Невеста для дофина

Тихонечко пристроилась к девичьей толпе, когда заметила горько плачущую Жаклин. Баронесса сидела на лавочке, обхватив себя руками, и казалась такой маленькой и беззащитной, что невольно хотелось ее обнять. Плечи девушки часто-часто вздрагивали, и все это весьма походило на приступ истерики.

Столпившиеся вокруг девочки, как могли, утешали бедняжку, гладя по рукам и голове, отчего Жаклин заходилась еще сильнее. Что же произошло? Взволнованно поискала глазами хоть одну вменяемую и, не найдя, подошла к лавочке.

— Что же ты так, Лина! Это же не приговор.

— Он же… он… сказал, что я склонна… к патологическому вранью, — захлебываясь слезами, выдала Жаклин. — А я же не хотела… я думала пофлиртовать, очаровать…

Я плохо ее понимала. Видимо, она плакала уже давно, и у нее порядком забился и распух нос.

— Ее завалили, — шепотом поведала мне стоящая справа от меня Полин. — Тот, который старший.

Ахнула. Неужели из-за простого флирта этот «старик» может так жестоко поступить с Жаклин? Это же позор! Хотя, конечно, баронесса достаточно красива. Но вот так… выбыть еще до приезда дофина. Это же… да я даже представить не могу, насколько это ужасно. Как она теперь замуж выйдет? С таким-то пятном на репутации. Нет, нет, даже «старик» не мог так жестоко обойтись с шестнадцатилетней девушкой. Ведь к вечеру об этом будет знать вся академия. А еще через пару дней весь Ланген.

— А как ты сама? — спохватилась Полин. — У лекаря очень страшно было?

— Нет, не страшно. — Я отмахнулась от уже раскрывших рот девочек, у которых даже глаза заблестели от осознания, что я прошла целительский отбор. — Жаклин, я считаю, что тебе стоит поговорить с месье менталистом еще раз, после того как пройдут все девочки. Возможно, он отменит свое решение.

— Но… он же сказал, я склонна к вранью. — Девушка зарыдала еще сильнее, уткнув лицо в ладони. — А я и не врала почти. Только самую малость, чтобы расположить к себе.

Подошла вплотную к баронессе. Не понимаю, чего церемонятся наши целительницы. У Жаклин настоящая истерика, и ее нужно прекратить, а не потакать ее слабостям. Не знаю уж, конечно, как бы я плакала, окажись на ее месте, но это надо заканчивать.

Решительно взяла ее за руки и развела их в стороны.

— Жаклин, послушай. Если он обвинил тебя во вранье, будь честной с ним. И прекрати плакать. От этого только нос краснеет, а уж такой расплывшейся «красавицей» ты месье менталисту точно не понравишься.

Жаклин вопреки моим советам разревелась еще сильнее и горше. Девочки разом зашикали на меня и замахали руками.

— Ты проста, как тисовое дерево, в честь которого тебя назвали, Эвон! — разозлилась внезапно Луиза, отталкивая меня от плачущей Жаклин. — Ей сейчас и так тяжко, а ты говоришь гадости.

— Я? Неправда! Я хочу помочь.

— Иди лучше, вставай в очередь. — Полин подтолкнула меня под локоть. — Не всем легко быть честными, как ты, Эвон.

Отошла от девушек и надулась. Как будто для честности нужны особые усилия. И да! Я тоже не такая уж честная, какой пытаются меня выставить подруги. Скажем так, я недоговариваю. Но ведь этого никто не запрещает?

Однокурсницы после моей тирады около плачущей Жаклин странно косились в мою сторону. Будто бы это я довела баронессу до слез, а не мерзкий «старик»-менталист. И вообще, если задуматься, мы соперницы. И теперь у меня стало на одну меньше. Правда, чувство удовлетворения от осознания этого факта не появилось, было безумно жалко Жаклин. Ведь ее приданое может быть хоть в сотню тысяч тарэ, кто ее возьмет? Конечно, нам учиться еще полтора года, может, забудется?

— Следующий!

Я вздрогнула от грозного возгласа. Видимо, в одну из комнат никто так и не зашел, отвлеклись на рыдающую баронессу. И теперь один из менталистов, раздраженный нашей медлительностью, был зол. Ох, не повезет сейчас кому-то! Огляделась по сторонам, стараясь понять, чья же сейчас очередь. Как и на экзаменах, наиболее неуверенные девочки топтались у дверей, не решаясь зайти. Небольшая группа все еще успокаивала Жаклин и никак не желала отвлекаться от утешения девушки.

Не повезло, собственно, мне. Потому что один из пажей, дежурящий около дверей, подхватив меня под локоток, толкнул к дверям.

— Чего стоишь? Пош-ш-шла!

Это был тот самый паж, который за вторым завтраком сидел напротив меня и предлагал набрать волшебного клевера для месье Поля. Запомнил-таки, га-а-ад! И отомстил. Деваться-то некуда: дверь открыта, а я уже на пороге кабинета. Потому, высвободив руку, гордо подняла подбородок и вошла. Я же виконтесса. Сама войду.

Но едва за мной закрылась дверь, как я растерялась. В маленькой классной комнате на десять парт сидел тот самый «старик», что довел Жаклин. Прямо напротив центральной парты. Что-то черкал на листе бумаги и явно злился.

Черный плащ, кинутый небрежно, лежал на соседнем стуле, а ворот рубашки был бесстыже распахнут. Ничего себе вольности! И даже классной дамы нет. А если этот «старик» позволит себе… лишнего? Мысленно дала себе подзатыльник. Мужчина сидел явно без закрывающего амулета, а потому наверняка если не читал мысли, то как минимум чувствовал эмоции.

Менталист поднял голову и с интересом на меня посмотрел. Тут же расплылся в гаденькой улыбке. Почему он так улыбается именно мне?

— А! Мадемуазель Эвон! Присаживайтесь.

Если он и Жаклин так улыбался, то понятно, отчего она всеми силами хотела ему понравиться. Баронесса, конечно, врушка, но безобидная и спокойная. Не понимаю, зачем этому «ворону» губить ее репутацию и шансы на успешный брак, пусть даже не с дофином. Разве плохо для женщины немного приукрашивать происходящее?

— Вы меня осуждаете за эту девочку, как ее… — Мужчина мельком глянул на лист, лежащий на столе. — Жаклин. Ну же, не молчите.

А я молчала. Глядела во все глаза на менталиста и не произносила ни звука. Страха у меня не было. Не знаю уж почему. Ну, выгонит он меня сейчас, и что? У меня и так шансов немного для выгодной партии. Я вполне могу выйти замуж и за барона. Да просто дворянина с деньгами. Даже без магии. Да, своим детям я испорчу жизнь, но брату помогу и «Гнездо» сохраню. Ну, живут же без дара? Живут. И не факт, что у моих детей дара не будет.

— Отвечайте!

Вздрогнула. И зачем было так кричать?

— Да, безусловно, — весьма честно ответила я.

Быть честной легко. У меня вот голова отключается, и я несу все, что думаю. Потом, правда, ужасаюсь и судорожно ищу способы исправить ситуацию, но в целом… Дедушка говорит, что моя импульсивность — явление временное, ведь, в сущности, мы еще дети в шестнадцать.

— Почему? — Маг удивленно вскинул брови, но я не поняла, к чему относился вопрос. То ли «ворон» допытывался, осуждаю ли я его, то ли удивился факту честного ответа.

— В натуре женщины кокетничать и добиваться внимания маленькими уступками или ложью. Не верю, месье, что дамы при дворе иные.

— Я попросил отвечать ее предельно честно.

— Жаклин вас просто испугалась. — Я пожала плечами. Ведь менталист должен был чувствовать эмоции, неужели он не ощущал страха баронессы?

— Потому на простой вопрос, нравлюсь ли я ей, ответила да?

— Естественно! — воскликнула, удивленно уставившись на мужчину. — А что, она могла ответить иначе?

— А вам, мадемуазель Эвон?

— Что мне?

— Не старайтесь казаться большей дурочкой, чем вы есть! Вам я нравлюсь?

— Мне? Нет, — покачала головой.

— Почему?

— Вы старше меня лет на двадцать. Вы обидели Жаклин. Вы спровоцировали пажей за завтраком. И вообще мы вам все не нравимся. Если вы недолюбливаете нас, за что мы должны любить вас?

— Я спровоцировал пажей? — Менталист с интересом на меня уставился. — А вы любопытная особа, мадемуазель Эвон!

— Какая есть, — пожала плечами, начиная чувствовать почти эйфорию оттого, что мужчина разговаривает со мной едва ли не на равных.

— Вы хотите замуж, мадемуазель Эвон?

— Хочу, — кивнула, сцепляя руки на коленях в замочек.