Страница 24 из 48
Пройдёт немало лет, прежде чем поймут "непримиримые", что хотя бы иногда не стоило отмораживать уши назло "неверным". И десятилетие спустя, столкнувшись с вклинившимся в Афганистан блоком НАТО, вспомнят "шурави" как достойного противника...
Впереди и слева на скале, повисшей вдоль дороги, приютились три грифа-стервятника. За мощной фигурой вожака нервничали два птенца.
Не зная, как к этому зрелищу относиться, я на всякий случай насторожился. Морщинистая длинная шея, украшенная воротничком с неряшливо торчащими в разные стороны перьями, слегка вытянувшись, подалась вперёд. Птица с покрытой старческим пушком лысой головой, приопустив крючковатый клюв, сверкающим "базедовым" глазом нагло пялилась сверху вниз. Словно перед ней не живые люди, а шашлык.
"Кыш, нечистая сила! Кыш!". Сразу захотелось пальнуть в воздух, испугать грифов и вспомнить, как крестились мама и бабушки.
Старый стервятник, впившись когтями вампира в камни, присел на мускулистых ногах, оттолкнулся и, хлопая щербатыми крыльями гигантских размеров, стал уводить детёнышей в горы, подальше от опасного соседства.
"Чур меня... Кыш, нечистая, кыш...".
Под высокими, шапкой нависшими эвкалиптовыми кронами, земля была устлана жёсткими листочками. После полудня мы остановились у сторожевой заставы на привал.
Когда солдатам, как в детском саду, после обеда отдают приказ спать, это означает, что ночью будет войнушка.
Доказательство тому - заходившие по парам, сверкающие в голубом небе самолёты. Штурмовики шли низко над землёй, обрабатывая НУРСами горы. Реактивные снаряды, срываясь с места, опережая самолёт и оставляя белый след, уходили из-под крыла к заданной цели.
Пахло свежей смолой. Плащ-палатка лежала на мягкой опавшей листве. Позволяя Энди отдохнуть от людской суеты, я расположился поодаль от всех. Спрятавшись за многовековым чешуйчатым стволом, читал книгу. Слух и нутро пронзил протяжный жалобный собачий голос. Присев на задние лапы, вытянув приподнятую морду, забыв обо всех, прикрыв глаза, овчарка выла как волк - так же длинно, мрачно и тоскливо .
"Энди!", - с недовольством стукнув кулаком по прошлогодним листьям, прикрикнул я на овчарку. Она послушно и виновато пряча глаза, опустила голову. "Быть беде...", - дрогнуло сердце.
"Да ладно тебе, думать о плохом, - тут же включился хитро сделанный разум. - Просто она устала от работы и шума. А может, её подбили на вой летящие самолёты", - продолжал заплетать кружева изворотливый ум. Успокоив себя и овчарку, решил отодвинуть плохое предчувствие дальнейшим чтением книги.
На войне у человека, как у хищника во время охоты, все органы чувств работают на максимуме. Возникает необходимость снять нервное напряжение. Нашим дедам были положены боевые сто грамм. Нам же приходилось самим искать выход.
Курящим старшина выдавал сигареты. Особо находчивые мудрили. Вслушиваясь в дворовые песни, забывались и вспоминали о доме. Я инстинктивно читал. Заставлял себя понять и прочувствовать незатейливый сюжет. Книга хотя бы ненадолго уносила в другую жизнь. От ветхих потрёпанных страничек веяло добром и родиной, словно открывалось окно в другую плоскость.
В рюкзаке, среди гранат и патронов, художественное произведение оказалось случайно. Хотя, как известно, случайностей не бывает, всё приходит в своё время...
Приостановились мы как-то на блокпосту. Часовой повёл командира к своему начальству. Функцию постовой будки выполнял списанный БРДМ. Вросший в землю металлический остов машины покоился без орудий, колёс и всего, что поддалось демонтажу. На башне одиноко лежала старенькая зачитанная книга. Ветерок заманчиво перелистывал пожелтевшие от солнца и времени страницы. Поёрзав от нетерпения, немного поразмыслив, я всё-таки перепрыгнул на соседнюю броню. Взял книгу с едва просматривающимся рисунком на потертой обложке, по которой можно было лишь догадаться, что на ней - деревья, кусты и название - "Лесная ягода".
"Часовой, читающий книгу на посту, это уж слишком", - подумал я, перепрыгивая обратно. Пряча находку в рюкзак, стал мысленно выгораживать себя. "Почитал, дай другому почитать. С ближним надо делиться. Восстановлю авторучкой рисунок, прочту и на обратном пути, конечно же, верну". Оправдалок каждый из нас знает много.
Возможно, повысив бдительность часового, я даже кому-то жизнь спас. Рисунок на обложке восстановил, но книгу дочитать не довелось. Обратного пути не было, поэтому и не вернул.
Темнело, ребята доставали из картонных ящиков рыбные консервы, в томатном соусе или в масле, кому какие приглянутся. Вскрывали и, без каких либо признаков эмоционального удовлетворения от еды, медленно жевали.
Прямо на углях костра, в металлических банках, разогревали тушёнку и каши. Мы сидели полукругом на земле, скрестив ноги на местный манер, и смотрели на красно-жёлтый полыхающий огонь. Пламя, обдавая нас приглушённым светом и тёплым дымком, потрескивало сухими дровами.
Тихими вечерами, когда мысли и душа сами собой настраивались на мирный лад, слушали гитару и все думали о своём. В памяти всплывал родной край, свой дом. Вспоминалась повседневность, когда вся жизнь, казалось, течёт своим чередом, как сама собой разумеющаяся. Здесь прошлое воспринималось по-другому.
Пройдёт время, гражданская жизнь вновь станет обыденной. Афганские события, оставляя шрамы не только на теле, но и в душе, ноющей раной навсегда впечатаются в солдатские сердца.
Перебирая струны, я тихо пел:
"...А быть может, ветер,
Что траву качает,
Унесёт за горы
Все наши печали,
Где мы с лёгким сердцем
Чистый воздух пили
Среди трав пьянящих,
На лугах России...".
Музыка объединяет сердца. На войне мелодия (лучше, если она дворовая, любительская, такая ближе) исцеляет душу. На гражданке этим песням военных лет предстояло объединять сердца в одно большое братское сердце...
Друзья сидели рядом. Олег по-свойски положил руку на левое моё плечо, Санёк, не сговариваясь, одновременно на правое.
Не отрывая глаз от полыхающего огня и не прерывая песни, я улыбнулся им в ответ.
Предчувствие не обмануло, это был последний наш вечер. Завтра гитара осиротеет.
Глава 6
...Француз-хирург, с изяществом артиста
- Ему не больно, потому бесстрашный! -
Восстановил тебя из липкой каши...
Яркая луна освещала полотно дороги. Ехали при потушенных фарах. Ведомые машины ориентировались по приглушённо-красным габаритным огонькам идущих впереди.
Похоже, проскочили. В ушах еще звенело от выстрелов, пахло пороховой гарью.
Страха не было. Ступор и мелкая дрожь накроют чуть позже. Тогда и придут тягучие мёртвые минуты, которые наступают до или после боя.
Руки потянутся механически к пачке "Примы" или "Охотничьих". Возникнет желание выбросить из головы, забыть и побыстрее уйти от мыслей и вязкой минуты.
Отродясь я не курил, и как-то само собой придумалось - грызть соломинку, сахар или сорванный прутик. Так было легче оторваться, заполнить зависшую паузу.
302-й БТР стал постепенно от нас отставать и остановился. Уступая дорогу колонне, рискуя подпрыгнуть на мине, мы осторожно взяли обочину и тормознули.
Вскоре сквозь шум моторов и гусеничный лязг послышался хлопок, колонна, замедляя ход, постепенно замерла. В эфире прошло сообщение о подрыве головной машины.
Моджахеды воевали по отработанной схеме. Сначала остановить движение, затем, с заранее пристрелянных позиций, планомерно, как в тире, уничтожать колонну.