След на воде

По закону подлости, во вторую посадку минералку заказывали очень мало. Леша, которому ее увеличенные запасы мешали передвигаться на рабочем месте, тихонько ворчал себе под нос и вслух подозревал нас в гнусном заговоре. И даже требовал, чтобы мы чуть ли не насильно поили всех минералкой, раз ее натащили со склада на две недели вперед. Но вместо этого заказывали все что угодно: соки, пиво, красное и белое вино, даже зеленый чай со льдом. А чертовой минералки ушло совсем немного, бутылок шесть. Даже те, кто обычно на нее соглашался, вроде нашего секретаря-альфонса Алекса, сегодня предпочли что-то другое. Видно, небо на Лешу разозлилось за что-то.

Я как раз шла от бара с очередным подносом, уставленным запотевшими бокалами, когда с нашей станции раздался пронзительный женский визг. Я замерла на секунду, не зная, как теперь быть с подносом, ведь бежать с ним не получится, а случилось, судя по всему, что-то нерядовое. В этот момент к одиночному визгу присоединились и другие голоса. Времени на размышления не оставалось, поэтому я брякнула поднос на первую станцию, прямо перед удивленной Жанной, и припустила бегом, совсем забыв, что бегать по ресторану не солидно. Следом за мной сорвались Димыч с Вадимом.

С трудом протолкавшись сквозь сгрудившихся иностранцев, я пробралась к эпицентру событий и чуть было не присоединилась к визжащему хору. Эпицентром был наш любимый восемнадцатый стол. Анна, прижав руки к груди, визжала в совершенно неожиданном для ее комплекции звуковом диапазоне. Это ее я услышала первой. Алекс сидел абсолютно белый, как завороженный смотрел на место, которое занимала Марта. А Марта…

Марты не было. Вместо нее на стуле хрипело и кашляло настоящее чудовище. Оно хваталось за горло сухонькими Мартиными ручками и тщетно пыталось вдохнуть хоть немного воздуха. Лицо, совершенно безглазое из-за отечных век, больше всего напоминало воздушный шарик – гладкий, почти ровный, без всяких подробностей. Только губы – огромные, вывернутые – сохраняли едва различимые следы малиновой Мартиной помады.

В следующую секунду я отлетела в сторону, толкнув Дитера – того самого бывшего гэдээровца, занимавшего с женой пятнадцатый стол. Это Вадик, коротко бросив: «Чемодан!» – пробрался к задыхающейся Марте. Визг и гомон потихоньку стали стихать – все пытались разглядеть, что же делает Вадим с несчастной швейцаркой.

А посмотреть было на что! Правда, Вадим, даром, что худой, заслонил Марту от любопытных глаз почти полностью. Так что наблюдателям приходилось тянуть шеи.

Одной рукой он прижимал к себе бьющуюся Марту, что-то шепча ей на ушко. Другой подхватил принесенный Димычем чемоданчик, грохнул его на стол, сдвинув бесцеремонно вилки и ножи, открыл, вытащил, не глядя, резиновый жгут, шприц, какие-то ампулы в упаковке.

– Не знаете, аллергия у нее на что-нибудь есть? – поинтересовался он у присутствующих.

– Есть. На алкоголь.

Марта затихла, слышно было, как она пытается безуспешно впустить в легкие хоть немного воздуха. Она уже не кашляла, и мне даже показалось, что и вдыхать пытается все реже.

Вадим, перехвативший руку Марты жгутом, нашел глазами Димыча и махнул ему головой.

– Жгут подержи, – велел он, выплюнув снятый зубами пластиковый колпачок с иглы.

Димыч вцепился своей лапищей в жгут. Все как завороженные смотрели на тонкие руки со шприцем. Они обнимали несчастную швейцарку, гладили по плечу, легко и незаметно отломился носик ампулы, как бы между делом ее содержимое набралось в шприц. Плавным движением Вадим ввел иглу в вену, плавно нажимал на поршень. А сам все шептал что-то, шептал, заслонял Марту от любопытных глаз…

Прибежала бледная Катя с запыхавшейся Людмилой Ивановной, корабельной врачихой. Марта уже дышала тихонько, как будто не верила, что может это делать.

– Здравствуйте, коллега! – изобразил радость Вадим. – У вас в медпункте кушеточка найдется? И штативчик для капельницы? Чудненько! Тогда мы идем к вам!

Людмила Ивановна с ужасом разглядывала Марту и на приветствия не отвечала. Только кивала головой. Руки у нее тряслись.

– Понесли, – кивнул Вадик расслабившемуся было Димычу.

Тот подхватил Марту на руки и зашагал на выход. Вадим подхватил под локоть стоящую столбом врачиху и поинтересовался уже без улыбок и любезностей:

– Что стоим? Кого ждем? Медпункт кто открывать будет?

Врачиха, очнувшись, засеменила по проходу за удаляющимся Захаровым. Вадим захлопнул чемоданчик и, подмигнув нам с Кариной, попросил:

– Девчонки, оставьте пожрать чего-нибудь. А то, боюсь, не успеем вернуться.

Кое-как рассадили по местам встревоженных туристов. Как сказала Светка Зотова, прибегавшая «поболеть за своих»: «Война войной, а обед по расписанию!». Она, кстати, заметно гордилась Вадимом и пообещала оставить им хоть по две порции.

Восемнадцатый стол стоял разоренный, как дом после срочной эвакуации. От сервировки нашей не осталось и следа: приборы валялись как попало, край скатерти смят, рядом со стаканами – пустая ампула и шприц. Анна тихонько плакала на своем месте, всхлипывала, комкала в руке мокрый насквозь платочек. Выглядела она сейчас такой несчастной, что хотелось жалеть ее даже больше, чем Марту. Ту сейчас героический Вадим спасает с Димычем на подхвате, а Анна всхлипывает совсем одна в уголке, перепугалась до смерти, и никто ее даже не думает утешать. Все стараются даже не смотреть лишний раз на восемнадцатый стол. Не хочется никому вспоминать ни как мучилась Марта, ни как смотрели на это с жадным любопытством.

Я подошла и погладила Анну по плечу. Плевать на правила. Люди мы все-таки, хоть и на работе. Анна схватила меня за руку и благодарно прижалась к ней щекой. Алекс крутил в руках вилку. Он даже головы в нашу сторону не повернул. Никакие они не любовники, догадалась я. Даже если Алекс крутится вокруг фрау Браух исключительно из-за денег, это он, а не я, сейчас должен был гладить ее по плечу. Если их хоть что-то связывает, он должен был сочувствовать и утешать, хоть искренне, хоть за деньги. А он сидит как истукан. Нет, ясно, что он тоже испугался. Но все-таки такое безразличие трудно объяснить.

Алекс, глядя перед собой пустыми глазами, достал из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку, отхлебнул из нее, слегка скривившись, запил соком. Одним большим глотком. Я машинально подумала, что зря он не заказал сегодня пиво, как обычно. Все равно здорового образа жизни не получилось – сидит теперь, хлебает тайком.

Я поправила приборы, убрала со стола шприц и ампулу, захватила заодно и стакан Марты – допивать его она вряд ли будет, а Анне лишние воспоминания. Пусть успокоится, а то придется обеих в медпункт укладывать.

Стакан с малиновым помадным отпечатком поставила пока на станции, в шкаф. А то мало ли что. Вдруг наша Марта окажется скупердяйкой и потребует свой сок на ужин. Всякое бывает.

Обед сегодняшний закончился быстрее обычного. Все как будто торопились поскорее уйти – ели сосредоточенно, друг с другом почти не разговаривали, по сторонам не смотрели. Думаю, если бы дело происходило не на теплоходе, уже завтра половины туристов мы бы недосчитались. Сбежали бы от нас особо впечатлительные гости. А так им деваться некуда, до ближайшего аэропорта минимум два дня по реке. Да еще страшная Сибирь вокруг, да тайга по берегам уже началась, человеческое жилье попадается на глаза не так часто. Вот и терпят, бедолаги, только в сторону восемнадцатого стола стараются не смотреть.

Димыч вернулся минут через двадцать, когда большинство туристов уже разошлось.

– На что у нее аллергия? – мрачно поинтересовался он.

– На алкоголь, – прошелестела еле слышно растерянная Карина.

– Так а чего же она пьет тогда? – изумился Димыч. – Или она не знала?

– Знала. Она сама нам про свою аллергию и сказала.

Захаров обвел нас недобрым взглядом и сообщил:

– Фигня получается, девочки. Вадик говорит, что это аллергическая реакция такая. Сама бабулька про свою аллергию знает, значит, добровольно выпить ничего не могла. Не самоубийца же она. Кто-то подпоил старушку.