Страница 22 из 39
Поляна что-то шепчет, обращаясь явно к избушке. Но ничего не меняется, девушка шепчет снова и даже ножкой притоптывает: «Эва ты как! А мы-то тебе угощенье принесли…»
Вероятно среагировав на слова про угощение, избушка медленно поворачивается: нет, как будто не избушка поворачивается, а все обозримое пространство вокруг молодых людей. Вот уж избушка стоит не глухой стеной, а окошечком с голубым наличником, и полянка перед избушкой побольше стала, и банька рядом стоит. Рядом с банькой — большая ступа и метла прутьями вверх. А на окошке сидит огромный, по-видимому, вездесущий черный кот. У Славена даже сомнения не возникло, что это тот самый кот, с мельницы. Уж больно морда умная.
— Пойдем, не съест же на самом деле. — Славен взял невесту за руку.
От высокого крылечка сами собой ступеньки под ноги высыпали. Крыльцо совсем не дряхлое, добротное, дверь в избу низкая, но такая широкая, что телега может проехать, железными полосами окованная. В горнице большая печь свежевыбеленная, по краям наверху пучки трав развешены да пара котлов медных, небольших, к слову, человек не поместится. Стол, на столе блюдо с яблоками и рушник вышитый. Лавки широкие, коврами крытые — не бедно! В левом углу огромный сундук, который, судя по пышной перине и подушкам, служил хозяйке одновременно и гардеробом, и постелью. Запах в горнице свежий и приятный, травами, смолой и хлебом пахнет.
— Чего встали-то? Угощение на стол ставьте, подарки на лавку, сами в баню!
Славен завертел головой, не понимая, откуда голос идет, но идея про баню его вдохновила, и он, взяв Поляну за руку, шагнул к выходу.
— Это куда ты, охальник бесстыжий, девку тянешь? Она тебе ишшо не жена! И тусек-то, тусек, на лавку поставь. Что вы там принесли?
Крупный кот неожиданно ловко и мягко для его комплекции одним махом переместился на лавку. Славен замер соляным столбом. Кот. Говорящий.
— Ох, как же вы мне все настохорошели! Ко-ро-гу-ша. Корогуша я, а не кот. И говорить умею, в отличие от тебя, неуча, на четырех языках человеческих, а зверей и птиц так всех понимаю. Ну, что стоишь? Для кого баня топлена? Баба-яга не пустит за стол, пока не помоешься, не попаришься. Дух свой противный, человечий, не отмоешь, — кот хихикнул. — А то, бывает, прилетают тут некоторые, вынюхивают…
Славен с опаской пошел в баню. Но, к удивлению, баня была самой обычной, нет, не совсем обычной: и жар, и пар в самый раз, но ушаты сами водой не окатывали, мочало само по себе не мылило и спину не терло. Веником тоже самому орудовать пришлось. Но на выходе ждал Славена кусок льняного полотна да его собственная сухая да чистая одежда. Чудеса.
В избушке тоже лиц прибавилось: обнаружилась страшная старуха, высокая, но сгорбленная, седовласая, с крупным крючковатым носом, бледными губами и ослепительно белыми, ровными зубками. Бр-р-р.
— Проходи, молодец. — Голос тоже не старый — высокий, звонкий. — На вон тебе киселя ягодного да яишню. Ты ешь, ешь, потом рассказывать будешь. — Смеется!
— Да нам, бабушка, посмотреть бы, дед говорит, Яга знает, Яга поможет…
— Старый хрен! Хитрый гусь он, твой дед! Сын называется! Мог бы и сам явиться!
— Да у него еще с последнего явления спина не прошла, бабушка, — вставил свои пять грошей Славен и тут же получил пинок под столом от Поляны.
— А ты кто таков будешь? — обрадованно повернулась к парню Яга. А глаза-то! Молодые какие да ясные!
— Я Святослав, воеводы Ивана Данилыча сын, Поляны жених нареченный.
— О как! — Бабка аж на месте подпрыгнула, или не бабка все ж? А ей вроде как не один век… — Жених, значит? Ну что вылупился на меня, как глуздырь на морковку? Стара — не стара, прикидываешь? Эх, если б не жених… А вообще запомни, парень: жена так выглядит, как муж ее любит. Я-то? Да моего мужа тута нет. На твое счастье, хех. Да знаю, за чем пришли, ты, Поляна, полезай-ка в подпол да найди там в погребе серебряное блюдечко с золотым яблочком, посмотрю я, где Рогдай со стаей, хотя и так догадываюсь, но прежде…
— Поляна, знаешь, не чужая нам. И кому попало мы девку не отдадим. Потому вот тебе мое слово, парень: выходи со мной на бой честный, выстоишь — по праву твоя невеста, нет — ну, отец твой простит, в общем. Или можешь сразу уйти, пока Поляна в погребе. Еще диковину какую-нибудь тебе подарю, сапоги-скороходы например.
Издевается, значит. Старая карга. Как она сказала? Хитрая утка! Щас-с-с! Так он и отступился от Поляны.
— Лучше скатерть-самобранку, на свадьбу пригодится! И лук, что без промаха бьет. Если выиграю бой у тебя, бабка. — Славен поднялся с лавки.
— Да ты, батюшка, нахал! — Баба-яга тоже поднялась, распрямилась, став ростом вровень с парнем.
Волосы, оказывается, не седые, а пепельно-русые, ловко заплела в косу и за спину закинула. Да и не бабка уже перед ним, а молодая баба, да не баба — воительница. Кольчуга на ней мелкой-мелкой сеткой, так, что рубаха просвечивает, только на местах, где груди, железные полушария прилажены. Крутые бедра обтягивают штаны из коричневой кожи неизвестного чешуйчатого зверя, а внизу, по голени, от стопы до колена, костяные пластины. Вот тебе и костяная нога! Нос остался внушительным, но на удивление совсем не портил бледное, слегка вытянутое лицо с красиво изогнутыми губами.
Дальше Славен начисто забыл, что перед ним женщина, только тело вспоминало уроки старого воя по прозвищу Налим. Тот был хоть и полноват и неуклюж внешне, но искусством боя владел совершенно.
Через полчаса Славен, красный и мокрый, как мышь, сидел на траве, пытаясь восстановить дыхание.