Страница 32 из 82
После паузы он сказал:
— Иногда.
— Кокаин? — так же инстинктивно продолжал я допрос.
— Откуда вы…
— Просто предположил, богемное снадобье, артистическое, еще декаденты баловались. — Я помолчал; меньше всего меня занимали тайные пристрастия этого извращенца, но совпадения настораживают… на «почве искусства», так сказать. — Вы Василевича хорошо знаете?
— Нет… почти нет. А что?
— Просто услыхал от одного мальчика, что он спонсоров для «Египетских ночей» ищет… А что?
— Мальчик тоже кокаинист?
— Замолчите!
— Зачем вам это?
Он ответил сразу, убежденно:
— Из отвращения.
— К кому, к чему?
— К себе. Не приходилось испытывать подобное чувство?
Я поразился: ишь ты, Карлыч сложная какая личность!
— До степени саморазрушения… нет, не приходилось.
Он спросил, не поднимая глаз:
— Там у Любавских за городом, я слышал, какая-то юродивая живет, да?
— Никакая она не… а от кого вы слышали?
— Кто-то сказал… не помню, столько народу каждый день вижу.
— Зачем она вам нужна?
— Ни за чем… так, интересно.
— Меня не оставляет ощущение, Виктор, что вы кого-то боитесь.
— Просто задумался.
И я задумался — пусть насекомое покружит вокруг зажженного мною (нет, не мною — кем?) огонька страха и возбуждения… Зримая ассоциация, навеянная жирной мухой, лениво летающей над высокой вазочкой с бумажными салфетками. Машинально я взял одну и своим «паркером» принялся, вспоминая, набрасывать рисунок того самого насекомого. Продолговатый овал, округлые задние лапки расположены далеко друг от друга, на спинке полоски в виде буквы «Т»…
— Вам это ничего не напоминает?
Я протянул салфетку, он схватил, вгляделся.
— Жучок какой-то… — протянул вопросительно. — А что?
— Это загадочное насекомое изображено на одной записке… — начал я, но Карлыч вновь отключился («ломка» у него, что ли?), глядя куда-то, словно сквозь меня.
Я обернулся: за столиком у входа в ночной зал (полукружья арок еще задернуты малиновыми портьерами) усаживались два деловых джентльмена в стальных «тройках» и сценарист Василевич в излюбленном серебристом костюме; все с дымящимися сигарами. И пронзило меня ощущение, будто нахожусь я в мире враждебном, где куда ни ткнись — опасность, жуть, тайна. Такая уж атмосферка в «Артистико»-«Мефистико».
— Мне пора, — пробормотал киноактер, — у меня встреча.
Энергичную длань почувствовал я на своем левом плече, машинально стряхнул, повернул голову: Вольнов с двумя банками апельсинового сока — здоровый, свежий, благоухающий беззаботной глупой улыбкой.
— Гуддэй! Не помешаю?
Я даже не успел ответить «присоединяйтесь» — мимо пролетел бледным призраком Гофман… Ладно, попозже с ним разберусь.
— Куда это придурка так шустро отнесло? — поинтересовался Вольнов, присаживаясь. — Сочку не хотите?
— Нет, спасибо.
— А у нас тут встреча с кой-какими деятелями. Гляжу — сыщик. — Он бурно утолил жажду, схватил салфетку. — Что это?
— Как вы думаете?
— Может, скорпион?
— Может, и скорпион, не знаю.
— А в чем дело?
— Это насекомое нарисовала Виктория на листке с таинственным текстом — «приди ко мне тот, кто под землей», — который вдруг исчез.
Борис слушал зачарованно, как ребенок сказку.
— Текст исчез?
— Листок. Из квартиры на Плющихе. Но я запомнил изображение. Понимаете, какое теперь значение приобретает этот самый жучок?
— Какое?
Нет, все-таки с дураками дело иметь — упаришься.
— Преступник рисковал из-за рисунка, текст запомнить легко.
— Значит, убийство произошло все-таки в Москве?
— В Молчановке видели убитую Викторию.
— Ни фига себе! — Борис опрокинул в рот вторую жестянку. — А кто видел?
Я многозначительно промолчал.
— Понятно, — он кивнул, — нельзя разглашать. А где?
— В гараже.
— Так вы нашли мертвых?
— Теперь это дело времени.
— Непонятно.
К столику подскочил Жорж, сунул мне кассету, шепнул: «Свою жертвую, себе позже перепишу», — и пронесся к стойке.
— Что это? — Борис кивнул на кассету.
— Запись шоу «Мефисто». Вы уже видели?
Киноактер совершенно по-детски надулся, вспомнив свежую обиду, но мигом сумел справиться — засмеялся, подмигнул.
— Рита покажет, похвастается. — Лицо его просияло ясной, нежной улыбкой. — Наслушался я вашу Танюшу и решил обвенчаться.
Я с трудом переключился с сумасшедшего следствия на события нормальные, с нормальными людьми происходящие.
— Имейте в виду — это навсегда, навечно.
— А я так и хочу!
— Когда же?
— Надеюсь, завтра.
— Пятница — день тяжелый.
— А с понедельника, говорят, Петровский пост, не венчают. Она не знает еще, сюрприз. О! — отвлекся Боб. — Продюсеры удаляются, необходимо откланяться.
За стеклянной завесой возле шикарного лимузина сосредоточенно докуривала сигары респектабельная тройка; сценарист, казалось, смотрел мне прямо в глаза с усмешкой. Я поднялся вслед за Вольновым, прихватив салфетку с непостижимым жучком.
27
— Какое-то насекомое… майский жук?.. не разбираюсь. — Василевич вернул мне салфетку. — А в чем, собственно, загвоздка?
— Только вы один знали… — Я запнулся: Танюша с Савельичем тоже знают, но они вне подозрений! — Знали о найденной в квартире на Плющихе записке с «магическим» текстом.
— Узнал от вас, ну и что?
—: Кроме заклинания, на листке был воспроизведен вот такой рисунок.
Он пожал плечами.
— Существуют насекомые, живущие под землей?
— Возможно. А «загвоздка» в том, что записку украли.
— Серьезно? — Сценарист развернулся ко мне серебристым окунем; мы сидели в его машине, как вчера: он за рулем, я позади. — Вы намекаете, будто я украл? Делать мне больше нечего!
— Мне до сих пор неясна ваша роль в этой чудовищной истории.
— Не роль чудовища — всего лишь статиста, случайно выбранного режиссером в тот вечер — шестого июня.
— Случайно ли?.. Я уже говорил вам, что в клубе было полно ее знакомых.
— В том числе и вы.
— Хорошо, не будем переливать из пустого в порожнее.
— Согласен. Загадка насекомого — это не скорпиончик, случаем? — интереснее.
— Может, и скорпион. Мне он запомнился как паук, но когда восстановил изображение в деталях… нет, не то.
— Не то. Кажется, вы упоминали, что текст написан рукой Виктории Павловны.
— По словам мужа — да.
— Поверим на слово. Значит, дело не в почерке… «Приди ко мне тот, кто под землей» — врезается в память. Если листок действительно украли, то из-за рисунка, так? То есть пресловутый жучок способен каким-то непонятным образом вывести на след убийцы.
С умным человеком беседовать не в пример приятнее, но, наверное, и опаснее. После паузы раздумья разумный логик («прагматик» — так он себя назвал? станет ли прагматик разрушать свой мозг кокаином и коллекционировать женщин — занятия пустейшие, но погибельные?), логик продолжил:
— С другой стороны, и рисунок восстановить несложно — вы же восстановили.
— У меня очень приличная профессиональная память на детали, вот эти лапки, полоски… Преступник мог об этом не знать.
— Если эти детали так важны, то почему он не забрал записку сразу, вместе с ковром?
— Забрал! Как она очутилась в прихожей? Обронил — это очевидно.
— Небрежность, вызывающая сомнение в важности улики.
— О нет! Ради нее он пошел на вторую кражу. Чисто зрительно мне представляется, что листок выпал из книги.
— Из книги о насекомых?
— О черной магии. «Приди ко мне…»
— Ой, не надо! — Сценарист иронически поморщился. — Правда, нынче нас великий наплыв магов-шарлатанов, но речь-то идет о реальном конкретном преступлении.
— Режиссер Любавская также занималась делом конкретным — подготовкой к экранизации «Египетских ночей».
Лев-Васька удивился, взволновался.
— Вы проводите связь…