Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 39

Лесной дом и его обитатели

Петляя, тропка вывела через мостик к выселкам — не огороженному забором хозяйству, только крыша терема с окошками да высокий овин. Степанида окинула окрестности цепким крестьянским глазом, заметив и распаханную полосу земли с колосящейся рожью, и коровьи лепешки. Обжито, значит. И хозяева рачительные, чуть свет скотину выгнали.

Рогдай, оборотившийся в человеческую ипостась, приостановился, пропуская женщину вперед, давая тем самым понять: там безопасно, там ждут...

Двор чистый, поросший мелкой травкой, копошатся странные птицы, похожие на крупных куропаток. На тропинке, ведущей к терему, сидит крупный кот черной масти, причем сидит, явно что-то пряча под своим мохнатым задом.

— О! Здоров будь, корогуша, — поприветствовал перевертыш кота. — Что опять спер? Домовитый ты наш!

Кот, как и следовало ожидать, на приветствие не ответил, зато ловко подкинул лапой мешочек, что прятал под задницей, схватил его зубами и потрусил в терем. Рогдай улыбнулся, взял Степаниду за руку и повел вслед за котом.

— Это корогуша, он неплохой, только вороватый, все в дом тащит, что плохо лежит.

— Домовитый какой кот, — попробовала улыбнуться Степанида, хоть не до улыбок сейчас, но рядом с Рогдаем, как всегда, было очень спокойно, не страшно…

— Какой кот, Степушка? Это не кот, это дух, такой же, как вон овинник иль дворовый. — Степанида обернулась в ту сторону, куда кивнул Рогдай: два невысоких человечка в теплых не по погоде овчинных безрукавках, холстяных портах да рубахах. Оба рыжеволосые и конопатые, только один повыше и тощий, другой крепенький, пониже, идут, переругиваются. «…Почто Буренку выгнал сегодня? Она на ногу прихрамывает! Что, лень травы было скосить?» — это низенький. «Ничего не лень! Некогда мне! Жатва скоро, надо овин прибрать, сено утрамбовать, чтоб соломе было место! А Буренка твоя не хромает совсем, подлечил ты ее ночью, да и полевику я сказал, чтоб присмотрел особо. В поле бабы его управятся».

Степанида с детства слышала про дворового да овинника и даже в девках гадать к ним или, может, к их родственникам бегала, но чтобы вот так, запросто, средь бела дня увидать — то чудно!

Вот стоит и смотрит — двор, ладные постройки, скотина есть, судя по навозу и разговору опять же; поле, все как у людей… Так и пялилась бы, наверное, рот открыв, вот дура-то, что про нее подумают?

Тут Рогдай подтолкнул ее легонько — пошли, мол, ждут нас. Просторными сенями прошли в горницу, образов, как и следовало ожидать, в красном углу не было, зато на полочке лежали колосья, ленточки и даже стояла миска с чем-то съестным.





Посреди горницы — большой, добела выскобленный деревянный стол, по краям стола лавки, коврами домоткаными крытые. Во главе стола сидит белый как лунь старик с длинной ухоженной бородой в синей шелковой рубахе.

— Оттого и сед, что лешака дед! — весело усмехнулся хозяин и молодецки подмигнул Степаниде. Рогдай слегка нахмурился, а сердце женщины сладко екнуло: ревнует! 

По правую руку от седого хозяина сидят домовой с домовухой, как их не узнать? Напротив них парень — по лицу прям дите, пухловатый, большая голова в кудрях, а из кудрей уши торчат, большие и острые.

— Воструха я, — отвечая на невысказанный вопрос Степаниды, отозвался парень детским голосом. — И сестра моя воструха. Мы беду всегда чуем и хозяев упреждаем. Как можем.

— Да, как можете, знамо, как можете, — это уже домовой. — На грудь человеку сядете, и ну душить его! А потом с нас спрос! Домовой душил!

— Как можем, так и упреждаем, ты нам не указ! Лучше бы вон за домашними следил, не знаешь, что у тебя под носом делается!

Домовой аж подпрыгнул, стал ножками на лавку от такой наглости и набрал в грудь воздуху побольше для достойного ответа, но тут мизансцену нарушил давешний кот, ворвавшись в горницу с жалобным воплем, и чисто человеческим языком с ходу начал ябедничать, тыча лапкой в Степаниду с Рогдаем:

— Дедушко! А вот они, дедушко, меня вором обзывали, говорили, что я краду завсегда! А я же не краду, дедушко! Ну взял я полушалок у коробейника, так а кто ему виноват, что он вина напился и не за товаром своим смотрел, а за юбкой подавальщицы в трактире? Ладно, ладно. — Кот замахал лапкой под вопросительно-хитрым взглядом седого хозяина. — Ну еще ленты… три, красные… ну бусы еще, тоже красные… и сережки к ним. Всё! Шкурой клянусь, всё! И не крал я! А подобрал, как положено, у человека, что добро свое не бережет! В своем праве я! Так для нашей же Поляны… Вон краса--девка и жениха приглядела, — тут голос кота стал вообще мурлыкающим.

Да, сдал со всеми потрохами кошак девицу, вон как покраснела, и руки вздрагивают, вот-вот горшок уронит. Всего-то и вымолвила: «Угощайтесь, гости дорогие, не побрезгуйте, это зайчатина томленая, сейчас кашу принесу и молоко» — и исчезла быстро, только длинной русою косою махнула. С синей шелковой лентой. Видно, путь к коробейнику был проложен не вчера…

Дед приподнялся и, показывая на свободное место по правую сторону, пригласил:

— Присаживайтесь, гости дорогие, у нас тут по-простому все, отобедайте с нами да потом расскажете, с чем пожаловали.