Покушение

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Значит, – не спешил отпускать их Круклис, – поиск по двум направлениям. Через ЦШПД и через Наркомздрав. Вот теперь выполняйте.

Глава 13

Агент «двадцать два» выходил на связь строго по графику, разработанному по особой системе, почти исключающей возможность советской контрразведке установить какую-либо закономерность последовательности сеансов приема и передач. Система была сложной и в то же время достаточно простой. Основывалась она на умении производить средней трудности расчет и точном знании московского времени. Чтобы не ошибиться и не запутаться в ней и не пропустить приема информации из-за линии фронта в нужный момент, агент всегда должен был точно знать порядковый номер месяца, порядковый номер недели, число, обозначающее день с добавлением к нему десятки, и целое число часов с округлением минут в большую сторону, если их набегало больше, чем полчаса, и с округлением в меньшую сторону, если их до полного получаса не хватало. Имея все эти цифры и зная, что с ними делать дальше, агент сравнительно легко определял для себя день, час и минуту начала очередного сеанса. Но только на этих расчетах конспирация не заканчивалась. Сеансы приема проводились всегда с одного места. А передачи – постоянно с разных, дабы наверняка, будучи запеленгованным в первый раз, не напороться на этом же месте на верную засаду в следующий раз. Конечно, перевозить и переносить передатчик с места на место было крайне рискованно и трудно. Но делать это тем не менее приходилось. Спасало агента то, что работать на передачу ему случалось весьма редко. «Двадцать второй» был нужен Грейфе в глубоком советском тылу в первую очередь как надежный приемщик информации, всяческих заданий и приказов. И как таковой, в подавляющем большинстве случаев использовался еще с довоенных лет. Полученные же из-за линии фронта задания, когда они предназначались не для него, «двадцать второй» передавал уже каждому адресату своим путем надежным, проверенным способом. Это задание было адресовано только ему. Это «двадцать второй» понял сразу, как только расшифровал телеграмму. Понял и поморщился и сердито подумал про далекого шефа: «Дались они ему, эти фотографии. Ведь я сообщал уже, что туда лучше бы не соваться. Так нет! Полезай!» Конечно, ослушаться строгого приказа шефа «двадцать второму» и в голову не приходило. Но вот как лучше этот его приказ выполнить? Как пробраться во флигель так, чтобы никому не попасться на глаза? Это был вопрос. И над ним стоило задуматься.

Во второй половине ноября погода в Москве и Подмосковье резко изменилась к худшему. Начались затяжные дожди, каждый раз почти со снегом. Ночами подмораживало. Но за день все распускало снова. Небо, казалось, совсем легло на землю. Мохнатые, тяжелые тучи висели над самыми крышами. И было очень неуютно и тоскливо. «Двадцать второй», разбрызгивая лужи сапогами, быстро шел по дорожке к станции. Он торопился. Радиограмма была принята в одиннадцать часов ноль пять минут по московскому времени. А ближайшая электричка отходила на Москву в одиннадцать сорок. Времени у «двадцать второго» было в обрез. И он спешил, зябко поеживаясь, когда ветер вдруг обдавал его холодным душем дождевых капель. На электричку он не опоздал. В вагоне, найдя место, приткнулся и, по привычке осмотревшись по сторонам, взглянув мельком на попутчиков, снова углубился в размышления. Дом и квартиру, в которой до поры до времени хранились в тайнике нужные Грейфе фотографии, он знал отлично. И однажды уже пытался их оттуда извлечь. Но тогда все неожиданно испортила эта глупейшая история с воровством. Милиция, амбарный замок на входной двери, печати – все это оставило у него весьма неприятные воспоминания. Излишне настораживало и даже вызывало нервозность. Тем более что «двадцать второй» был суеверен и верил в недобрые приметы, среди которых была и такая, по которой всякое дело получалось или сразу, или никогда. Да, эти чертовы жулики испортили ему тогда немало нервов. И хотя у него на всякий непредвиденный случай было довольно надежное алиби, влипнуть в историю, совершенно не нужную для него, он мог очень просто. Ни замок, ни печать он, конечно, трогать теперь не собирался. Они даже, напротив, должны были послужить ему сейчас надежным прикрытием. Но вот то, что ему предстояло, было далеко не лучшим вариантом. Однако другого способа просто не представлялось…

В Москву «двадцать второй» прибыл в час дня. Доехал на метро до Смоленской и уже через несколько минут осмотрел флигель через арку. Никаких внешних изменений в нем не нашел. Увесистый замок все так же надежно запирал его входную дверь. «Двадцать второй» прошел через двор совсем рядом с флигелем. Но и на сей раз ничего подозрительного не заметил. К двери он, естественно, не приближался, печати не разглядывал. Удержали его от этого инстинкт самосохранения и годами выработанный опыт не делать ничего лишнего и такого, что могло бы со стороны привлечь внимание. А внимание на «двадцать второго» уже было обращено с того самого момента, как только он вошел во двор. Но «двадцать второй» об этом ничего не знал и думал лишь о том, как бы не встретить сейчас, как в прошлый раз, кого-нибудь из жильцов, которые могли бы его узнать. Мог ведь уже и дворник вернуться с фронта. Могла опять попасться ему на пути и та жиличка, с которой он беседовал после ухода милиции. А уж она-то, без сомнения, узнала бы в «двадцать втором», хотя сейчас он был одет во все гражданское, старшего лейтенанта с узенькими интендантскими погонами на плечах. Только теперь он уже был не Помазков, а Свиридочкин, с довоенных лет проживающий в Софрине и работающий на одном из местных предприятий. Свиридочкин проходным двором вышел в переулок и взглянул на часы. Было два с четвертью. Свиридочкин решил, что болтаться без дела по городу не следует, повернул к Арбатской площади, потолкался в очереди в кинотеатр «Художественный», купил билет и посмотрел картину «Два бойца», только что вышедшую на экраны. Но времени до вечера, а точнее, до темноты, все равно оставалось еще много. Городские часы возле Арбатского рынка, разбитого немецкой бомбой еще в сорок первом году, показывали ровно пять. Свиридочкин решил посмотреть еще какой-нибудь фильм и отправился по улице Воровского в «Первый» кинотеатр. Тут демонстрировался фильм «Секретарь райкома» с Астанговым и Жаровым в главных ролях. Свиридочкин посмотрел и его. И снова очутился на улице. Теперь уже было семь. Шел мелкий дождь. Свиридочкин уже давно проголодался. Но есть на ходу не стал, хотя прихваченный с собой бутерброд с салом ощупывал в кармане уже несколько раз. Но семь часов для его дела было тоже еще не время. И Свиридочкин отправился в кино третий раз. Но теперь уже в «Арс» и смотрел старый, довоенный фильм «Танкер “Дербент”». Во время сеанса он потихонечку сжевал свой бутерброд, а когда снова очутился на улице, было уже около девяти, совсем темно, холодно и сыро. Это устраивало Свиридочкина. Но он не поспешил к флигелю прямо с Арбата, а обошел переулками весь квартал и подошел к нему проходным двором сзади. Флигель, в котором проживала Баранова, выходил сюда своей задней стеной, к ней-то и лепился дровяной сарайчик, прятавший в своем нутре дверь от черного хода квартиры Марии Кирилловны. Об этом ходе и понятия не имели ни в милиции, ни тем более в отделе Круклиса. Но Свиридочкин о нем знал…

Двор флигеля, там, где стоял дровяник, был тесный, как колодец. Окна окружавших его зданий были затемнены, в нем росло несколько высоких тополей, здесь даже днем не хватало света. А сейчас уже по-осеннему сгустившаяся темнота и вовсе не позволяла ничего видеть на расстоянии трех-четырех метров. Но Свиридочкину это было только на руку. Он присел на скамейку под тополями и закурил. Запоздавшие жильцы торопились домой и на курившего мужчину не обращали внимания. А скоро во дворе и совсем стало тихо. Тогда Свиридочкин неторопливо встал со скамейки и так же неторопливо подошел к сарайчику. Нашел дверь, ощупал ее. Дверь оказалась прикрытой лишь на задвижку. Свиридочкин легко отодвинул ее и вошел внутрь сарайчика. Здесь было совершенно темно. И Свиридочкину снова пришлось действовать только на ощупь. Конечно, это было очень неудобно. Но другого выхода у него просто не было…