Страница 39 из 64
– Я уже думал об этом, Аллан, – ответил он, поглаживая длинную седую бороду.
Мы со Стивеном уселись среди королевских советников. Вскоре появился Бауси в сопровождении Брата Джона и, поздоровавшись с нами, велел привести послов понго. Вошли высокие светлокожие мужчины с правильными семитскими чертами лица, одетые, как арабы, в белое. На шее и запястьях они носили золотые и медные кольца. В общем, выглядели послы солидно; они разительно отличались от большинства жителей Центральной Африки. Мне же их внешность внушала страх и отвращение. Добавлю, что копья понго остались за изгородью, окружавшей королевское жилище. Послы сложили руки на груди и с достоинством поклонились королю.
– Кто вы и что вам нужно? – осведомился Бауси.
– Я Комба, – ответил их предводитель, молодой еще человек с блестящими глазами. – Комба, Признанный богами, который в скором времени может занять место Калуби, а это мои слуги. Я пришел сюда с дарами дружбы по желанию священного Мотомбо, верховного жреца богов. Дары оставлены за изгородью…
– Разве не Калуби жрец ваших богов? – прервал его Бауси.
– Нет, Калуби – король понго, так же как ты – король мазиту. Мотомбо же, которого мы редко видим, – король духов и уста богов.
Бауси кивнул на африканский манер – поднял подбородок и не опустил.
Комба продолжал:
– Я отдался на твою милость. Если хочешь, убей меня, но толку от этого немного, ибо место мое займет другой, дожидающийся очереди стать королем.
– Разве я понго, чтобы убивать послов и поедать их? – съязвил Бауси, чем явно задел высоких гостей.
– Ты ошибаешься, о король! Понго едят лишь избранных Белым дьяволом. Это религиозный обряд. К чему тем, у кого много скота, есть людей?
– Не знаю, – буркнул Бауси. – Среди нас есть человек, у которого другое мнение. – Король глянул на Бабембу, и тот нервно заерзал.
Комба обжег Бабембу свирепым взглядом.
– Не представляю, чтобы кто-то покусился на костлявого старика, – парировал он. – Но оставим это. Я благодарю тебя, король, за гарантию безопасности. Я пришел сюда просить, чтобы ты направил посланников для переговоров с Калуби и Мотомбо о заключении прочного мира между нашими народами.
– Почему же Калуби и Мотомбо сами не пришли сюда для переговоров? – спросил Бауси.
– Потому что, о король, по закону им нельзя покидать свою страну. Поэтому они послали меня, будущего правителя племени. Послушай меня! Поколениями наши народы ведут войну. Началась она давным-давно, один только Мотомбо знает, когда это случилось, ибо его известили боги. Прежде понго владели всей этой землей, за водой находились наши священные места. Потом явились ваши предки, напали на понго, многих перебили, оставшихся захватили в плен и сделали своими рабами, а женщин – своими женами. Теперь Мотомбо и Калуби говорят: пусть вместо войны воцарится мир; пусть там, где был бесплодный песок, вырастут злаки и цветы; пусть мрак, в котором теряются и гибнут люди, сменится ласковым светом и наши народы протянут друг другу руки!
«В самом деле», – пробормотал я, тронутый его словами.
«Я Комба, – ответил их предводитель, молодой еще человек с блестящими глазами. – Комба, Признанный богами…»
А вот Бауси был холоден как камень и поэтические разглагольствования посла выслушал с мрачным подозрением.
– Перестаньте убивать людей нашего племени, брать их в плен и приносить в жертву Белому дьяволу, тогда через пару лет мы прислушаемся к твоим медоточивым речам, – пообещал король. – Пока же они напоминают ловушку для мух. Впрочем, если кто-то из советников хочет рискнуть жизнью и посетить Мотомбо и Калуби, запрещать не стану. Скажите, о индуны, кто из вас готов на это? Хором не говорите, лучше по одному и поскорее, ведь первого, кто пожелает отправиться послом к понго, я удостою этой чести.
В жизни не слышал я такой тишины, какая воцарилась после приглашения. Индуны переглядывались, но ни один не проронил ни слова.
– Как? – с притворным удивлением воскликнул Бауси. – Желающих нет? Впрочем, ваш удел – закон и порядок. Что скажет предводитель воинов Бабемба?
– Скажу, о король, что в юности я побывал в стране понго и потерял там глаз. Меня затащили туда насильно, и сейчас своими ногами я идти туда не желаю.
– Очевидно, о Комба, никто из моих советников не желает быть послом. Поэтому, если Мотомбо и Калуби хотят поговорить о мире, пусть сами придут сюда под надлежащей охраной.
– Я уже сказал, о король, что это невозможно.
– Если так, то говорить больше не о чем, Комба! Отдохни, поешь нашей пищи и ступай восвояси.
Тогда Брат Джон встал со своего места и сказал:
– Мы кровные братья, Бауси, потому я могу говорить за тебя. Если ты, советники и послы согласны, то я и мои друзья готовы отправиться к Мотомбо и Калуби, чтобы переговорить с ними о мире от имени твоего народа. Мы не боимся, напротив, нам очень нравится посещать новые земли и незнакомые племена. Скажи, о Комба, примете ли вы нас как послов, если король Бауси даст согласие?
– Король волен назначить своим послом кого пожелает, – ответил Комба. – Калуби слышал о прибытии белых господ в страну мазиту и велел сообщить им, что будет рад, если они захотят сопровождать посланников. Но когда вопрос передали Мотомбо, оракул сказал так: пусть белые люди придут к нам, если хотят, только без железных труб, больших и малых, которые с шумом изрыгают дым и убивают на расстоянии. Съестное им добывать не потребуется: еду они получат от нас в изобилии. Более того, среди понго они будут в полной безопасности, если не нанесут оскорбление богам.
Конец фразы Комба произнес нарочито медленно и отчетливо, а затем пытливо взглянул на меня, словно старался прочесть мои сокровенные мысли. У меня душа в пятки ушла. Вне сомнений, Калуби звал нас к себе, чтобы мы убили Белого дьявола, угрожающего его жизни. Насколько я понял, этот дьявол – чудовищная обезьяна. Только как мы справимся с обезьяной или с другим страшным зверем без огнестрельного оружия?
– О Комба! – сказал я. – Мое ружье для меня отец, мать, жена – вся моя родня. Без него я с места не сдвинусь.
– В таком случае тебе, белый господин, – ответил Комба, – лучше остаться здесь со своей родней, ибо, если попробуешь взять ее с собой в страну понго, то будешь убит, едва ступишь на наш берег.
Прежде чем я успел открыть рот, заговорил Брат Джон.
– Вполне объяснимо, что великий охотник Макумазан не хочет расстаться со своим ружьем, – сказал Брат Джон. – Для него оно что палка для хромого, чего нельзя сказать обо мне. Я годами не брал в руки оружия и не убивал божьих тварей, за исключением насекомых с яркими крылышками. Я готов посетить вашу страну, имея при себе только это. – Он указал на сачок, прислоненный к изгороди.
– Хорошо. У нас тебя ждет самый радушный прием, – пообещал Комба, и в его взгляде мне почудилось злорадство.
Последовала пауза, во время которой я объяснил все Стивену, подчеркнув, сколь безумна затея Брата Джона. К моему ужасу, в юноше взыграло ослиное упрямство.
– Квотермейн, отпускать старика одного нельзя, – заявил он. – По крайней мере, так считаю я. Вы другое дело, у вас есть сын, который от вас зависит. Если оставить в стороне мою цель добыть… – Стивен хотел сказать «орхидею», но я подтолкнул его локтем.
Глупо, наверное, однако я испугался, что Комба таинственным образом поймет его слова.
– В чем дело? – удивился Стивен. – А, ясно! Да ведь этот тип не говорит по-английски! В общем, надо отложить в долгий ящик все, что может подождать, и немедленно действовать, а не в игры играть. Итак, если Брат Джон пойдет в страну понго, я составлю ему компанию; если же он останется, я отправлюсь один.
– Несносный мальчишка, глупец! – в сердцах пробормотал я.
– Что этот молодой господин желает увидеть на нашей земле? – спросил невозмутимый Комба, с дьявольской проницательностью прочитавший мысли Стивена на его лице.