Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 128

— Игнат, что с Мирославой делать будем? Не убережем ведь родимую кровиночку от ошибок! Ой, недоглядим мы за ней, — причитала матушка, направляясь в гостиную.

— А чем вам не по нраву на неделю запереть меня в комнате? — предвкушая следующую встречу со своим ненаглядным, великодушно предложила я, следуя за родителями.

— Как сегодня? Чтобы ты при желании могла сбежать? — недовольно нахмурив брови, обернулась матушка. — Во второй раз, Мирослава, тебе нас не провести. Игнат! Чего молчишь! – рявкнула она.

— Созывай совет старших! — тяжело вздохнув, велел ей батюшка.

— А может не надо старших?! — испугавшись не на шутку, поторопилась я их образумить. — Авось не маленькие, сами разберетесь!

Мои бабусечки давно имели на меня зуб, и вот – нате! Такая радость – придумать изощренное наказание для непутевой внучки. Хуже для меня и придумать нельзя было.

— Ты нам тут зубы не заговаривай! — строго отрезала матушка и обратилась к зеркалу: —Покажи мне Акулину. — Зеркальная поверхность пошла рябью, и мы увидели разожженный костер, вокруг которого с бубном в руке расхаживала староста семейства Ежек, не забывая в такт покачивать бедрами.

Я присмотрелась: а костер-то не так уж и прост – его развели вокруг ритуального столба, к которому был привязан мужчина.

— Полоумные старухи! Отпустите! — грозно заорал пленник, перекрикивая громыхание бубна.

Я узнала этот голос! Да это ж дядька Назар – супружник одной из моих родственниц. Каким бы ни был его проступок, он не заслужил быть сожженным!

— И это к ним, матушка, ты хочешь меня отправить?! — возмутилась я.

— Возможно, не все настолько плохо, — с сомнением протянула матушка. При этом было видно, что сама-то она не особо в это верила.

— Чтобы понять, что ты погорячилась, доверяя им мое наказание, тебе надо увидеть, как пламя ритуального костра поглотит дядю Назара? — не сдавалась я.

— Девоньки, да неужто наша Илария образумилась и решила Миру к своим бабушкам отправить?! — подслушала нас Акулина и донесла радостную весть до остальных родственниц.— Теперь мы сами займемся воспитанием внучки, она больше не будет сумасбродничать, — подмигнув мне, сказала староста, и даже плясать возле костра перестала, а на очередной вопль мужика лишь лукаво добавила: — Развяжите его уже, надоел он мне со своими воплями. — И опять хитро в нашу сторону посмотрела.

Хотя откуда бы ей знать, с какой стороны мы на них глядим?.. Ан нет, староста точно знала.





—Теперь-то ты видишь, к кому меня отсылаешь? На его месте могу оказаться и я! — стращала я матушку, хотя сама в это не верила–ну не настолько уж мои родственницы и кровожадные. Проучить кого - это они на раз, а что бы какой вред нанести – на это у них наложено табу.

— Подумаешь, попугали мужикачуток. Зато будет знать, как голос на жену повышать! Женщины любят ушами, когда им шепчут сладкие речи в них, а не орут, требуя беспрекословного повиновения, — нисколько не раскаивалась в содеянном бабушка Акулина.

Повинуясь негласному приказу Акулины, а точнее ее взгляду, костер погас. Две прыткие бабуси (хотя этим двоим и по сорок лет не дашь), подбежали к дядьке Назару. Они скороговоркой пробурчали заклинание, верёвки спали, и мужчина тут же кулем повалился на землю. Видать, давно они его подвесили, раз ноги затекли. Две худощавые «старушки»подхватили мужика под руки и, словно пушинку, потащили к единственному на поляне дереву – сам он идти не мог. Его ноги елозили по земле, оставляя борозды. Привалив Назара к дереву, бабуси вернулись к остальным.

— Место в центре костра освободилось, Акулина, давай к нам сюда Мирославу, зачем оттягивать ее воспитание! — многообещающе пробасила Евдокия.

Вот сколько себя помню, столько мы с ней не ладили. Я показала ей кулак и наткнулась на недовольный взгляд бабушки Акулины.

—Не забывайся, девочка. Старость надо уважать. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать - старшие правы, даже когда не правы, — нарицательно произнесла старейшина рода и подмигнула.

— Извините! – пробормотала я неохотно, хотя мне это все равно не помешало показать самодовольной Евдокии язык.

— Я боюсь за нашу девочку! – тем временем жаловалась на меня старосте матушка. — Она вбила себе в голову, что влюблена в Елисея. Наделает глупостей – а потом всю жизнь будет расхлебывать. Надо с этим что-то делать.

— А он что? — строго спросила Акулина.

— А он – ничего. Ни одну юбку не пропускает. Ветреный больно.

Подобная матушкина оценка моего королевича меня возмутила.

— Он вовсе не такой! — вступилась я за Елисея. — Подтверди, папа, — призвала я скучающего в стороне родителя в помощники.

— Прости, перышко, но в этот раз я полностью согласен с Илорией, — отвел глаза отец и коротко кивнул старосте: — С вами ей будет лучше.