Страница 8 из 11
Когда я возмутился, она меня успокоила, что, мол, мне следует смириться – люди стареют, их облик меняется.
Я выпивал не больше, чем веемой знакомые, которые не были пьяницами. Но Галя распустила слух, что я алкоголик и меня надо спасать. Она достала какой-то полусмертельный порошок, насыпала мне в пишу. Когда я выпивал рюмку, то покрывался красными пятнами, сердце учащенно билось. Такие процедуры она проделывала со мной часто. Как-то па обеде у моей племянницы Галя насыпала мне в пюре этого белого порошка, и ее позвали к телефону. Племянница мне сказала о порошке, и я поменялся с Галей тарелками, мы чокнулись, выпили, после чего она имела бледный вид. Вернее, покрылась вся пунцовыми пятнами.
У Гали была очаровательная мама, бывшая учительница, Мария Ивановна Антоновская. Галя ее своими нравоучениями изводила вконец. Мама не то ела, не туда шла, не так сидела, неправильно спала. Маму, то есть тещу, я спасал от дочери. Теще со мной было всегда весело, она прекрасно себя чувствовала.
Галя была мной недовольна и говорила теще про меня всякие гадости. Но она ничего не могла добиться, мы с тещей дружили.
Гале всегда хотелось быть деловой женщиной, разбираться в политике, в медицине, а я ненавижу деловых женщин. Женщина создана для любви.
Галя всем интересуется, но не очень разбирается. Скажи, что у тебя в машине полетела трансмиссия, как она тут же:
– Сам виноват, что полетела. Надо было взять получше.
– Что получше? Это машина Крайслера.
– А почему надо доверять Крайслеру, он заинтересован обмануть. Кто-то звонит, я с ним говорю, а когда вешаю трубку, Галя спрашивает:
– С кем ты говорил?
– С Левой.
– С каким Левой?
– Ты его не знаешь. Это автомеханик.
– Почему ты его знаешь, а я не знаю? Ты просто невнимательный.
И так всегда.
– Кто звонил? – спрашивает Галя.
– Перепутали номер.
– Кто перепутал номер?
– Какой-то мужчина.
– Что ему было нужно?
– Не знаю.
– Почему ты не знаешь?
– Он перепутал номер.
– Почему ты не знаешь, что ему было нужно?
– Да пошел он!..
– Боже, какой ты нетерпеливый. Тебе надо принимать элениум, две штуки на ночь. Еще хорошо попить валерьяночки, ты очень издерган, тебя каждый пустяк раздражает.
Мне трудно объяснить Гале, что у меня золотой характер, что я – чудо выносливости.
Ста Галины в том, что против нее нет оружия. Никакого. Ее нельзя заставить страдать. Она не ревнива, поэтому флирт с кошерной бабой ничего не даст. Лишить ее наследства? Во-первых, нет ничего, во-вторых, она плевала на богатство. Одним словом, она – марсианка. Чего же ты, Бобчик, спрашиваю я себя, будучи землянином, решил связаться с марсианкой?»
В Москву!
В 1947 году талантливого парня пригласили солистом в Ансамбль песни и пляски Советской армии имени А. В. Александрова, где он прослужил почти два года. В конце 40-х годов Борис Сичкин с молодой женой перебрался в Москву и стал штатным артистом Москонцерта. А в 1954 году у молодых родился сын Емельян, названный так в честь дедушки по материнской линии.
«3 августа 1954 года я отвез жену в роддом. Я не уходил оттуда, бродил под окнами палаты, слышал Галины стоны, надоедал врачам дурацкими вопросами. Это продолжалось сутки, пока 4 августа в 8 часов утра не родился мой Емелюшка. Врач, очень красивая женщина, в знак моего мужества закутала Емельяна в одеяло и показала мне его в окно. Галя лежала на третьем этаже. Емельян высовывал часто язычок, смотрел в будущее, но меня не узнавал. Я очень люблю детей. Теперь я понимаю, что тот, кто любит детей, не должен жениться на актрисе. Они, чтобы не загубить свою артистическую карьеру, могут родить тебе одного ребенка, и то это чудо. С нормальной женщиной у меня, конечно, было бы много детей.
С рождением Емельяна жизнь стала серьезней, осмысленней, интересней, мучительней. Галя превратилась в философа, более целеустремленного, чем мать Тереза. Все реже и реже раздавался ее звонкий смех. Она разрабатывала методы воспитания для Емельяна до глубокой старости.
Галина Рыбак в юности
Началось с закалки. Емелюшка ходил во все времена года голым, даже когда у него появилась одежда. Все наше богатство, включая продукты, принадлежало одному Емельяну. Стоило мне взять из холодильника кефир, как был слышен Галин голос из загробного мира:
– Борис, не трогай кефир, это для Емелюшки.
Я покупал десять бутылок кефира – все равно лучше К нему не прикасаться. Я покупатель Атлет! Москва, 1960-е оптовый, и если находил апельсины, то покупал пудами. Но стоило мне взять апельсин, как тут же раздавался голос Командора:
– Борис, не ешь апельсины – это для Емелюшки.
В моем распоряжении оставался только водопровод, но зато им я мог пользоваться круглосуточно.
При таком оригинальном воспитании Емельян должен был вырасти эгоистом и таким жадным, как “композитор” Фрадкин. Но, к счастью, Бог миловал.
Весь смысл и лейтмотив Галиной жизни сосредоточились в одной фразе:
– Борис, давай сядем и спокойно поговорим о нашем сыне.
Атлет! Москва, 1960-е
Я тысячу раз садился и спокойно говорил о сыне. Потом я уже неспокойно садился и говорил. Со временем при упоминании: “Давай сядем и спокойно…” – я хватался за кинжал. В самых невероятных обстоятельствах Галя просила меня сесть и спокойно…
Представьте себе, в дом лезут воры. Вы думаете,
Галя скажет: “Позвони в полицию”? Галя скажет:
– Борис, давай сядем и спокойно поговорим о нашем сыне.
Я меньше думал о родине, а больше о сексе. Чтобы перейти к сексу, мне нужно было дипломатично уйти от темы о сыне.
Емеля.
Середина 1950-х
– Галя, вот я люблю, когда тихо, никого нет. Мы можем раздеться догола, это же прекрасно.
Галя:
– Хорошо. Давай разденемся догола, сядем и спокойно поговорим о нашем сыне.
Это же можно сойти с ума! Я как-то сказал Гале:
– Емельян по возрасту приближается к Рабиндранату Тагору.
– Какое это имеет значение? – возразила Галя. – Для нас он ребенок. Наша жизнь кончилась, мы должны жить только для Емельяна.
– Галя, запомни, я не умру, пока не рассчитаюсь со своими долгами. Галя долго на меня смотрела, как на бессмертного, потом сказала:
– Паяц ты, Борис, тебе лишь бы паясничать.
Я уверен, что если бы Галя меня застала в постели с другой женщиной и я бы ей сказал: “Галя, давай сядем и спокойно поговорим о нашем сыне…” – она тут же плюхнулась бы на пол».
Емельян
Борис Михайлович любил сына самозабвенно. Не было в его жизни человека ближе и дороже. Друзья артиста в один голос говорили, что ради Емельяна он в прямом смысле был готов снять с себя последнюю рубашку. На вопрос о невероятной любви Сичкина к сыну давний друг семьи шансонье Вилли Токарев ответил так: «Ничего невероятного… Его любовь была такой, какой она должна быть у каждого отца. Он находил в ней счастье, радость и видел свое предназначение».
Читая воспоминания Бориса Михайловича о детстве и юности Емельяна, убеждаешься в правоте этого мнения: такой теплотой и искренностью веет от его слов.