Страница 14 из 18
София Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года в селе Каринском под Москвой. Спустя несколько дней ее похоронили в Москве на немецком кладбище в Лефортово. Газеты сообщили об этом уже после похорон. И немота забвения окутала ее имя.
Муза философа и поэта
(Лу Саломэ)
Лу Саломэ не была красива классической красотой. Она была утонченной и эротичной. Ее обаяние обволакивало, а умение слушать делало неотразимой, ибо мужчины обожают быть услышанными. Ее спокойный взгляд, мягкие кошачьи движения…
Импульсивный Ницше был заворожен. Ему сорок лет. Он болен и одинок. А тут судьба подарила надежду: вот душа, которая ему близка. Об этом он, воодушевленный, сообщает своей приятельнице, которая, собственно, и устроила это знакомство.
Луиза, или Лу фон Саломэ, родилась в Петербурге в 1861 году. Ее отец, Густав Карлович, выходец из Прибалтики, верой и правдой служил русскому престолу, за что и был пожалован дворянским титулом и чином генерала. Мать Лу происходила из семьи немецких фабрикантов. Девочка «по-русски плохо знала», ее родным языком был немецкий, а русской няни не было. Жила Лу в замкнутой аристократической петербургской среде, снобистской и холодной. На ее становление сильное влияние оказал пастор Жийо, который учил девочку-подростка философии и преподал первый урок греховной ласки: во время проповеди гладил нежную девичью коленку.
В 19 лет Лу покинула Россию, чтобы получить образование. Какое-то время она посещала лекции в Цюрихском университете; особенно ее привлекали религиозная философия и психология. В дальнейшем Лу Саломэ станет знаменитой писательницей, чье имя окружено мифами, легендами, тайнами. Одна из них – встреча с Ницше.
Когда в 1882 году мадемуазель Мейзенбух, опекавшая Ницше, предложила Лу познакомиться с ним, девушка согласилась. Ей было интересно поближе узнать философа, сочинения которого лежали в ее дорожном сундучке.
Таким образом, дальнейшие драматические события были предопределены. Мейзенбух, встретив Лу Саломэ, была уверена, что молодая русская подходит Ницше на роль… жены. Откуда ей было знать, что Лу меньше всего собиралась быть хорошей женой, что у нее были совсем другие планы на собственную жизнь? Вот так, стремясь сделать добро, мы порой только осложняем жизнь близким нам людям. Мейзенбух, естественно, об этом не думала, а просто приняла желаемое за действительное. Недюжинный ум Лу, ее чрезвычайная интеллектуальная восприимчивость позволили мадемуазель надеяться, что Ницше найдет в Лу прекрасного собеседника. Увы, этого мало, чтобы стать хорошей женой. Встреча состоялась в Риме, у собора Святого Петра.
Ницше покорен, он восхищен. И удивительно – он, кого называли пророком, так же, как и мадемуазель Мейзенбух, не прочувствовал Лу, ее душу. Не понял, что ее настолько потрясла сила его мысли, что Лу потеряла сон. Но то было преклонение перед гением, а не влюбленность в мужчину. А Ницше жаждал любви и потому со всей страстностью своей натуры отдался этому чувству.
После встречи в Риме они отправились в Люцерну. Но не одни… С ними был друг и ученик Ницше Пауль Рэ. Естественно, влюбленный в Лу.
Все свободное время Ницше проводит с Лу, рассказывает о своей жизни, о первых сомнениях, об открытии Шопенгауэра и Вагнера, о тревогах за будущую жизнь. «Я никогда не забуду тех часов, когда он открывал мне свои мысли, – вспоминала Саломэ. – И в самом деле, жизнь для него была сплошным страданием».
Ницше не признавался ей в любви, но растроганные глаза Лу, слезы, блестевшие на них, когда она слушала, вселяли надежду на ответное чувство… Фридрих поведал о своих чувствах Паулю Рэ и попросил об этом поговорить с Лу.
Почему не сам? Его состояние было противоречиво: он влюблен, он боится услышать: «Нет!» С другой стороны, Ницше признался: «Жениться – никогда, мне неизбежно придется лгать». А в то же время Лу наполнила жизнь философа неизведанной прежде радостью.
Душу человеческую постичь невозможно. Ницше не хочет жениться, но… он ошеломлен отказом Лу! Возможно, со свойственной ей интуицией Саломэ чувствовала, что Фридрих не способен быть мужем, а потому предложила ему дружбу. Да и напугала девушку его страстность, прежде сублимированная в творчество, а тут вырвавшаяся наружу, как пламя. Ведь писал он в юности: «Пламя – душа моя». Но Лу не собиралась сгорать в этом пламени, сей расклад в ее планы не входил, а главное – Лу Саломэ не любила Ницше. Она всегда будет любить только свободу. Чего еще можно ждать от девушки, которая хранила портрет Веры Засулич?
Фридрих не поверил Паулю, он поехал к Лу, но она была непреклонна – только дружба. Надежды на счастье рухнули:
Лу Саломэ была тонкой женщиной, поэтому она не смогла остаться равнодушной к любви философа. Поэтесса берет в ней верх, она пишет поэму «К скорби». Петер Гаст, прочитав ее, решил, что автор – Ницше. «Нет, – писал ему философ, – эти стихи принадлежат не мне; они производят на меня прямо подавляющее впечатление, и я не могу их читать без слез; в них слышатся звуки голоса, который звучит в моих ушах давно, давно, с самого раннего детства. Стихи эти написала Лу, мой новый друг… Ее острый ум напоминает зрение орла, ее душа смела, как лев, а между тем это чрезвычайно женственное дитя, которое, может быть, недолго проживет…»
Удивительно, но в отношении Лу Ницше совершенно отказывала его знаменитая интуиция. И на сей раз он ошибся. Саломэ пережила его на 37 лет.
Итак, дружба. Ницше не посмел отказаться. А возможно, именно это его и устраивало? В своих воспоминаниях Лу Саломэ рассказывает, как философ посвящал ее в свое учение: страдание – это наша судьба и в то же время наша жизнь; нет надежды избегнуть, надо примириться со своей участью. Проникнемся же этим страданием, призывал Ницше, обручимся с ним, полюбим его деятельной любовью, будем, как оно, пылки и безжалостны.
У Лу не было желания обручиться со страданием, но она слушала его с глубоким вниманием, и, как считает биограф Ницше Галеви, мы не можем сомневаться в ее искренности – иначе как бы она могла написать «Гимн к жизни», который так потряс Ницше, что он положил его на музыку.
Это были сложные отношения. «Каждые пять дней между нами разыгрывается маленькая трагедия», – признавался Ницше. Но как можно постоянно жить пусть в маленькой, но трагедии, да еще и любить ее?! Гениальный философ действительно был слишком утомителен для обычной женщины, даже если она «самая умная женщина в мире», а ее «душа смела, как лев». «Страшное возбуждение его часто утомляло ее», – вынуждена была признать сестра Ницше, явно не благоволившая к Лу. Фридрих требовал от нее сочувствия каждой своей мысли, а она не хотела отдавать ему свой ум, свое сердце, не хотела растворяться в нем. Кто бросит в нее камень? А вот Ницше возмущен непокорностью девушки, ее независимостью. Не тогда ли впервые возникла в его возбужденном сознании мысль о плетке?
Кроме того, создавалась двусмысленная ситуация: Пауль Рэ тоже влюблен в Лу. Они всегда вместе, всегда втроем. И Ницше начинает нервничать, ему кажется, что эти двое смеются над ним. Обычная ревность мужчины носит у него болезненно-патологический оттенок. А тут еще мать и сестра называют Лу «непристойной особой», женитьба на которой – «позор могиле отца».
Ницше порывает с близкими, здоровье его резко ухудшается. В письме к Овербеку он признается: «Оскорбительные и мучительные воспоминания этого лета преследовали меня, как бред… Если мне не удастся открыть фокус алхимика, чтобы обратить эту грязь в золото, то иначе конец…»
Он «обратил грязь в золото» – несостоявшаяся любовь с Лу Саломэ обернулась для человечества книгой «Так говорил Заратустра». Даниель Галеви назвал Заратустру духовным сыном этого распавшегося союза. Саломэ, судя по ее воспоминаниям, не возражала против такого предположения.