Страница 25 из 33
- Что?
- Вспомните, какую-нибудь мелодию. Какая музыка играет в вашей "Жемчужине"?
Он нахмурился, а я заиграл.
Глаза у него натурально полезли из орбит, потом он засмеялся. Горбун раскачивался в своей повозке, хлопая себя по коленям. Музыка внутри меня смеялась и шутила. Я играл. Когда его юмор стал выше моего понимания, я опустил мачете.
- Пастух, - проговорил он сквозь смех, - у меня только два выбора: посмеяться над твоим невежеством или заявить, что ты обманул меня.
- Как вы говорили мне, не в обидном смысле слова. Но объясните, что означает ваша шутка?
- В другой раз. А ты настойчив. Держи свое иное _п_р_и _с_е_б_е_. Оно должно быть только твоим достоянием и ничьим больше.
- Но это только музыка.
- Дружище, что ты подумаешь о человеке, который встречается тебе и после трехминутной беседы рассказывает, что у тебя происходит внутри.
- Не понял.
Пистолет постучал указательным пальцем по лбу:
- Я должен был вспомнить, как начинал сам. Я был невежественен, как и ты, и тоже божился, - он, кажется, начал раздражаться.
- Послушайте, я не вижу никакой связи...
- Это не для твоих суждений. Ты можешь согласиться с этим или убираться прочь. Но нельзя жить, пренебрегая обычаями других людей, непристойно шутить и щеголять ругательствами.
- Скажите мне _п_о_ж_а_л_у_й_с_т_а_, на какие обычаи я не обратил внимания и что за ругательства я произнес? У меня что в голове - то и на языке. Я говорю только то, что думаю.
Его деревенское лицо посуровело (суровые деревенские лица - к ним я должен был привыкнуть в Браннинге).
- Ты говорил, что Ло Зеленоглазый скачет вместе с тобой среди ящеров. Ты осыпал Кида Смерть проклятиями, как будто бы сам глядел в дуло его револьвера.
- И где же ты думаешь, - я разозлился, - находится Зеленоглазый? - Он спит у камина, вон там, наверху, - и указал на плоскогорье. - И Кид Смерть...
Позади нас полыхнул огонь. Мы оцепенели. В пламени стоял ОН и улыбался. Дулом пистолета он сдвинул шляпу на затылок, из-под нее выбились красные волосы.
- Как дела, приятели? - захихикал Кид. Его тень в отблесках пламени металась по скалам. И от мокрой кожи, там, где ее лизали огненные языки, валил пар.
- Ааааааа-ааааа-ааааа-ииииии! - заорал Пистолет. Он рухнул в свой экипаж с отвисшей челюстью. Замолчал, попытался сглотнуть, но рот так и остался открытым. Собака зарычала. Я замер.
Огонь замигал, заколебался и потускнел - только несколько язычков пламени в листве. От ярости в моих глазах запульсировала кровь. Я попытался осмотреться. Но в глазах рябило - сплошной пульсирующий мрак. Свет... с плоскогорья, по дороге, освещенной фонарями спускался Зеленоглазый. Кид исчез, как будто бы его и не было.
Повозка позади меня тронулась.
Пистолет пытался усесться и взять на себя управление; собака неслась сломя голову. Я подумал, что вот-вот, и горбун выпадет, но он удержался. Они быстро скрылись из виду. Я направился к Зеленоглазому. Он посмотрел на меня с... досадой?
В свете фонарей заостренные черты его лица с юношеским пушком на щеках немного смягчились. Тень от него на земле была громадной.
Мы пошли назад. Я лег у костра. Сон смежил мои веки, и мне приснилась Челка.
10
Вернулся домой рано. Они принесли вина для встречи
Нового года. Там, внизу, в белом городе, они были
музыкантами. Я помню, как полтора года назад, когда я
закончил "Падение Башен", я говорил себе: тебе двадцать
один, скоро будет двадцать два: ты слишком стар для
вундеркинда; твои свершения более важны, чем возраст, в
котором они были сделаны; все таки образы юности до сих
пор преследуют меня. Четтертон, Гринберг, Редигет. С
окончанием работы над "Пересечением..." я надеюсь
избавиться от них. Билли Кид идет последним. Он проходит
через этот абстрактный роман, как один из безумных детей
Критских холмов. Чудик настигнет тебя, Билли. Завтра, если
позволит погода, я вернусь в Делос, чтобы осмотреть
развалины вокруг Трона Смерти в центре острова с видом на
некрополь и на воды Рении.
Дневник автора. Муконос, декабрь 1965 г.
На протяжении почти всей истории человечества
осознавалась важность ритуала, поскольку именно через
ритуальные акты человек устанавливает свою идентичность с
восстановительными силами природы, и это способствует и
облегчает его переход на более высокие стадии личного
развития и опыта.
Мастерс и Хьюстон "Разнообразие психологических опытов"
Огни Браннинга потускнели в предрассветном тумане. Повеяло прохладой. На востоке загоралась алая полоса, а на западе еще светились звезды. Волосатый раздувал огонь. Три дракона бродили внизу, на дороге, так что мне пришлось спуститься и пригнать их обратно. Мы молча поели.
Засерело утро. Было видно, как вдали, от Браннинга к островам, как бумажные кораблики, плывут лодки. Мой МЛ мягко следовал за мной. Мы стали пинками поднимать драконов, и отовсюду слышалось их недовольное шипение. Но вскоре драконы успокоились, и стадо тронулось в путь.
Паук увидел их первым.
- Кто это?
По дороге бежали люди, за ними шла целая толпа. Фонари погасли.
Подстегиваемый любопытством, я поскакал впереди стада.
- Они поют, - крикнул я назад.
Паук выглядел обеспокоенным.
- Ты отсюда слышишь их музыку?
Я кивнул.
Он ехал с высоко поднятой головой, но было видно, как его пробивает дрожь. Он перебрасывал бич из руки в руку; думаю, так Паук сдерживал свое нервное возбуждение. Я заиграл мелодию, неслышную для остальных.
- Они все поют?
- Да, нараспев.
- Зеленоглазый, - позвал Паук. - Встань позади меня.
Я опустил мачете.
- Что-то не так?
- Может быть. Это гимн семьи Зеленоглазого. Они узнали, что он здесь.
Я вопросительно посмотрел на него.
- Мы хотели вернуться в город незаметно, - Паук похлопал своего дракона по жабрам. - Удивляюсь, откуда они узнали, что он прибудет сегодня?
Я взглянул на Зеленоглазого, но он не смотрел на меня. Все его внимание было направлено на толпу. Делать было нечего, и я снова заиграл. Очень не хотелось рассказывать Пауку о моей ночной встрече с человеком в повозке.