Путешественник

– Вяленое мясо от гноллов, – шепнул в ответ Грейдон. – Девятнадцать тюков мяса вепря и двадцать – трески.

Кровавый Рог облизнулась и почесала бородку.

– А что же тебе нужно? – спросила она.

Склонившись вперед, капитан прошептал:

– Пожалуй, того, что мне действительно нужно, у тебя нет.

– Ты так думаешь? – ответила она.

Арам не спускал глаз с отца. Тот подался назад и – непонятно, зачем – взглянул на свой компас. Как всегда на его лице отразилось разочарование. И, как всегда, это выражение тут же исчезло.

– Думаю, нет, – подтвердил он.

– Нет, – согласилась она. – Каков будет твой второй выбор, человек?

– Девятнадцать золотых и двадцать серебряных… – Грейдон ухмыльнулся. – И три кожаных щита!

Широко распахнув глаза, тауренка запрокинула голову и громко захохотала. Однако ее веселье длилось недолго. Вновь подавшись вперед, она шепотом спросила:

– Что будет делать со щитами соленая борода?

– А что будет делать леди с таким множеством вяленого мяса? Неужели съест?

– Продаст! – взревела Кровавый Рог, вновь разразившись хохотом.

– Именно, – с улыбкой сказал Грейдон. – Продаст или обменяет. В том и состоит игра, миледи. Итак, договорились?

– Договорились, – сказала тауренка, коснувшись сердца и лба, чтобы скрепить сделку.

– Договорились, – подытожил Грейдон, сделав то же самое.

Арам отступил в сторонку, чтобы пропустить вперед матросов с грузом. Но Грейдон, не говоря больше ни слова, двинулся дальше, и Макаса пошла рядом с ним. Матросы направились следом, и Араму пришлось пуститься бегом, чтобы не отстать от своих.

Начался легкий дождик. Глянув в небо, Грейдон нахмурился, и скудных познаний Арама в навигации как раз хватило, чтобы понять: отец опасается, что этот дождик может оказаться предвестником надвигающегося шторма.

Наконец вся их процессия остановилась перед высоким шатром, где за невысокими деревянными столами собрались для бесед все местные расы. Выложив на стол по одному тюку мяса вепря и трески, Грейдон вскрыл их и сказал, обращаясь к Араму:

– Располагайся. Некоторое время побудем здесь.

Люди, гоблины, дворфы, кентавры, таурены и свинобразы начали подходить к столу и пробовать угощение. И действительно: то, что для гнолла – просто копченое мясо, оказалось кладом для кентавров, тауренов и свинобразов Живодерни. Некоторых его вкус приводил в искреннее восхищение. «Свинобразы едят вяленое мясо вепря?» Некоторые вправду ели. Но большей частью, как и было предсказано, предпочитали треску.

За угощение никто не платил, но и никто – кроме одного иссиня-серого свинобраза, нацелившегося стащить вторую порцию трески и получившего за это от Макасы тычок гарпуном в ребра – не брал больше одного куска.

Тем временем Арам вынул свой блокнот и карандаш и принялся рисовать угощавшихся – так быстро, как только мог. Выручало то, что вяленое мясо было чертовски нелегко разжевать. Работая челюстями, те, кто подходил за угощением, задерживались у стола и превращались в прекрасную натуру для художника. Так он успел нарисовать трех кентавров, дворфа, двух свинобразов и двух тауренов еще до того, как Макасе пришло в голову рыкнуть:

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь, – механически ответил Арам.

Теперь он пытался нарисовать по памяти ту высшую эльфийку, но удовлетворительного результата добиться не смог.

Оставив рисунок незавершенным, он перевернул страницу и принялся рисовать землисто-черного свинобраза, усердно жевавшего вяленую треску. Арам постарался ухватить, как лежит его темная шерсть на груди, как вьются охряные линии на его бивнях, как на плечах бугрятся мощные мускулы, и к тому времени, как свинобраз покончил с угощением и отошел, сумел добиться прекрасного результата. Рисовать то, что находится прямо перед ним, Арамару Торну всегда удавалось куда лучше, чем по памяти.

Когда свинобраз ушел, Арам огляделся вокруг в поисках новой натуры и заметил Старину Кобба, стоявшего под дождем в дюжине ярдов от шатра и беседовавшего с каким-то человеком. Издали Араму было не слышно, о чем они говорили, а собеседник Кобба, стоявший к шатру спиной, был одет в плащ с капюшоном, скрывавший все, кроме его широких плеч да изрядного роста. С некоторым любопытством Арам проследил за тем, как оба обменялись рукопожатиями (на руке собеседника Кобба оказалась кожаная перчатка), и ему показалось, что сразу после этого в пальцах кока что-то блеснуло. Незнакомец скрылся в толпе, а Джонас Кобб направился в шатер и подошел к столу.

– Как т-рговля, к-питан? – спросил Кобб таким жизнерадостным тоном, какого Арам не замечал за стариком никогда.

– Здесь не место говорить о делах, – ответил Грейдон. – Но, в общем, не жалуюсь.

– Кобб, – строго заговорила второй помощник Флинтвилл, – по-моему, тебе уже пора быть в таверне. Увольнение для твоей смены почти закончилось.

– Как раз направляюсь пропустить рюмочку, дочка, – ответил Кобб, показав всем серебряную монету. – Выиграл в карты, и она жжет мне к-рман. Увидимся на б-рту.

Подпрыгнув и ударив каблуком о каблук, Кобб подмигнул Араму и без лишних слов удалился.

– Пожалуй, рюмочку, а то и дюжину рюмочек, он уже пропустил, играя в «Хартстоун», – проворчал боцман Джонсон Рибьерра. – Вы когда-нибудь видели, чтобы наш старикан этак отплясывал джигу?

Кантон, Микс и Феррар дружно признали, что такого не видели никогда.

Арам призадумался. Ему казалось, что эту монету Кобб получил от незнакомца в плаще с капюшоном. Но, может быть, тот вправду проиграл ее Коббу, а расплатился только сейчас? Однако Арам уже собрался было рассказать Макасе о том, что видел, но тут к нему подсел Грейдон и спросил:

– Понимаешь?

Арам повернулся к отцу. Грейдон широко взмахнул рукой, охватив этим жестом и их стол, и весь шатер, и все торговое поселение, включая и их самих.

– Думаю, да, – неуверенно кивнул Арам. – Здесь они пробуют наш товар и идут к леди Кровавый Рог делать заказы. Только не знаю, где и когда ты получишь деньги. И еще не понимаю, отчего потребовалось настолько все усложнять.

– Оттого, что Кровавый Рог – не простая лоточница или купчиха. Она… организатор. Посредник. На голову выше прочих.

– Тогда зачем ей лавка на рынке, да еще вдвое больше, чем у других? Что проку в такой большой лавке, если на прилавках пусто?

– А как ты сам полагаешь?

– Э-э… «Больше» – значит «лучше»? Знак ее высокого положения?

Грейдон кивнул.

– А отсутствие товаров на прилавках?

Арам поразмыслил и над этим:

– Потому, что ее товар – это сама торговля?

– Именно. Хорошо.

Польщенный похвалой, Арам улыбнулся, но тут же вспомнил, чья это похвала, помрачнел и опустил голову. Заметив это, Грейдон вздохнул.

– На то были свои причины, – сказал он.

Арам резко поднял взгляд. Оба прекрасно понимали, о чем идет речь, хотя Грейдон никогда прежде не говорил о том, как ушел от семьи, а Арам всегда был слишком упрямым, чтобы требовать от него ответа.

– Какие причины? – спросил он теперь, не желая оставлять недомолвок.

– Не здесь. Не сейчас. Но обещаю: вскоре я расскажу тебе обо всем.

Глаза их встретились. Взгляд Арама молил об ответе, взгляд Грейдона – о терпении.

– Вскоре, – повторил Грейдон. – Даю слово.

Немного подумав, Арам кивнул. Не сговариваясь, оба Торна хором испустили совершенно одинаковые вздохи облегчения. От этого Арам улыбнулся, а Грейдон, взъерошив сыну волосы, поднялся и отошел, чтобы предложить порцию вяленого мяса чалому кентавру.

Арам понимал, что на самом деле ничего не изменилось. «Вскоре», конечно же, могло означать все, что угодно. Однако один лишь кивок Арама, казалось, помог сбросить всю напряженность, накопившуюся в их отношениях за шесть месяцев. Неожиданно Арам почувствовал симпатию к отцу. Впервые с тех пор, как ему было лет восемь или девять, Арамар Торн был готов предоставить Грейдону Торну презумпцию невиновности. Возможно, у него в самом деле имелись веские причины. Честно говоря, пусть даже не такие уж ужасно веские. Конечно, теперь, когда дело уже сделано, эти причины вряд ли могли бы показаться уважительными. Но если Грейдон сможет объяснить, отчего он решил, будто ему необходимо покинуть Арама и Сейю, этого вполне хватит.