Страница 154 из 163
Я совсем не то хотела сказать - ведь мистер Вудкорт часто бывал у нас и очень подружился с опекуном. Так я и сказала, добавив, что мистер Вудкорт прекрасно знает свое дело, как считали мы все... а к мисс Флайт он относился с такой добротой и мягкостью, что это было выше всяких похвал.
- Вы отдаете ему должное! - сказала миссис Вудкорт, пожимая мне руку. Вы правильно его оцениваете. Аллен славный малый, и работает он безупречно. Это я всегда говорю, хоть он и мой сын. И все-таки, моя прелесть, я вижу, что и у него есть недостатки.
- У кого их нет? - заметила я.
- Конечно! Но свои недостатки он может и должен исправить, проговорила догадливая старушка, покачивая головой с догадливым видом. - Я так привязана к вам, милая моя, что могу вам довериться, как третьему совершенно беспристрастному лицу: мой сын - воплощенное легкомыслие.
Я сказала, что, судя по его репутации, вряд ли можно допустить, что он не любит своей профессии и работает не добросовестно.
- И тут вы правы, милая моя, - согласилась старушка, - но я говорю не о его профессии, заметьте себе.
- Вот как! - проговорила я.
- Да, - отозвалась она. - Я, милая моя, говорю о его поведении в обществе. Он любит слегка поухаживать за молодыми девицами, всегда любил - с восемнадцати лет. Но, милая моя, он ни к одной из них никогда не питал истинного чувства и не имел никаких серьезных намерений; ухаживал просто так - из вежливости и любезности, считая, что в этом ничего дурного нет. А все-таки это, знаете ли, нехорошо; ведь правда?
- Конечно, - сказал я, потому что старушка, по-видимому, ждала утвердительного ответа.
- И это, милая моя, знаете ли, может подать повод к необоснованным надеждам.
Я сказала, что, вероятно, может.
- Поэтому я не раз говорила ему, что он обязан вести себя поосторожнее и ради самого себя и ради других. А у него один ответ: "Матушка, я буду вести себя осторожнее; но кому же и знать меня, как не вам, а вы знаете, что в подобных случаях у меня нет никаких дурных намерений... Короче говоря вообще никаких намерений!" И все это очень верно, милая моя, но это не оправдание. Так ли, этак ли, но раз уж он теперь уехал за тридевять земель и бог знает как долго пробудет в чужих краях, где ему представятся всякие блестящие возможности и удастся завести знакомства, значит можно считать, что с прошлым покончено. Ну, а вы, милая моя, - сказала вдруг старушка, расплываясь в улыбке и кивая головой, - что вы скажете о себе, моя прелесть?
- О себе, миссис Вудкорт?
- Нельзя же мне быть такой эгоистичной - вечно болтать о сыне, который уехал искать свою долю и найти себе жену... вот я и спрашиваю: вы-то сами, когда же вы собираетесь искать свою долю и найти себе мужа, мисс Саммерсон? Эх, смотрите-ка! Вот вы и покраснели!
Вряд ли я покраснела, - во всяком случае, если и покраснела, то это не имеет никакого значения, - но я сказала, что моя теперешняя доля вполне удовлетворяет меня, и я вовсе не хочу ее менять.
- Хотите, я скажу, чтО именно я всегда думаю о вас и о той доле, которая вас ждет, прелесть моя? - спросила миссис Вудкорт.
- Пожалуйста, если вы считаете себя хорошим пророком, - ответила я.
- Так вот: вы выйдете замуж за человека очень богатого и очень достойного, гораздо старше вас, - лет этак на двадцать пять. И будете прекрасной женой, глубоко любимой и очень счастливой.
- Что ж, это действительно счастливая доля, - промолвила я. - Но почему она должна быть моей?
- Милая моя, - ответила она, - это к вам так подходит - ведь вы такая деловитая, такая аккуратная, и у вас такое своеобразное положение, что это самое для вас подходящее; и это сбудется. И никто, прелесть моя, не поздравит вас с таким замужеством искреннее, чем я.
От этого разговора у меня остался какой-то неприятный осадок; как ни странно, но, кажется, так оно и было. Наверное так. В ту ночь я заснула не сразу, и мне было очень не по себе. Я так стыдилась своей глупости, что мне не хотелось сознаться в ней даже Аде; но тем больше мне было не по себе. Все что угодно я отдала бы за то, чтобы эта умная старушка была менее откровенной со мною, но я никак не могла избежать ее откровенности. Поэтому я то и дело меняла свое мнение о миссис Вудкорт. То я думала, что она любит фантазировать, то - что она воплощение правдивости. Иной раз подозревала, что она очень хитрая, но в ту же секунду уверяла себя, что ее честное уэльское сердце совершенно невинно и простодушно. Впрочем, какое это имеет значение для меня, думала я, и почему это все-таки имеет значение? Почему бы мне, когда я перед сном поднимаюсь к себе, забрав корзиночку с ключами, самой не зайти к старушке, не посидеть с нею перед камином, не поболтать немножко о том, что интересует ее, - ведь я же умею так говорить с любым другим человеком, - и почему не могу я не огорчаться теми безобидными пустяками, о которых она рассказывает мне? Если меня влечет к ней, - думала я, - а меня, конечно, влечет, так как мне очень хочется ей понравиться и я рада, что нравлюсь ей, - почему же я с душевной болью, с отчаянием вдумываюсь в каждое слово, которое она произносит, и все вновь и вновь взвешиваю его на двадцати весах? Почему меня так тревожит, что она живет у нас в доме и каждый вечер разговаривает со мной по душам, если я чувствую, что для меня лучше и спокойнее, чтобы она жила у нас, а не где-нибудь в другом месте? Все это были недоумения и противоречия, в которых я не могла разобраться. То есть, может быть, и могла бы, но... впрочем, я вскоре расскажу и об этом, а сейчас это не к месту.
Когда миссис Вудкорт уехала, мне было жаль расставаться с нею, и все-таки я почувствовала облегчение. А потом к нам приехала Кедди Джеллиби и привезла с собой такую кучу семейных новостей, что они поглотили все наше внимание.
Кедди прежде всего заговорила о том (и на первых порах только о том и твердила), что лучшей советчицы, чем я, во всем мире не сыщешь. "Ну, это не новость", - сказала моя Ада, на что я, понятно, ответила: "Чепуха!" Потом Кедди объявила, что выйдет замуж через месяц, и если мы с Адой согласимся быть подружками у нее на свадьбе, она будет счастливейшей девушкой на свете. Вот это действительно была новость, и я думала, что мы никогда не кончим говорить о ней - так много нам хотелось сказать Кедди, а Кедди так много хотелось сказать нам.