Государство Печали (ЛП)

Дверь открылась снова, ее сердце дрогнуло, но забилось при виде Шарона, его колеса тихо катились по полу, он был одет, несмотря на время. Давно он был там?

— Я просто… — начала Печаль и замолчала, когда он посмотрел за нее на наполовину прикрытый портрет Мэла.

Шарон без слов проехал в комнату, склонил голову набок и смотрел на картину.

— Жутко, — сказал он, — как мальчик похож на это.

Печаль смогла лишь кивнуть.

— Что ты наделала? — Шарон перевел взгляд с картины на Печаль. — Я тебя слышал. Вас обоих слышал.

Кровь Печали похолодела.

— Шарон…

— Ты врала мне. В лицо, — слова были ледяными, острыми, как ножи. — Как можно быть такой глупой?

— Мы не думали ничего такого…

— Как давно это продолжалось?

Печаль ответила не сразу.

— Восемнадцать месяцев, — сказала она.

— И ты была с ним в постели, Печаль? Ради Граций, тебе семнадцать.

— Значит, я уже могу быть заменой канцлера, но не заниматься сексом? — гнев Печали вспыхнул, и она повернулась к вице-канцлеру. — Но, конечно, Йеденват будет править, пока мне не исполнится двадцать один. Мне достаточно лет, чтобы быть вашей марионеткой, но не любить.

Бронзовая кожа Шарона посерела, Печаль ощутила раскаяние.

— Я не хотела, — тут же сказала она. — Беру свои слова обратно. Простите.

Шарон не отвечал, и Печаль опустилась на колени и заглянула ему в глаза.

— Простите, — еще раз сказала она.

Он обхватил ее ладонь.

— Печаль… — он покачал головой. — Это измена, — тихо сказал он. — Не ваша… симпатия. Но то, что вы сделали, измена в глазах стран. Смертный приговор в Рилле. Пожизненное заточение здесь, как минимум, — он сделал паузу. — Ты понимаешь, в каком я положении из-за тебя?

Печаль опустила голову.

— Я — вице-канцлер Раннона. Моя работа — придерживаться всех наших законов, вести Йеденват и советовать канцлеру. Моя работа — быть бесстрастным, действовать на благо Раннона. Превыше всего. Превыше всех.

Кости в ее ногах стали водой, она сидела на коленях, ладонь выскользнула из хватки Шарона.

— Но все кончено. Мы поклялись, что покончим с этим, когда я стану канцлером, — она слышала, что ее голос становился все пронзительнее. — Прошу, не наказывайте его. Я уже его сильно ранила. Нет вреда. Никто не знает. И не узнает. Шарон, все кончено. Вы сами слышали. Он и близко ко мне не подойдет, — слова терзали грудь ножом, грозили пролиться свежие слезы. Глаза Печали были большими, молили, пока она смотрела в глаза вице-канцлера.

— Я любил тебя как дочь, — сказал Шарон. — Себе во вред, похоже. Я не буду вас арестовывать. Обоих. Если страна узнает, что дочь канцлера была с племянником королевы Риллы, это будет последней каплей. — Он замолчал. — Расмус уйдет. Немедленно. В Риллу, и вы не будете больше ни говорить, ни писать друг другу.

Он прижал ладонь к ее щеке.

— Я должен был заметить, — сказал он. — Иррис знает?

— Нет, — она соврала мгновенно. — Нет. Она была бы в ярости. Она бы вам сказала.

— Это уже что-то. И я не думаю, что ей нужно говорить. Никому не нужно. Это останется между нами. Я отошлю его, и все будет закончено. После этой ночи мы больше не будем говорить об этом, и мы будем вести себя, будто этого не произошло. Отдохни, — Шарон убрал руку от ее лица, опустил на колесо и резко развернулся. — Завтра будет долгий и тяжелый день, ты должна быть готова к нему.

Печаль кивнула, провожая его взглядом.

— Накрой картину, когда будешь уходить, — сказал он с порога. — Она понадобится завтра. О, и, Печаль? — он оставался спиной к ней. — Там… ты же не с ребенком?

— Нет, — ответила она, кожа лица и груди пылала. — Мы были осторожны.

Он молчал, Печаль ощущала, что он скажет что-то ее. Но он кивнул и уехал.

Она накрыла картину и медленно пошла к Крылу королька. Ноги были свинцовыми, сердце — камнем в груди.

Она добралась до комнаты, взгляд упал на открытые двери балкона, занавески покачивались. Она пересекла комнату, закрыла двери, закрылась от звезд, холодного ночного воздуха и шанса на жизнь, которая ей не светила.

Она проснулась от прохладной руки на лбу, открыла глаза и увидела над собой Иррис Дэй. Было все еще темно, Печали казалось, что она проспала чуть больше часа.

— Твой отец здесь, — тихо сказала Иррис.

Печаль попыталась сесть, протирая глаза.

— Который час?

— Чуть больше четырех.

Печаль была права — она упала в кровать в три. Ее голова была туманной, она потянулась, дрожа от предрассветной прохлады.

— Расмус ушел.

Она проснулась, повернула голову и встретила тревожный взгляд Иррис.

— Ты не знала? — Иррис прочитала лицо подруги.

Печаль медленно кивнула.

— Я знала, что он собирался. Твой отец услышал нас, как мы ссорились прошлой ночью. Насчет того, что я стану канцлером. Он понял, что мы были…

Иррис села на кровать рядом с Печалью, ее рот был раскрыт.

— Он не будет наказывать, — продолжила Печаль, удивляясь тому, как спокойно звучала. — Никому не скажет. Но Расмус изгнан, и я его больше не увижу, — в конце ее голос дрогнул.

Иррис молчала, нежно потирала кругами руку Печали.

— Я сказала ему, что ты не знала, — сказала Печаль. — Ты в безопасности.

— Плевать на это, — пылко ответила Иррис. — Я переживаю за тебя.

Печаль прильнула к подруге.

— Я его ранила, Ирри. Он сказал, что я не впускала его. И он был прав, — Печаль замолчала.

Иррис прижалась лбом к плечу Печали.

— О, Печаль, мне так жаль.

Горло Печали сжалось, она просила себя не плакать. Разве она имела право расстраиваться из-за всего, что сделала? Ей нужно было вести себя честно с самого начала, когда он начал намекать на будущее. Она не должна была спать с ним прошлой ночью, нужно было сказать о решении. Она вела себя как отец, прятала голову в песке, игнорируя важное. Это была ее вина.

Она прижала ладони к глазам, зажмурилась, и слезы отступили. Убедившись, что они ушли, она кашлянула.

— Хватит. Нужно разобраться с Мэлом. Где мой отец?

Иррис выпрямилась.

— Переодевается у себя. И… Харун знает.

— Знает? — Печаль уставилась на Иррис. — О Мэле? Как? Я хотела рассказать ему.

— Он прибыл с Бальтазаром. И Самад сказал Бальтазару, а тот, видимо, передал твоему отцу.

Печаль выругалась.

— И что нам делать?

— Мой отец хочет встретиться с советом раньше, чем он увидит Мэла, или кто он там. Грубое пробуждение. Он хочет там весь Йеденват и тебя.

— Хорошо, — Печаль отодвинула покрывало и свесила ноги с кровати. — Сделаем это.

Было еще темно, когда они с Иррис вернулись в комнату, где Йеденват встречался ночью.

Шарон сидел напротив двери, и Печаль первым увидела его. Она с опаской кивнула ему, не зная, как ее примут. Но он держал слово, склонил голову, как всегда делал, скрывая эмоции. Рядом с ним сидела Тува, потом Бейрам. Они кивнули ей, и она ответила тем же. Они с Иррис сели рядом с ними, и тогда Печаль увидела, кто еще за столом.

Справа от Харуна сидел Бальтазар, глядел на нее с пылающей ненавистью, пока она садилась. Самад и Каспира были дальше на той же стороне, напротив них и оказались Печаль и Иррис.

Печаль воспользовалась шансом посмотреть на отца.

Она месяцами не видела его вне комнаты в Истеваре. В Летнем дворце Харун выглядел еще хуже, кожа натянулась как на трупе, он крепко сжимал подлокотники стула.

Его ногти были в пятнах от Ламентии, казалось, что они гниют. Его волосы были тонкими, прилизанными к черепу. Их удерживал гель, от которого они казались мокрыми, и они были так старательно уложены, что Печали стало плохо. Он был выбрит, но кто-то плохо постарался — его борода была неровной.

Кто-то одел его в церемониальный наряд, и только когда он встал, Печаль увидела, как ее отец исхудал. Харун был высоким, широкоплечим, хоть и ненавидел войну, но был с телом воина. Но одежда, что хорошо сидела на нем пару лет назад, теперь висела мешком. Он выглядел как ребенок в костюме.