Страница 24 из 39
Разгар лета, все в заботах, как водится: овинники амбары готовят, полевики урожай оберегают, лешие лес хоронят от пожаров… Люди тоже все при деле. Страда в разгаре. И на реку некогда бедным сходить, водяника потешить… Только мальчишки коней купать поутру приезжают, но тут неизвестно, кто кого пугает больше! Былой раз речной хозяин так копытом получил в лоб, три дня на дне отлеживался. Да и это, воду мутят, ржут, как кони, плещутся, и не подойдешь! А ну их…
Речной хозяин посмотрел на колесо мельницы: крутится. Прокатиться, что ль? Да и эта забава надоела… А река-то и впрямь мельчает, того и гляди крыша терема на поверхности покажется! Нет. Так дело не пойдет дальше. Надо к соседу идти. Это что ж, развел свое болото, понимаешь ли, наверное, уже половину верховья реки захватил! Все мало ему! Сколько вон ручьев было? Все заболочено… Впрочем, и его, хозяина речного, вина тут есть. Когда в верховья-то хаживал? Э-э-э… Надо идтить. Водяник еще раз взглянул на колесо: нет, разочек прокатится — и быстренько в путь, пока этот мельник не прибежал браниться.
До верховья добрался он быстро, оседлав крупного сома, так кстати попавшегося вблизи терема. Ишь, прикормился, уяснил сомяра, куда люди подношения приносят. Нет-нет, а перехватит что-нибудь. А люди-то иной раз за речного хозяина его принимают. А тот и рад. Вот пускай отдувается. Эх, красота так прокатиться! Пожалуй, надо завести еще таких парочку, и будет у него выезд, как у людей, тройка!
Видел водяник, как люди свадьбу праздновали…
Мысли о свадьбе снова навели на лирический лад. Вон, все по парам, даже у страшного лешака жена есть! А он в расцвете лет! Богат не хуже воеводы! А один… грустно. Отпустил сома — прошел азарт катания — и потихоньку перебрался в ручей с темной болотной водицей, теперь вверх по течению.
— …Что ты, милая, нешто сомневаешься во мне?.. — голоса человеческие. Парочка людей стоит в лесочке, милуются, разговаривают! Да что за напасть сегодня! Ему-то, водянику, ни помиловаться, ни поговорить не с кем!
— Не сомневаюсь, Бьернушка. — Вот ведь как ласково она его: «Бьернушка!» — Только ведь сама ту девку растерзанну видела, боязно мне. И не известно, кто ж ее… А ну впрямь оборотни?..
— Птаха ты моя, псом спать буду у дверей твоих, никому в обиду не дам…
— Боязно мне… — Девица прижалась к урманину всем телом.
Урманина-то водяник узнал, как не узнать? Свой в своем роде. А как она к нему жмется! Как жмется!
Речной хозяин всей своей мокрой шкурой почувствовал страсть человека. Позавидовал. Сплюнул, чтоб зла не накликать завистью, свой все-таки, и пошлепал дальше по ручью. Вот ведь в двух шагах прошел, а эти двое даже не заметили… Любовь!
Тем временем лес поредел, ручеек замелел, трава болотная появилась, осока, под ногами хлюпает. Вот оно, болото. Ну, незваным негоже, конечно, но ведь не просто, а по делу. Речной хозяин задумался, как поступить, надо бы подождать кого-нибудь да передать болотному, что родственник в гости пожаловал. Присел водяник на кочку, перепончатые лапки в лужу опустил, сидит, выжидает.
На болоте тем временем оживление пошло, то одна заспанная личность появится, то другая из-за кочки вынырнет — и опять в тину. Это видят, что не человек, так им и без надобности, подумал водяник. И тут прямо в двух шагах от себя увидал глаза. Огромные, зеленые, как старая ель, пушистыми ресницами, словно серым мхом, обрамленные. Омут, а не глаза. Трясина. Лицо белое, как молоко, давеча Степанида молочком угощала, и губки, как клюква спелая, красные, маленькие да пухленькие. Да и все остальное при ней, сверху стройная, и грудь небольшая, зато бедра широкие, даже сарафаном не скроешь, красота! Болотница подняла ножку, и сердце водяника пропустило удар: ножка как ножка, почти человеческая, только ступня, как у уточки, с перепоночками.
Речной хозяин шумно сглотнул, привлекая к себе внимание, красавица обернулась, поправляя черные, как хвост кобылы мельника, волосы.
— Ой, а кто ж вы такой будете? И зачем к нам пожаловали?
Водяник, с трудом проталкивая слова, ответил:
— Мы… М-м-мы… М-м-м-э-это… Это мы. Это я. Речной хозяин. Родственник вашего… главного.
— А… Хозяин реки, значит?.. — Болотница кокетливо повела ресницами. — А зовут вас как?
— А так и зовут, Хозяином. Или Водяным. Иногда. Люди.
— Водяным? А, Вадик, значит. А меня вот Марыською кличут.
Водяник опять шумно сглотнул, не в силах оторвать взгляд от перепончатых лапок.
— Приятно очень, барышня Марыська.
«Барышня Марыська» смущенно прыснула в кулачок, уж от рождения шестнадцать лет на болоте жила, а никто барышней ее не называл… А он вроде ничего, этот Вадик, солидный мужчина и хозяин, видишь ли. Интересно, а его можно на дно затащить? Надо у отца спросить.
Тем временем «Вадик» сидел на кочке и пялился, как деревенский дурачок, на Марыську. Забыл ведь и зачем пришел, и что здесь делает, и куда идти нужно…
На дне болота своим чередом начался переполох. А как же! Спозаранку примчалась к хозяину болотному кикимора и начала верещать, что, во-первых, его родственничек водяной пожаловал, а во-вторых, толстая Марыська его, водяника то есть, обхаживает.
Болотник встрепенулся как ужаленный! Это шанс! Еще какой! Неужто удастся Марысечку пристроить в хорошие руки?! Счастье-то какое! Э-э-э, только брат водяник не прост, наверняка полболота в приданое попросит. Да еще дани лет эдак на двести… Конечно, Марысечка, кровиночка родная, и не такого стоит, точнее его, отцовских, нервов… Но попробовать поторговаться можно.