Волчья Луна

Когда кухонное пространство раскрывается, он голый.

– Луна, давай-ка пойдем за шербетом, – говорит мадринья Элис. Тиа Лусика возражает против восторженной наготы Лукасинью, но тиа Лусика теперь почти не бывает дома: обязательства новой омахене Золотого трона удерживают ее в Меридиане. Луна привыкла, что кузен щеголяет в чем мать родила. Из кухни ее и мадринью изгоняет само присутствие Лукасинью. Он превращается в примадонну.

Обнаженный Лукасинью, шлепая босыми ногами, подходит к столешнице. У него есть рецепт, есть ингредиенты, есть талант. Лукасинью делает глубокий вдох, трет ладонями крепкий брюшной пресс, вогнутости на неимоверной тугой заднице, напряженные мышцы внизу спины. Это тебя уложит наповал, Абена Маану Асамоа. Он разминает мышцы и щелкает костяшками пальцев. Подымает пластиковое сито с мукой и устраивает медленный снегопад, падающий в рабочую миску. Чудесное вещество. Лукасинью знает, сколько она стоит и как она редка. Это плод любви, искусство, превосходящее кустарщину. Лукасинью погружает руки в миску и наслаждается шелковистым потоком муки; она почти жидкость, что вихрится вокруг его пальцев. Он берет щепотку и смотрит, как мука опускается, падая каплями из облака, где пудра сбилась в комок.

Лукасинью погружает указательный палец в муку, что еще не улеглась, и рисует линии вдоль каждой скулы. Линию через центр лба. Мазки муки на каждый сосок. И наконец белый круг на коричневой коже его чакры свадхиштхана. Творчество, секс, страсть, желание. Взаимодействие, отношение, сексуальная память. Он готов.

– Будем печь.

Кремом он украшает ее. Мазок на горле, по одному на каждый сосок, на живот, пупок. Она останавливает его палец с кремом на полпути между остатками торта и своей вульвой.

– Помечаешь кремом мои чакры? – говорит Абена Маану Асамоа. Лукасинью наклоняется и помещает каплю крема на капюшон ее клитора.

Абена ахает от холода и дерзости. Она берет руку Лукасинью и обсасывает остатки крема с его пальцев.

– И что же я теперь буду есть? – спрашивает Лукасинью, и Абена издает низкий, грязный смешок, а потом ерзает, предлагая ему свои груди. В ее горле слышится тихое рычание, когда он облизывает ее соски.

– Анахата, манипура, свадхиштхана, – говорит Абена. Она нежно, твердо кладет руку Лукасинью на затылок и направляет его меж своих открывающихся бедер. – Муладхара. Оставь место для добавки.

Он ждал за дверью, серебристый от мелкого дождя из системы орошения вертикального сада, пятнадцать минут. Вода конденсировалась и капала с коробки с тортом, которую он держал в руках. Вода окропляла и заставляла опуститься его высоко взбитую челку. Вода увлажняла его костюм от «Иссэй Миякэ» и пробиралась в складки. Вода бежала с каждого серебристого украшения, которое он продел сквозь отверстия в коже. Когда открылась дверь, за ней была Абена.

– Лучше входи, пока не подхватил что-нибудь.

Ему почудилось или она прятала улыбку?

Абена попыталась проигнорировать торт, который он положил на шезлонг рядом с собой.

Он попытался не заметить, что все ее товарищи по коллоквиуму исчезли.

– Я сделал тебе торт.

– По-твоему, это ответ на все вопросы? Ты просто идешь делаешь торт и все становится правильным?

– В большинстве случаев.

– Почему ты трахался с Аделайей Оладеле?

– Я с ним не трахался.

– Вы с ним занимались онанизмом…

– Доведением до оргазма….

– Ну да, он классно доводит до оргазма. Все так говорят.

– Легенда. Мне сказали, такое нельзя пропустить. И поскольку ты…

– Я – что?

– Ну, ты все время занята…

– Не пытайся. Переводить стрелки. На меня. Не смей. Даже заикаться. Что ты занимался сексом с Аделайей Оладеле, потому что я работала.

– Ладно. Но мы договорились. И ты согласилась. Никаких ограничений. Мы можем встречаться с другими людьми.

– Потому что ты на этом настоял.

– Я такой. Ты знала об этом прежде, чем мы сошлись.

– Ты бы мог спросить, – сказала Абена. – Не возражаю ли я, чтобы ты устроил встречу с Аде. Я, может быть, захотела бы посмотреть. Парень с парнем, ну, ты понимаешь.

Лукасинью так и не смог перестать удивляться тому, как его могла удивить Абена. Вечеринка в честь Лунного бега, прямо перед попыткой покушения на Рафу, когда она поместила особое пирсинг-украшение в мочку его уха и насладилась вкусом его крови. Свадьба, когда он воспользовался силой, сокрытой в том пирсинге, и предпочел защиту Асамоа браку с Денни Маккензи: Абена ждала его за герметичным стеклом на станции Тве. Когда пал Боа-Виста, она без колебаний надела скафандр и вышла с ним к поджидавшему кораблю ВТО, и весь полет держала его за руку. Она спустилась в лишенный света, пустой ад, который был когда-то его домом.

Она была героиней, богиней, звездой. Он – дураком, который пек торты.

– Можно скинуть с себя эти мокрые вещи?

– Пока нет. И еще долго будет нельзя, сеньор. Знаю я тебя. Раз сверкнешь прессом и думаешь, что прощен. Но, возможно, я съем кусочек торта.

Лукасинью открыл коробку.

– Это ягодный торт со взбитыми сливками.

– С какими ягодами?

– Я знаю это слово только на португальском.

– Скажи его.

Он сказал. Абена закрыла глаза от удовольствия. Ей нравилась музыкальность португальского, на котором говорили Корта.

– Клубника. Мне в самом деле нравится клубника. Определенно, я хочу кусочек твоего клубничного торта.

– Со сливками.

– Не наглей, Лукасинью.

В кухонном пространстве – оно было намного больше того, что у тиа Лусики, но оказалось намного хуже оснащенным – он нарезал торт на кусочки, надеясь, что они достаточно маленькие, и приготовил мятный чай.

– Ты дрожишь?

Лукасинью кивает. От дождя он продрог до костей.

– Давай снимем с тебя эти мокрые вещи.

Тогда-то ему и пришла в голову отличная идея со взбитыми сливками.

После торта, игры и примирительного секса Абена улеглась в обнимку с Лукасинью, своим теплом изгоняя последние остатки холода из его костей. Ее холодное отсутствие его будит.

Она забрала торт с собой.

Лукасинью находит Абену сидящей со скрещенными ногами на полу общей комнаты, ссутулившейся от сосредоточенности. Она натянула мешковатую майку и шортики, собрала и подвязала волосы зеленой тканой лентой. Лукасинью подмечает, насколько чиста и сильна ее концентрация. Если бы он позволил Цзиньцзи соединиться с ее фамильяром, то увидел бы комнату, полной призраков и политиков – ее форум. Она объясняла, в чем суть: это группа увлеченных людей, которые изучают новые варианты будущего для всех. Лукасинью не может думать о вариантах будущего. Его собственное будущее с того места, где он есть, выглядит со всех сторон одинаковым и блеклым, как Море Спокойствия. Каждый час, который Абена проводит за пределами коллоквиума, она как будто безмолвно разговаривает со своими политическими друзьями. Разные вещи происходят, говорит она Лукасинью; там, на Земле.

Корта не занимаются политикой. Они однажды попытались. Это их убило.

Он кладет одну ладонь между лопатками Абены, другую – ей на поясницу, и выпрямляет ее спину. Абена вскрикивает от неожиданности.

– У тебя осанка хуже не придумаешь.

– Лука…

Он любит, когда она называет его этим самым интимным семейным именем.

– Возвращайся в постель.

– Все еще продолжается.

– «Горнило».

– Число погибших достигло ста восьмидесяти восьми. Роберт Маккензи и Джейд Сунь пропали без вести.

– Они сгорели. Я рад.

– Форумы безумствуют. Рынки свихнулись. Я отслеживаю панические закупки на рынках гелия. – Тут Абена осознает, что сказал Лукасинью. – Ты рад? Люди умерли, Лука.

– Они устроили Рафе разгерметизацию. Они подвесили Карлиньоса за пятки. Они сломали Ариэль спину. Вагнер в бегах, а про моего отца никто не знает, жив он или мертв. Они послали за мной рубак. Ты это помнишь? Они сгорели. Не могу я об этом сожалеть. Ты видела Боа-Виста. Ты видела там Рафу.