Страница 9 из 9
– Как знаете! – промолвил, вставая, «граф». – Но только помните, что завтра же утром я подам заявление градоначальнику, – прибавил «граф» и направился к двери.
Эта угроза произвела на Ивана Захаровича впечатление, и он сказал:
– Позвольте, сударь… Зачем же градоначальнику?.. Если мне уплатят за содержание этого подлеца – как перед Богом говорю, что Антошка неблагодарная тварь, – я готов развязаться с ним… Ну его… А то, согласитесь, за что же разорять бедного человека?..
– Мне некогда с вами разговаривать. Документ, или завтра же вы будете в сыскном отделении… И вообще я советовал бы вам переменить род занятий! – внушительно прибавил «граф»…
– Какие такие занятия, позвольте спросить?
– А заведение чужих детей, которых вы посылаете нищенствовать…
– Всякому надо кормиться… И дети у меня, слава Богу, ничем не обижены… всем довольны…
– И тем, что вы их порете?.. Ну, довольно… Отдаете документ или нет?
Через пять минут «граф» вышел, получив под расписку метрическое свидетельство Антошки.
Струсивший и растерявшийся Иван Захарович, провожая «графа», униженно просил не поднимать истории и обещал серьезно подумать о перемене занятий.
– Действительно, беспокойное занятие, сударь… Того и гляди из-за какого-нибудь неблагодарного мальчишки получишь одни неприятности! – говорил Иван Захарович.
«Граф» возвращался в конке с Песков очень довольный, что дело с этим «мерзавцем» было покончено так быстро и легко. Он не ожидал, что «дяденька» окажется таким трусом и отдаст документ первому встречному, который пугнет его. Теперь можно и пообедать. Но прежде «граф» решил, несмотря на голод, совершить маленькую вечернюю экскурсию в одну из людных улиц и, глядя по успеху, позволить себе более или менее роскошное меню обеда.
Деньги, бывшие у «графа» в кармане, он считал Антошкиными и взять из них на обед считал возможным только в случае крайней необходимости.
У ресторана Кюба он заметил господина в путейской форме, выходившего с какой-то дамой из подъезда ресторана со стороны Кирпичного переулка, и быстро очутился возле инженера. При свете фонаря он разглядел веселое, жизнерадостное молодое еще лицо с седоватыми волосами, выбивавшимися из-под фуражки. Инженер оживленно и громко что-то говорил даме под густой вуалью.
– Господин инженер, – проговорил ему почти на ухо «граф» своим сипловатым баском, – не откажите после устриц одолжить монетку на скромный обед… Премного обяжете…
Инженер, действительно только что евший со своей дамой устрицы, как-то торопливо полез в жилетный карман, поглядывая несколько сконфуженными, ласковыми и наблюдательными глазами на странного господина, и, смеясь, спросил:
– А вы разве не одобряете устриц и тех людей, которые их едят?
– Устрицы весьма одобряю, особенно с хорошим шабли или с максотеном, заедая стильтоном или рокфором14… Благодарю вас! – прибавил «граф», получая, к крайнему изумлению, не монетку, а бумажку и слегка приподнимая шляпу.
– Не за что… Эй, Иван… подавай! – крикнул инженер лихачу извозчику.
– Виноват… – вдруг заговорил «граф», снова подходя к инженеру. – Вы, разумеется, ошиблись.
– В чем?
– Это не канарейка, а синенькая15… Возьмите назад, чтобы после не раскаиваться, – иронически вымолвил «граф», протягивая инженеру бумажку.
– Я не ошибся… Я и хотел одолжить вам именно пять рублей! – необыкновенно мягко и ласково ответил инженер, не без удивления посматривая на этого странного субъекта.
– Ника, едем! – торопила дама.
– До свидания! – крикнул инженер…
– Мое почтение!
«Граф» приподнял шляпу и несколько мгновений смотрел вслед удаляющемуся экипажу удивленными глазами.
– Верно, он очень счастлив сегодня, – прошептал он, трогаясь с места.
Ввиду такого неожиданного благополучия «граф» считал вправе позволить себе редкую роскошь – пообедать как следует, в трактире, а не в закусочной, и даже выпить полбутылки крымского бордо. Спасибо легкомысленному инженеру!
Глава 9
Его превосходительство Константин Иванович Опольев уже сидел за письменным столом в своем внушительном кабинете, гладко выбритый, свежий и хорошо сохранившийся, несмотря на свои пятьдесят два года и многочисленные занятия, в щегольски сшитом утреннем костюме, и прилежно занимался, обложенный делами в синих папках, с большим красным карандашом в красивой холеной руке с большими крепкими ногтями, – когда в дверях кабинета показался его камердинер Егор с письмом на маленьком серебряном подносе.
Неслышно ступая в своих мягких башмаках, Егор приблизился к столу и положил на его край письмо «графа».
Опольев поднял лицо, красивое, смуглое, серьезное лицо, окаймленное такими же вьющимися и поседевшими черными волосами, как у младшего брата, с большими темными глазами, над которыми красивыми дугами темнели густые брови, сходившиеся у переносицы.
– Письмо вашему превосходительству!
– Хорошо! – промолвил Опольев низковатым приятным голосом и, взяв в руки письмо, не спеша и аккуратно взрезал конверт ножом слоновой кости.
Брезгливая улыбка слегка искривила его губы, когда он читал письмо брата. Он отложил письмо, пожал плечами и снова принялся за работу.
Однако минуту спустя его превосходительство подавил пуговку электрического звонка и, когда явился Егор, спросил:
– Кто принес это письмо?
– Не могу знать. Швейцар подал.
– Узнайте.
Егор скоро вернулся и доложил, что письмо подал какой-то очень скверно одетый господин и…
Камердинер, видимо, затруднялся продолжать.
– И что же?..
– Он назвался…
– Ну, говорите же, кем он назвался? – нетерпеливо допрашивал Опольев.
– Дальним родственником вашего превосходительства, – словно бы извиняясь, что обязан передать такое неправдоподобное известие, проговорил Егор и даже позволил себе улыбнуться.
«По крайней мере имел стыд не назваться братом!» – облегченно подумал его превосходительство. И сказал:
– Позовите сюда швейцара.
Когда швейцар явился, Опольев тихим, ровным и спокойным тоном, каким всегда говорил с прислугой, произнес:
– Если господин, который принес утром письмо, придет еще когда-нибудь, не принимайте от него писем и никогда не пускайте его. Поняли?
– Понял, ваше превосходительство.
– Можете идти.
Швейцар повернулся почти по-военному и исчез.
Его превосходительство вновь принялся за работу.
Часа через полтора он поднялся с кресла, слегка потянулся, расправил свою уставшую спину и, взяв со стола письмо, легкой, молодцеватой походкой, чуть-чуть покачиваясь, прошел через ряд комнат в столовую.
Там за чайным столом сидела жена Опольева, полноватая, довольно красивая еще блондинка, в кольцах на пухлых белых руках, с пышным бюстом и туго перетянутой талией. Рядом с ней была молоденькая девушка в черном шерстяном платье, свежая худенькая брюнетка с одним из тех лиц, которые не столько красивы, сколько привлекательны. Особенно выделялись на нем большие темно-серые глаза, опушенные длинными ресницами, ясные, детски-доверчивые и в то же время будто пугливые.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
14
Шабли,́ максоте́н – сорта французских вин; стильто́н, рокфо́р – острые пахучие сыры.
15
Просторечные названия бумажных денег: канаре́йка – бумажка рублевого достоинства, называлась так по своему желтому цвету; си́ненькая – пять рублей.