Страница 30 из 70
Она заползла на животе под кровать, обыскала углы, а потом, хоть ей было противно, сунула руки под матрас и проверила кровать, стараясь не замечать мертвый вес отца над собой.
Ничего. Если он и подписал бумаги о Мэле. то уже отправил в Истевар.
Печаль встала и посмотрела на отца. Она знала правила горя, знала, что должна плакать. Он бы потребовал, если бы мог. Сунул бы трубку ей в руку и настоял бы страдать по нему. Она вспомнила прошлую ночь, последним, что он сказал ей, было: «Теперь тут Мэл». Она желала ему смерти. Она не была серьезна. Не совсем. Но теперь это сбылось. Во второй раз ее желания стали жуткой правдой.
Печаль быстро оглядела комнату и позволила занавескам упасть на место.
Шарон, Веспус и Мэл были в коридоре, и все повернулись в ней, когда она вышла из комнаты Харуна.
— Вы в порядке? — спросил Шарон.
— Да, — она взглянула на отца в последний раз, замерев на пороге. Он уже, казалось, высыхал, в комнате уже пахло гнилью, он не замечала это, пока не открыла дверь, впустив в комнату свежий воздух. — Думаю, придется вскоре переместить его. Там становится жарко.
Шарон сжал губы и кивнул.
— В подвале есть холодные комнаты. Мы перенесем его туда.
— Могу я тоже увидеть его? — сказал Мэл с болью в голосе. — Я хочу попрощаться, — Печаль кивнула, и он прошел мимо нее и закрылся с телом Харуна. Печаль поймала взгляд Веспуса.
И сжалась.
Жестокость была в его сиреневых глазах и изгибе губ, что не вязалось с ситуацией.
— Мои соболезнования, — сказал он, нужные слова, но не тот тон. — Потерять родителей с разницей в восемнадцать лет в один день. Какая трагедия.
Он склонил голову, резко поднял взгляд, будто что-то вспомнил. Это было так наигранно, что Печаль знала, что он делал это намеренно, и что за этим последует:
— Если меня не подводит память, у вас сегодня день рождения. Ужасно. Какие шансы? У вас теперь хоть есть брат.
Печаль не стала его дослушивать.
— Да, — сказала она и прошла мимо него, ее ноги дрожали, несмотря на легкость тона. — Так что пожалеете Мэла. У него есть только я, — она едва слышала шипение колес Шарона за собой, ее сердце колотилось громче.
Она знала, что Веспус смотрит на нее, и была рада, когда завернула за угол, уйдя с его поля зрения. Она пошла по дворцу, пока не попала в комнату.
Шарон закрыл за собой дверь, и Печаль принялась расхаживать.
— Я не смогла найти бумаги, но думаю, что вместе с указом о Ламентии он подписал и заявление, что узнал в Мэле сына. И тогда Мэл — очевидный кандидат на место канцлера. И это на руку Веспусу.
Шарон согласно кивнул.
— Думаете… они могли убить моего отца? Раз бумаги подписаны, он не был им нужен…
Шарон задумался, а ответил осторожным тоном:
— Не знаю. И мы не сможем доказать, учитывая, как твой отец умер. Мне не нравится, что мальчик был в когтях Веспуса два года, и теперь он возник, когда мы хотели сместить Харуна. Мне не нравится, что Харун умер через часы после объявления Мэла своим сыном. Это все слишком странно для совпадения. Но твой отец был зависимым. Мы не сможем доказать, что он не убивал себя случайно. Мы даже не знаем, откуда у него Ламентия.
Печаль замерла, выдвинула стул и села, чтобы видеть его глаза.
— И… что делать? Когда Мэл сказал, что будет на выборах… Самад и Каспира точно поддержат его, а не меня. И Бальтазар. Если Бейрам, Тува и Иррис будут за меня, будет ничья, и вам придется решать, кто будет в бюллетени.
Шарон сделал паузу.
— Нет. Вы оба там будете.
Кожу на руках Печали покалывало.
— Никогда еще не было больше одного имени.
— Никогда не было двух кандидатов, готовых состязаться. И пока мы не можем доказать, что он не полнокровный кандидат, он может бороться. Я не могу остановить его. Правила ясны. И Веспус будет бороться, чтобы его признали, запомни мои слова. Ты будешь бороться с ним.
Печаль сглотнула. Два кандидата. Девушка в восемнадцать. И незнакомец, словно из Риллы, а не Раннона. Одна не по своей воле, а другой может оказаться самозванцем.
Были бы доказательства, что он не Мэл Вентаксис.
В гостинице был момент, когда она ощутила искру… чего-то. Когда хотела верить, что метка, одежда и портрет — точные доказательства. Но то было эгоистично, она это знала. Портреты могли нарисовать под него, а не как выглядел бы настоящий Мэл. Одежду делали рилляне, так что Веспус мог подкупить или пригрозить создателю, чтобы сделали еще один костюмчик. А метка могла быть татуировкой, в других королевствах они встречались. Не было неоспоримого доказательства.
Она была почти уверена, что он — не Мэл. Но этого было мало. Как и уверенности Шарона, что он не может быть Мэлом. Харун назвал его Мэлом, и опровергнуть слова можно было, только объявив, что Харун два года принимал вещество, что убило его.
Йеденват будет развален. И она будет раздавлена.
Шарон посмотрел на нее.
— Ты говорила, что не хочешь быть канцлером. Что не готова. Это может быть твой единственный шанс сбежать, если хочешь. И он займет твое место.
Это было близко к словам Расмуса: «если это твой брат, у тебя есть выбор». Это могло означать свободу. Она побывала бы в землях, о которых мечтала: в Сварте, Скаэ, Рилле. Она могла неспешно решить, кем была, чего хотела. Может, даже попробовать снова с Расмусом, дать ему шанс, что он хотел. На миг она задумалась об этом…
И так Веспус останется у власти в Ранноне, а самозванец будет его рупором.
Веспус так хотел власть из-за земли Раннона, он не отступил со временем. Он хотел, чтобы была война, чтобы закрепить ее. Ему было плевать на обычаи и народ Раннона.
На сам Раннон. Она видела людей два дня назад. Сломленные, без надежды. Веспус не будет им помогать. Он бесстрастно смотрел, как стражи порядка били толпу. Он не будет ими править, он использует их для власти, чтобы убрать людей с земли, что так хотел.
Она могла получить свободу, но ценой Раннона. Шарон. Иррис, Бейрам, Тува. Они будут страдать. И народ… Она подумала, как бабушка старалась, смягчая пыл приказов сына. А Иррис оставила свои мечты и старалась помогать, когда была нужна.
И, как Иррис, только она могла выступить сейчас. Только она могла остановить Мэла и Веспуса. Она, больше некому.
Печаль прошла к окну и раздвинула шторы. Шарон не открывал их, как вице-канцлер. Его комната была с другим видом, она узнала пруд, у которого они с Иррис вчера сидели.
День был красивым, а она не знала, потому что шторы были сдвинуты.
Она вспомнила их с Иррис планы, что они придумывали, лежа на полу ее спальни. Казалось, то было очень давно. Рост, искусство и надежда на бумаге. Связи, что она хотела сделать с Меридеей, Скаэ и Свартой. Возвращение красок, музыки и цветов. Земля с открытыми окнами и детским смехом. Где люди были в университетах и гильдиях, строили надежды и мечты. Раннон, о котором она слышала истории.
Пора открыть окна. Пора вернуть мир.
Она раздвинула шторы и открыла окно, заполняя комнату пением птиц, а потом прошла к Шарону, следящему за ней.
— Раннон не выдержит другого канцлера, как твой отец, — сказал он. — Знаю, нельзя говорить плохо о мертвых, но это правда.
— Я не такая, как мой отец, — сказала Печаль. — Я не слаба. Нам нужно доказать, что Мэл не тот, кем притворяется. Но я все равно выступлю против него. Потому что я — Вентаксис. И я буду сто пятым канцлером Раннона.
Вице-канцлер протянул руку, и Печаль пожала ее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Верно, гоблины страшны?
Нам их фрукты не нужны:
Что там пьют кривые корни
В их саду из глубины?»
— Кристина Россетти, «Базар гоблинов»
18
Лувиан Фэн
— Черт, — бушевала Печаль с утренней газетой, испугав девушку, что подавала ей чай. — Прости, — пробормотала она, дождалась, пока служанка уйдет, и продолжила. — Он снова сделал это.