Страница 8 из 12
— Я... не знаю... — Таня прикусила язык.
— Вы что, поссорились? Так не берите в голову! — улыбнулся ей журналист. — Перед свадьбой так часто бывает!
— Нет, мы не ссорились. Но он точно не появлялся в редакции? — настаивала Таня.
— Нет, это точно. Я его не видел. И никто не видел. Все, кто был утром, здесь.
В толпе произошло какое-то движение. Из дверей главного входа появились четверо в кожаных тужурках, с наганами за поясом и, не говоря друг другу ни слова, уселись в черный автомобиль. В одном из них Таня признала главу Ревкома — видела его фото в газете Володи. Взревев диким ревом, машина окутала толпу черным облаком выхлопного дыма и тронулась с места. Солдаты закричали, требуя расходиться.
— В редакцию нас сегодня точно не пустят, — вздохнул журналист, — лучше сразу идти по домам. Что они там ищут — сам черт за горло сломит! Может, знают за Краснопёрова то, что не знаем мы. Не за дело за простое горло не кромсают, как в котлету. Видать, соли под хвост засыпал. Он был такой.
— Какой? — схватилась за его слова Таня.
— А такой. Это вон вам Володя расскажет. За последнее время они были как не разлей вода, дружба навек, — в словах журналиста послышались ревнивые нотки, — вечно шушукались по углам. И Краснопёров всегда его материалы за первую полосу ставил.
— А о чем они шушукались? — нахмурилась Таня.
— А хрен их знает! — с чувством произнес журналист. — Ваш у Краснопёрова давно уже ходил в любимчиках. И если Краснопёров и рассказал чего, то только ему.
Почуяв, что больше ничего интересного не произойдет, толпа стала расходиться. Ушли и журналисты — их не пустили в редакцию солдаты, которые остались стоять на входе.
Таня отошла к Горсаду и, остановившись, задумалась. Кто-то ночью жестоко убил Антона Краснопёрова, главного редактора газеты. Ему вырезали глаза. Почему убийца так ужасно изуродовал труп? Глаза вырезали у трупа или еще при жизни? И что за странный нож — какой-то ритуал?
Мог ли Володя видеть убийство? А вдруг он случайно проходил по Дерибасовской, увидел свет в окнах редакции и решил зайти, поговорить с Краснопёровым, а тогда... Да, но где Володя сейчас? Если он видел убийцу, то прячется... Как же его найти, или он сам даст о себе знать, сумеет придумать способ? Голова Тани раскалывалась от этих мучительных вопросов, а сердце явно подсказывало, что Володя попал в беду. Но что за беда, пока она не могла понять.
— Эй, подруга, ты за шо такая смурная, своих не узнаешь? — Рядом с собой Таня увидела улыбающееся лицо Майорчика, бессменного и самого верного адъютанта Японца. Мейер Зайдер выглядел невероятным щеголем в элегантном черном костюме еще дореволюционного шика. В петлицу была вставлена живая гвоздика ярко-алого цвета. В руках он, в точности, как Японец, держал трость.
— Майорчик! — выдохнула Таня. — Ты за редактора газеты слышал?
— А то! Дохлый номер, за то только тебе скажу. Покромсали, как куру до холоймеса, — ответил Зайдер. — За дохлый номер кто-то пролетит как фанера над Парижем, но за такие слова просто не могут выйти из мой рот.
— Интересно, за что его убили... — задумчиво протянула Таня.
— За гроши! За что еще какой-то швицер полазит за мокрое дело? — со знанием дела прокомментировал Майорчик. — Тока гроши — тот дохлый хипиш, за который кому хочешь горло намотать можно, да за так, шоб за ушами скворчало! Вот ему и намотали.
Майорчик либо не знал, кто убил Антона Краснопёрова, либо не хотел говорить. Но трудно было представить, что правая рука Мишки Япончика не знал чего-то о криминальном мире Одессы! Значит, не хотел говорить. Но почему?
Думая об этом, Таня не заметила, что Майорчик не сводит с нее долгого, пристального взгляда.
— А правду за тебя в городе говорят? — Его голос вырвал Таню из сонма тяжелых мыслей. — Говорят, шо ты за фраера газетного замуж собралась? За того фраера, шо Японец до него с понятиями ставится, бо погром остановил?
— Правду. За Володю Сосновского, — вздохнула Таня.
— А я вчера твоего фраера ночью в пивнухе на Греческой видел! — вдруг выпалил Майорчик.
— Что? — Таня даже растерялась от неожиданности. — Когда?
— Да вчера ночью. Аккурат часов одиннадцать стукнуло. Как будто кого ждал, — ответил Зайдер. — Один он был. Мой человек видел, как он ночью выходил из редакции да шел до пивнухи. Мне потом рассказал.
— Он был ночью в редакции? — задохнулась от волнения Таня.
— Был, — Майорчик вперил в нее тяжелый взгляд, — в редакции все окна горели. Видел.
— А что делал твой человек возле редакции? — с подозрением спросила Таня.
— Да то левое дело под Горсадом было, — Зайдер пожал плечами, — надо было фраера одного пугнуть. Аккурат напротив бывшей гостиницы. Вот он и видел, как твой женишок выходил. Краснопёров, кстати, был еще жив.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Таня.
— Так он и Краснопёрова потом видел. Тот возле открытого окна стоял, курил. Словно думал за что, або до кого-то ждал.
— Убийцу ждал? — ахнула Таня.
— Может, и так. Жизнь терка острая, кого хошь перетрет да оцарапает. И фраера твого, как за коня в пальте... — вздохнул Майорчик.
— Ты хочешь сказать, что на Володю подумают за то, что он Краснопёрова убил? — голос Тани дрогнул.
— Да ни за что я не хочу сказать! Ты лучше до Японца зайди, у него новостей полно, хочет до тебя поделиться, — и, развернувшись на своих щегольских каблуках, Майорчик быстро пошел вниз по Дерибасовской, кокетливо поигрывая тростью.
Значит, Володя все-таки был в редакции. Худшие опасения подтвердились. Но куда он пошел потом, после пивной на Греческой улице? Кого он ждал? Про пивную в записке не было. Значит, решение отправиться туда возникло у Володи после посещения редакции и разговора с Краснопёровым. Связано ли было это с запиской?
Вопросы, вопросы... Володя вполне мог скрываться от полиции. Но где, у кого? На ум пришел только один человек — старый профессор из анатомического театра, друг Володи. Кстати, этот визит будет очень полезен и в другом плане, ведь труп Краснопёрова явно отвезли туда. Значит, есть шанс узнать подробности о смерти — как был убит Краснопёров, чем, в какое время, при жизни или после смерти ему вырезали глаза, а главное, что за нож и в каких ритуалах его используют. Таня не сомневалась, что профессор это знал. А потому, остановив проезжавшую мимо пролетку, она отправилась в анатомический театр.
Здание анатомического театра стояло на отшибе глухого, далекого парка, и Таня вспомнила о том, как уже шла здесь с Володей, путаясь между огромных раскидистых деревьев. Ей невольно подумалось, что, должно быть, по ночам здесь бывает очень страшно, особенно, если постоянно думать о том, что находится внутри.
Но стоял день, и были слышны даже голоса гуляющих в парке детей, несмотря на дождь.
Овальный флигель анатомического театра производил впечатление полной безлюдности и какой-то заброшенности. Окна были прикрыты плотными ставнями. У самого крыльца Таня вдруг заметила на мокрой земле какой-то золотой кружок. Это была красивая иностранная монета с резными буквами. Какой она страны, Таня не знала. Она машинально сунула монету в карман.
Громко, кулаком, постучала. Никакого ответа. Толкнула дверь. Она оказалась не заперта. Шагнув вперед, Таня очутилась в уже знакомом коридоре, где стоял приторный, сладковатый запах формальдегида и других тошнотворных препаратов, которые используются в таком месте.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? Господин профессор! — крикнула Таня, и громкий голос гулким эхом отразился от стен. — Это я, Таня Алмазова! Невеста Володи!
Ответа снова не последовало. Таня не знала, есть ли у профессора медицинский персонал, работает ли здесь кто-то еще. Вспомнив, что его кабинет находится прямо по коридору, Таня медленно, сквозь темноту, пошла вперед, держась за стенку кончиками пальцев.
Вот и приоткрытая дверь кабинета. Таня зашла внутрь. На столе ярко горела настольная электрическая лампа — похоже, ее никто не выключил с ночи. А под столом...