Страница 21 из 48
Месяц спустя - снова консилиум под тополями, за тем же столом. Шикарно-густые шевелюры деревьев к той поре отшумели и улеглись на нем разноцветной скатертью. Небрежно смахнув сухие листочки, присели на лавку. На столе лежали прощальные вспышки золотистой осени, напоминая об упущенном времени. Скоро пойдут дожди и наступят холода. На повестке дня вопрос стоял уже гораздо сложней: надо поскорей забирать документы и мотать в технарь. Время ещё есть...
Утром в директорском кабинете на просьбу вернуть документы получили от ворот поворот. Аттестаты были у нас на твёрдых четыре бала. А в училище статистика, текучка, отчёт перед министерством образования.
Возмущённые отказом, мы решили пойти другим путём. За нулевую посещаемость и неуспеваемость сами отчислят...
Вот были денёчки!.. Утром с честными лицами собираемся на занятия. Встречаемся на нейтральной полосе, ждём, пока родители уйдут на работу, и возвращаемся домой. Недельку у Серёги мастерим цветомузыку, недельку - у меня. Паяли радио-передатчики, лазили по крышам, из медной проволоки натягивали антенны и хулиганили в эфире. Разучивали песни и мелодии под две гитары.
Уроки посещали редко. Выйдем на большой перемене во двор, а на лицах - тоска. "Давай хоть глазком на свободу глянем...".
Подтянемся над каменным забором, посмотрим друг на друга и махнём на простор. Идём по дороге с радостными лицами, вот это денёчек! Вот это жизнь! Вдруг, как по закону подлости, навстречу на "газоне" едет наш мастер. Машина, ясное дело, останавливается, Владимир Григорич, не скупясь в выражениях, загнав прогульщиков в кузов и продолжая ругаться, заводит движок, и вперёд. А мы, едва присев на деревянные лавки, лишь авто трогается, на ходу прыгаем через борт - и на автостанцию.
Дважды нас хотели исключить из комсомола. Теперь уже не мы шли к директору, а он вызывал нас побеседовать в свой уютный кабинет. Но аттестаты не возвращал. Что не мешало мне, тем не менее, исправно защищать спортивную честь училища. Играл за футбольную команду. Однажды на районных соревнованиях среди юношей призывного возраста занял третье место в троеборье: бег, подтягивание на перекладине и стрельба.
Пролетели два года. За окном весело поют птички. Пришло долгожданное лето. В комнате звучит тихая мелодия. Ей в такт, переливаясь радужными красками, сияет цветомузыка. С пользой для дела всё-таки прогуливали уроки. Вдруг с улицы донёсся многоголосный свист. Перебивая шум, кто-то кричал: "Соловей!" (так ещё с первого класса кликали меня ребята). Смотрим в окно, а на дороге стоит знакомая машина, в открытом кузове сидит вся наша группа. Ехали с учебного хозяйства и завернули к нам на огонёк. Не менее знакомая фигура Григорича тем временем уже приближалась к двору.
Мастер дёрнул дверь и долго стучал в окно.
"Если дверь заперта, на стук не отвечают, значит, никого дома нет - неужели непонятно? Ну и люди...".
На следующий день мы были в училище. Прибыли, чтобы отблагодарить ребят за своевременное предупреждение.
Одногруппники в измазанных робах занимались своим делом, готовили технику к уборочной, с умным видом крутили гайки. Я же, в отглаженных брючках, в голубенькой сорочке с тонким галстучком, грустно шагал, набросив пиджак на плечо. Навстречу быстро шёл мастер параллельной группы. Подтянутый, среднего роста, с наглаженными, как и у меня, брючными стрелками, в клетчатой серо-голубой сорочке с коротким рукавом. Приостановившись, задал резонный вопрос: "Климов, а мы почему прохлаждаемся?". "А я на БСЛ-1...". "Это что такое?", - удивлённо спросил он. "Большая Совковая Лопата... На току зерна бери больше, кидай дальше. Пока летит, отдыхай...".
Владимир Михайлович улыбнулся и посмотрел умным изучающим взглядом, по всему было видно, что он обдумывает какое- то решение. Почувствовав, что это касается меня, я стоял, наблюдая за его серьёзным гладко выбритым лицом с красивой проседью на висках. Повернув голову в сторону открытой площадки хоздвора, на которой ровными рядами стояла училищная сельхозтехника, указав подбородком, мастер уверенно сказал: "Видишь новый комбайн? Через час подгоним подъёмный кран для установки кабины. До утра смажь и протяни все узлы. Завтра надо быть в поле, уборка стартовала, а мы ещё здесь".
"Нива" с порядковым номером "две семёрки" вышла в поле в назначенное время, в назначенный час.
В конце рабочего дня полевая техника ровными рядами выстраивалась на кульстане. Тёплый вечерний воздух приносил волнами запах сена, солярки и душистой земли. Деловито мотаясь туда-сюда, кормились стрижи. Остывающий металл приятно поклацивал в сельской тишине. Пребывая в доброй усталости, с загоревшими лицами, собирались ребята у яркой стенгазеты "Жатва-84". Смотрели, кому принадлежит пальма первенства. Не испытывая зависти, отпускали шутки. Потом мылись в душевой и, как всегда, кучковались. Бархатистые сумерки мягко опускались на землю. Потемневшее небо зажигалось самыми яркими звёздами. А с раннего утра машины вновь выходили в поле.
Комбайн жил своей, но контролируемой жизнью. Медленно двигаясь, жужжал, щёлкал, крутил и гудел. "Непорядочек", - оглянувшись, подумал я.
На поле оставалась тонкая полоска заваленной, не скошенной пшеницы. Остановив машину, быстро отсоединил "литовку" и, повторяя шуточный девиз комбайнеров: "Не оставим ни капли ни в поле, ни в стакане", побежал к началу огреха. "Сам отказался от штурвального, а ведь Михалыч предлагал взять помощника. Вот теперь теряй драгоценное время, сам коси и складывай в волок. Ну и ладненько, зато когда надежда только на себя, уверенней живётся. Можно бы схалявить, бросить зёрна на съедение обитателям полей. Но это не есть хорошо". Вспомнил своего деда Васю. Вернулся он с войны без одной кисти. Быстро приспособился работать одной рукой. Любили мы с братаном захаживать в его мастерскую. Инструменты аккуратно лежали и висели на своих местах. Приятно пахло свежей стружкой, древесным клеем и дедовой махоркой. В правом углу длинного верстака лежала старая немецкая каска. Похожие военные экспонаты теперь хранились в музеях, напоминая людям о войне, прогремевшей смертельным катком по нашей земле, оставившей траурный след в каждой советской семье. Бывший солдат остроумно эксплуатировал вражескую амуницию. В перевёрнутый шлем собирал старые гнутые гвозди. По необходимости, с чувством полного удовлетворения, перебирал "извилины" и, отыскав подходящую, пускал её в ход. Тут же к стене крепился вражеский металлический термос с напильниками. Мастеровитым плотником был дед. Стулья, столы, этажерки, окна, двери - всё было ему под силу. Во дворе на акации висел скворечник. Это ж не птичий домик, а произведение искусства, даже с балкончиком! На случай, если шкодливый птенец выйдет встречать кормилицу-маму. За обеденным столом мы с детским любопытством наблюдали, как дед ловко управляется одной рукой. Закончив трапезу, он отодвигал пустую тарелку. Подставлял уцелевшую ладонь (работала она за двоих и расплачивалась ссадинами, занозами тоже за двоих). Смахнёт аккуратно культёй каждую хлебную крошечку в ладонь и одним махом забросит в рот.
"А здесь вон сколько лежит ровным рядком. На четверть буханки потянет". Стерня слегка покалывала ноги. Работая "литовкой", постепенно приближался к послушно ожидавшему красному комбайну. Справа золотистой стеной стояла пшеница. Набравшие зрелости колосья тихо шептались между собой.
По левую руку, у межи хлебного поля, в тени деревьев разделительной лесополосы, за моей работой наблюдал с любопытством какой-то мужчина. По просёлочной дороге, поднимая пыль, подъезжал фиолетовый микроавтобус. Вынырнув из ложбины, уткнувшись в скошенную делянку, машина остановилась. В широко распахнутую боковую дверь вышел агроном. Осторожно придерживая флагшток, помог училищному комсоргу вынуть его из салона. Подойдя ко мне и улыбаясь, сказал: "Достойный победитель. Без потерь работает, даже огрех не поленился убрать". Комсорг развернул над полем красное знамя. Ветерок сразу взялся играться алым бархатом. Желтые соломинки матерчатой бахромы в солнечных лучах сливались с пшеничным полем. "Поздравляем, Вячеслав, так держать! Закрепи над кабиной", - вручая флагшток, важно произнёс комсорг.