Страница 48 из 54
Актер не перестает думать о впечатлении, даже когда хоронит своего ребенка.
Беглая прогулка по сумасшедшему дому способна показать, что вера ровным счетом ничего не доказывает.
Беда приходит не как гроза. Она приближается тихими голубиными шагами.
Безумие у отдельных лиц является исключением, у групп, партий, народов, эпох – правилом.
Благодаря доброй воле – помогать, сострадать, подчиняться, отказываться от личных требований – даже незначительные и поверхностные люди становятся сносными.
Благодетельное и назидательное влияние какой-нибудь философии нисколько не доказывает верности ее; точно так же счастье, испытываемое сумасшедшим от своей неотвязной мысли, идеи фикс, нисколько не говорит в пользу разумности этой идеи.
Более избранные, утонченные, редкостные, более труднопонимаемые люди легко остаются одинокими, более подвержены всяким злоключениям и редко продолжают свой род.
Болезненные люди – вот великая опасность человека, а не злые.
Несчастные, сбитые с ног, раздавленные – вот те слабые, которые отравляют и подвергают сомнению наше доверие к жизни, к человеку, к самим себе. На почве самопрезрения копошатся черви злобы и мести, воздух заражен тайнами, неопределенностями и всюду протянуты сети злобных заговоров – заговоров страдающих против счастливых и победоносных.
Брак придуман для посредственных людей, для большинства, которые не способны ни к сильной любви, ни к крепкой дружбе.
Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом.
Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь.
Бывают люди высокодаровитые, которые только потому остаются бесплодными, что слишком нетерпеливы, чтобы выждать свою беременность.
Быть великим – значит давать направление.
В любом организованном жрецами обществе «грехи» неизбежны – в них подлинная опора власти, жрец живет за счет прегрешений.
В моменты мира воинственный человек обрушивается на самого себя.
В основе всякой европейской морали лежит польза стада. Стадо стремится сохранить известный тип и обороняется на обе стороны как против вырождающихся, так и против выдающихся над ним.
В стадах нет ничего хорош его, даже когда они бегут вслед за тобою.
В сущности, между религией и настоящей наукой нет ни сродства, ни дружбы, ни вражды: они на разных полюсах.
В тех разговорах, которые ведутся в обществе, три четверти всех вопросов и ответов направлены к тому, чтобы причинить собеседнику хотя бы небольшое огорчение.
Величие одних достигается лишь ценой страдания других.
Вера не сдвигает горы, а только при случае воздвигает их там, где их раньше не было.
«Вера» означает: ты не хочешь знать правду.
Во всех великих талантах есть что-то роковое, они подавляют все слабейшие силы и зародыши и образуют вокруг себя как бы пустыню.
Во многих людях можно подметить избыточную силу и удовольствие от желания быть функцией; такие существа лучше всего сохраняют самих себя, когда включаются в чужой организм; если это им не удается, они становятся злобными, раздражительными и пожирают сами себя.
Вокруг героя все становится трагедией.
Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов.
Все познается в сравнении.
Все слова – предрассудки.
Все, что не убивает меня, придает мне силы.
Всегда теряешь от слишком интимного общения с женщинами и друзьями; и иногда при этом теряешь жемчужину своей жизни.
Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.
Вы всегда будете иметь только такую мораль, которая соответствует вашим силам.
Глубокая ненависть – тоже идеализм: мы оказываем такому лицу слишком много почета.
Говорят то, что думают, и являются правдивыми только при предположении, что говорящий будет понят благожелательно. Скрытность обнаруживается по отношению к тем, кто нам чужд.
Даже в чаше высшей любви содержится горечь.
Даже самый строгий образ жизни может превратиться в привычку и стать источником наслаждения.
Для истины убеждение опаснее, нежели ложь.
Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
«Должен» для большинства звучит приятнее, чем «хочу». В их ушах сидит еще стадный инстинкт.
Должно отплачивать за добро и за зло, но почему именно тому лицу, которое нам сделало добро или зло?
Если вы решили действовать – закройте двери для сомнений.
Если вы хотите быть свободны, то вы должны сбросить с себя не одни только тяжелые цепи: придет час, когда вы побежите даже от того, что вы больше всего любите.
Если есть Зачем жить, можно вынести почти любое Как.
Если имеешь характер, то имеешь и свои типичные пережитки, которые постоянно повторяются.
Если какой-нибудь образ мыслей неприятен, причиняет беспокойство, то это значит, что он заключает в себе истину.
Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы сурово вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил.
Если народ гибнет, физиологически вырождается, то из этого вытекает порок и роскошь, т. е. потребность все в более сильных и частых раздражениях, которая знакома всякой истощенной натуре.
Если ты будешь приписывать все выходящие из ряда обыкновенных поступки тщеславию, средние – привычке, а низкие – страху, то почти никогда не ошибешься.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Есть ли в нас змеиное жало или нет, обнаруживается, когда на нас наступят.
Есть много жестоких, которые только слишком трусливы для жестокости.
Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью».
Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.
Живи скрытно, чтобы тебе удалось жить по себе. Живи в неведении того, что кажется твоему времени наиболее важным. Проложи между собой и сегодняшним днем, по крайней мере, шкуру трех столетий.