь еще рассказать мне, Паук?
- Если бы я мог тебе рассказать, или если бы ты мог понять что-нибудь из моих выводов, Чудик, то это бы потеряло всякую ценность. Много войн, хаосов и парадоксов назад два математика закончили одну эру и начали другую... для наших хозяев, наших привидений по имени Человек. Одним был Эйнштейн, который в Теории Относительности определил пределы человеческого восприятия мира и выразил математически, насколько условия наблюдателя влияют на наблюдаемый предмет.
- Я знаком с этим.
- Другим был Гедель, современник Эйнштейна. Он первым дал математически точные формулировки более широкой области, лежащей за пределами, которые определил Эйнштейна.
"В любых замкнутых математических системах" - ты можешь прочесть это так: "Реальный мир с его непоколебимыми законами логики", - "существует бесконечное число истинных теорем" - ты читай так: "...явлений, поддающихся постижению и измерению", - "которые, хотя и содержатся в исходной системе, не могут быть выведены из нее", - читай: "доказаны ординарной и сверхординарной логикой". То есть, на небесах и на земле, мой друг Горацио, есть многое, что и не снилось вашим мудрецам. В мире существует бесконечное множество истинных вещей, истинность которых никак нельзя доказать. Эйнштейн определил степень рационального, а Гедель воткнул булавку в иррациональное и пригвоздил его к стене вселенной; и оно висит там достаточно долго, чтобы люди знали о том, что оно есть. С тех пор и мир, и человечество стали изменяться. С другой стороны вселенной нас мало-помалу перетянуло сюда. Видимые последствия теории Эйнштейна устремились вверх по выпуклой кривой, и рост их был невероятно мощным в первый век после открытия, потом стал выравниваться. Результаты Геделевского закона поползли по вогнутой кривой, микроскопические сначала, они затем устремились вровень с кривой Эйнштейна, пересекли ее и превзошли. В точке пересечения действия законов человечество было способно достичь пределов известной вселенной с помощью космических кораблей и проецируемыми силами, которые до сих пор имеются в нашем мире для тех, кто захочет их использовать...