Страница 9 из 10
В книге циркового фотографа Л. С. Бабушкина «Записки Цидрейтора» также упоминается случай с концертом в Тегеране.
В самом конце 80-х годов произошла встреча Леонида Семеновича с известным музыкантом Давидом Владимировичем Ашкенази, который многие годы аккомпанировал звездам отечественной эстрады: Юрьевой, Шульженко, Козину…
Бабушкин попросил пианиста рассказать подробно о концерте на дне рождения Черчилля в 1943 году.
Ашкенази крайне удивился: «Я действительно в этот период аккомпанировал Козину, но в Тегеране – этого не было. Бред все это! Небось уверял, что друг Черчилля? Все это плод его воображения!» Да, и последний «contra»-аргумент.
Легенда французского шансона, столь любимого отечественными музыкальными критиками, Морис Шевалье находился в это время, кстати, вместе с Эдит Пиаф, в оккупированном Париже и чувствовал себя вполне прекрасно, выступая для прямо противоположной, нежели коалиция союзников, аудитории.
Глава 2
Преисподняя
Накануне ссылки в Магадан. Причины
Как-то я решил устроить маме сюрприз. Пересказал Вадиму Алексеевичу мамины фронтовые воспоминания и попросил подписать фотографию, где он снят с народным артистом СССР Б. Штоколовым и народным артистом РСФСР А. Михайловым. Вадим Алексеевич тут же написал: «Дорогой Александре Георгиевне Мазуренко с уважением В. Козин». Я отправил письмо. Мама, а она живет и работает в Москве, звонит через неделю: «Спасибо, конечно, но ты хоть бы предупредил, а то знаешь – не ровен час! Я на работе похвасталась, так, знаешь, многие удивились: неужели Козин еще жив?» Вот ведь судьба! Популярнейший, если не самый популярный, артист живет и здравствует, а бывшие его поклонники удивляются этому факту. И это во времена гласности, когда о Козине появились наконец публикации в центральной прессе, прошли передачи по Всесоюзному радио и Центральному телевидению.
Поневоле вспомнишь Ильфа и Петрова: «Да, Россия – удивительная страна!» А разве неудивительно внезапное исчезновение не только самого певца, но и его пластинок, а в итоге – и песен? Это событие можно довольно точно датировать – вторая половина 1944 года.
Конечно, люди у нас в стране тогда исчезали. Сотнями, тысячами, миллионами. Исчезали великие ученые, артисты, писатели, поэты. Исчез – значит арестован, «враг народа». Формула, в своей примитивности доведенная до абсолюта, – до идиотского, скажем прямо, абсолюта. Разумеется, и Козин был арестован. За что? Риторический вопрос! Ведь известен же постулат: «Был бы человек, а статья найдется!» И вообще все, что тогда происходило, вряд ли объяснимо с точки зрения не только элементарной логики, но и просто здравого смысла. Поэтому вопрос: за что посадили Козина? – мы будем рассматривать только в связи с легендами. Вносить же в него «ясность» – не моя задача. Официально это выглядело так: решение особого совещания НКВД, «основанное» на совокупности статей, из которых главная – пресловутая «пятьдесят восьмая», срок – восемь лет. Детский срок по тем временам, означающий (сегодня это очевидно), что человек вообще ни в чем не провинился! Итак, за что?
Легенда номер один. В Хабаровске якобы формировался польский корпус. Командование пригласило Козина дать несколько концертов в частях перед отправкой легионеров на фронт. Певец якобы хотел воспользоваться этим, чтобы каким-то образом вместе с поляками перейти на сторону врага. Абсурд? А то, что маршал Тухачевский «немецкий шпион», не абсурд?
Легенда номер два. Перед началом войны знаменитый певец Вадим Козин познакомился со знаменитой летчицей Мариной Расковой, своей поклонницей. Дружили, довольно часто встречались. Неожиданно выяснилось, что на знаменитую летчицу положил глаз Лаврентий Павлович Берия. Соперника было решено устранить. Похоже на правду? Похоже…
Легенда номер три. Когда Козину в спешном порядке было велено лететь в Тегеран, певец поставил условие – вывезти его семью, мать и сестер из блокадного Ленинграда. Кандидат в члены Политбюро, первый секретарь МГК ВКП(б) Щербаков пообещал выслать за родственниками певца личный самолет. И надо же было такому случиться, что именно в этот день в дом, где жили Козины, попала бомба. Мать и одна из сестер погибли. (Еще одна версия – умерли с голоду.) Козин, узнав об этом, крепко отматерил вождя, а заодно и все советское правительство. Такие вещи вожди не прощают… Эта версия, на мой взгляд, еще более похожа на правду.
И, наконец, легенда, рассказанная самим Вадимом Алексеевичем, в которую он сам свято верит.
♦ Вадим Козин:
Вызывает меня Берия, он тогда в Гранатном переулке, в особняке жил. Адрес, известный мне, ведь там и Дом звукозаписи расположен. И вот ведь что обидно, я сам туда пришел! Приглашают в кабинет, а там еще и Щербаков сидит, мрачный такой, опухший, точь-в-точь, как тогда Черчилля в «Крокодиле» рисовали. На самом-то деле Черчилль совсем не такой был, я-то его, вот как вас сейчас, видел. На стене кабинета картина – «Утро нашей Родины». Сталин в белом кителе и все такое прочее. Берия поздоровался, этак ехидно-ласково, порасспросил о житье-бытье, завел вдруг разговор о репертуаре. В частности, спросил: «А что ты по праздникам поешь?» А что мне было рассказывать? Я в политику никогда не вмешивался, а из «юбилейных» была у меня всего одна песня, она меня всегда выручала. Слова ее написал мой родственник поэт Придворов, известный под псевдонимом Демьян Бедный. Я ее и сейчас помню:
Это песня про Ленина, там в конце поется:
Я им эту песню и напел прямо в кабинете. «А еще?» – спросил Берия.
– Всё, больше ничего нет, – отвечаю.
– Ну, знаешь ли! Тебе надо что-то подготовить для него. – И указывает на картину. – Ты знаешь, он тебя любит, ему это будет приятно!
– Я лирический певец, – отвечаю, – и ничего больше разучивать и петь не буду!
– Не будешь? – ехидно усмехнулся Берия.
– Не буду, – почему-то с удовольствием ответил я.
– Не бу-у-дешь, – удивился Щербаков.
– Не бу-уду!! – откровенно передразнил его я. Черт попутал передразнить!
– Ну ладно, иди, – говорит Берия. – Будем считать, что разговор состоялся.
А Щербаков и головы не поднял, только шея у него побурела. Вот и все, что было, вот вам крест святой! Не простили мне вожди тона, который я себе с ними позволил. Щербаков не простил, что передразнил я его. А что для них человек, хоть бы и известный? Щепотка лагерной пыли, и больше ничего. После этого был у меня всего один концерт, и вот ведь ирония судьбы – в этом зловещем, проклятом НКВД! Запомнилось, что какой-то высокий чин все со мной чокнуться норовил и говорил со значением: «За ваше здоровье!» Остроумный был дядя, ничего не скажешь! А может, предупредить хотел, я ведь ни сном ни духом не ведал, что со мной будет.
Ну, а потом арест, Лубянка, этапы, пересылки, Магадан. Об этом я рассказывать не буду, читайте художественную литературу, там все описано. А я все это забыл! Было? Было! А как – не помню, не желаю помнить и тем более вспоминать. Хотите писать – сами что-нибудь придумайте. Я – разрешаю. Все!
Михаил Крушинский[16]
На самом деле все было несколько прозаичнее. Передо мной «Выписка из протокола № 7 особого совещания при Народном комиссаре внутренних дел СССР»:
«Козина Вадима Алексеевича, за антисоветскую агитацию, развращение несовершеннолетних и мужеложство – заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет, считая срок с 12 мая 1944 года. Лично принадлежащее имущество – конфисковать».
16
Из очерка «Соловей за решеткой», журнал «Родина», № 10, октябрь 2001.