Ветеринары

- Особенный пони? Бойфренд? Парень… Жеребец, то есть?

- Э-э-э… Не совсем. Жеребец – это когда пони только целуются и обнимаются. А у них – особенные пони.

Я не старался понять, что это значит. Всегда тяжело разбираться в двух вещах – в своих переживаниях и в культуре чужих рас.

- А у тебя есть этот пони… Особенный?

- А разве похоже на то, что у меня есть особенный пони? – спросила Флаттершай и нужно заметить, что это был первый раз, когда в разговоре со мной её голос не дрогнул. – Нет. Я единственная на корабле, у кого никогда не было даже жеребца.

Закончив промывать её копыта, я принялся очищать их от нароста. Работа была монотонной, но зато Флаттершай всё больше и больше расковывалась.

- Я всегда любила животных больше, чем пони. Жеребцы слишком… Разнообразны. Городские, они… Надменны, что ли. Деревенские, рабочие пони – слишком простоваты. От одних воняет… Пахнет, то есть. Другие наоборот, так благоухают, как будто бы не с пони разговариваешь, а с цветочной поляной. Одни грубы, другие разговаривают как кобылки, третьи… Да что и говорить!

Она сердито дёрнулась, из-за чего я едва не съездил пилочкой по собственным пальцам.

- Неужели ты никогда не любила жеребца?

- Как это не любила? Любила. Только он оказался не пони, а козлом настоящим…

Она замолчала, но ненадолго.

- А у тебя была особенная… Девушка?

Я вспомнил каштановые волосы и зелёные глаза. Они мелькнули каким-то бесформенным пятном и тут же исчезли.

- Девушка – была. Но не особенная.

Флаттершай слабо вздохнула и протянула мне другое копыто.

- А у меня и жеребца не было, - зачем-то повторила она.

Закончив работу над копытами, я протёр их и оставил пони лежать – копытам нужно было дать обсохнуть. Признаюсь, я уже жалел о том, что начал такой разговор – Флаттершай явно расстроилась. Она даже перевернулась на живот, положив голову на копыта и прикрыв глаза. Я присел рядом с ней и провёл рукой по её пёрышкам. Пони вздохнула и перевернулась на живот.

- Лучше здесь, - негромко сказала она. – И побыстрее, пожалуйста…

Я принялся чесать ей живот, отчего поняшка принялась негромко пофыркивать и подёргивать крыльями. Конечно же, какими бы умелыми не были твои копыта, они всё же остаются копытами. Шёрстка у пони и упругий животик оказались чрезвычайно приятными на ощупь, а мои пальцы её саму приводили её в восторг. Закончилось всё весёлым смехом пегаски.

- Всё-всё, хватит! – наконец сказала она.

Я стряхнул с рук жёлтую шёрстку.

- Мне это тоже удовольствие доставило. Ты очень мягкая.

- Знаешь, мне такого комплимента ещё никто не делал.

Она перевернулась на спину и положила свой хвост мне на колени.

- А ты можешь мне ещё здесь почесать? – поинтересовалась кобылка и кивнула на крылья. – Так основания крыльев иногда чешутся… А копытами не дотянешься.

- С удовольствием.

Флаттершай широко расправила крылья и прикрыла глаза. По-моему, она мною манипулирует.

- Может, тебя лучше погладить здесь? – спросил я и скользнул ладонью к её соскам, торчащим словно холмики из моря жёлтой травы. Пони испуганно отодвинулась.

- Н-н-н-не надо, - проговорила она, поджимая задние ноги и прикрываясь крылышками – точь-в-точь как испуганная птичка. – Просто крылья… Хорошо?

- Хорошо-хорошо. Ну же, Флатти, я же пошутил!

Она ещё немного помедлила, но в конце концов пододвинулась ко мне снова. Я показал ей ладони, чтобы она не подумала, что я опять задумал пошлость, и вернулся к почёсыванию её крылышек. Мышцы пони под моими пальцами оказались достаточно напряжены, но вскоре Флаттершай успокоилась и расслабилась, позволив мне перейти от простой чесотки к лёгкому массажу: я круговыми движениями растирал её мышцы, то слегка надавливая на них, то просто водя пальцами по поверхности кожи. Такие незамысловатые движения копыта были и вовсе недоступны, и потому привели Флаттершай в полный восторг.

- Пониже… Пониже… Ой! – только и говорила она. – Ой, как хорошо! А теперь чуть-чуть… Ой-ой-ой!

Внезапно Флаттершай, вырвавшись из моих рук, присела на кушетку и сложила подрагивающие крылышки. Впрочем, сложила не до конца – что-то как будто мешало пони прижать их к телу.

- Это что такое было? – неуверенно спросил я у неё. – Флаттершай?

- П-п-прости… Просто мне вдруг стало очень… Очень хорошо… Тебе, наверное, нужно уйти… Мне нужно одной побыть… Хорошо?

Я непонимающе посмотрел на неё. От моего взгляда не ускользнуло то, что пони опустила передние копытца и скрестила их между задних ног.

- Если что – я в своей каюте, - сконфуженно предупредил я. Поднявшись, зачем-то отряхнул руки и вышел, оставив пони одну.

По-видимому, у Флаттершай действительно никогда не было жеребца, раз уж одни только мои прикосновения смогли возбудить её.

*

Прошло ещё четыре дня полёта, ничем не осложнённых и почти непримечательных. За это время мы с Флатти стали видеться гораздо чаще. О прошедшем инциденте мы уже не вспоминали, я даже продолжал массажировать её животик, но почёсывания крыльев прекратил по её же пожеланию. Почему – я узнал у Эпплджек. По-моему, это была самая «опытная» кобыла на корабле в плане секса.

- Понимаешь, Коля, - начала она разговор, когда мы, сидя у неё в каюте, попивали чай на ромашковом настое. – У каждой пони есть своя особая эро-зона. Общие, они всем известны – это наша крупометка, или кьютимарка, или вот этот «рисунок-на-попе», - с этими словами она показала на изображения трёх яблок, лежащих в центре её крупа. Признаться, сначала я подумал, что эти рисунки – татуировки, но Флаттершай пояснила мне, что они также обычны для пони, как и цветастый окрас. – Соски, низ живота… Кроме этих зон каждый вид пони обладает ещё и своей особой зоной. У единорогов – рог, даже если его просто облизать, то уже можно вызвать у кобылы оргазм, а у жеребца нехеровый стояк. У пегасов особой зоной являются крылья, а точнее – их основание. Я-то не оч в этом разбираюсь, но кажется, там что-то связано с током крови.

- Спасибо за объяснение, - кивнул я, попивая чай. – А у земнопони какая особая зона?

Эпплджек фыркнула и вытянула переднюю ногу. Её копыто качнулось назад и вперёд, и я пододвинулся к пони.

- Кончики ушей, - шепнула она. – Особенно если у жеребца шершавый язычок, вроде как у фестрала… Только тс-с-с!

Ещё через день, после завтрака, состоящего из миски овсяной каши, чая (кофе для меня) и яблочного пирога, украшенного к тому же консервированными ягодами, я подошёл к двери Флаттершай и три раза негромко постучал.

- Входите! – раздался из-за двери её приятный голосок.

Я застал Флаттершай лежащей на кровати головой ко входу – так ей было удобнее смотреть в круглый иллюминатор, вмонтированный в противоположную стену.

- Привет, - сказала она.

- Привет-привет. Смотришь на звёзды?

- Да… Знаешь, с земли они кажутся совершенно иными.

- Вы их хотя бы видеть можете. С Земли сейчас звёздное небо не разглядеть – всё затянуто смогом.

- У вас плохая планета?

- У нас планета находится на стадии реприродонизации, - ответил я, присев рядом с пегасом. – Восстанавливаем разрушенное нашими предками. Но я не за этим пришёл.

Флаттершай вопросительно посмотрела на меня и скрестила копытца на груди.

- А зачем же?

Я провёл рукой по крупу пегаски, специально нажав посильнее на её рисунок – розовую бабочку. Флаттершай вздрогнула, однако я не остановился, а принялся ласкать её круп её быстрее и надавливать на «кьютимарку» ещё сильнее.

- Это… Это зачем? – проговорила пони.

- На Земле это могло бы считаться зоофилией, - сказал я, уходя от прямого ответа. – Поэтому никому ни слова.

Округлые глаза Флаттершай кажется, стали ещё больше. Она что-то пискнула, но я уже подлез руками под её крылья и стал ерошить пёрышки. Сопротивление пони исчезло – расслабленно выдохнув, она смиренно расправила свои крылышки и подставила их моим рукам. Я расчёсывал их, массажировал и чувствовал, как те помимо воли пегаски расправляются всё больше и больше. Ни о чём больше не думая, я прилёг на пони и поцеловал её в щёчку, одновременно поглаживая её грудку – на это пегаска ответила язычком, лизнув меня в нос.