Страница 8 из 19
Наконец его размышления прервал голос центуриона.
– Я не узнаю тебя, Марк! – вдруг сказал он. – Почему ты изменил решение? Ты думал о последствиях?
– О каких последствия ты говоришь, Гай Тевтоний? – Марку Робертовичу, которого порядком утомило общество примипила, все сложнее было скрывать свое раздражение.
– Может быть, ты забыл об участи Гая Торания и Публия Вариния? – Центурион сверкнул глазами. – Ты хочешь повторить их судьбу?
Крассовский вздрогнул. Рука с чашей медленно опустилась на столешницу. На лице застыла гримаса раздражения.
– Гай, может быть, напомнить тебе о битве у Коллинских ворот? Цыплята курицу не учат, а центурионы исполняют распоряжения главнокомандующих, не наоборот…
– Я не закончил! – прорычал Тевтоний. – Ты писал письмо в Рим с просьбой выслать тебе подмогу в лице Помпея и Лукулла, Марк! Еще вчера ты понимал, что Спартака не взять голыми руками! Теперь же ты лезешь на рожон и ставишь на карту все, одним махом предоставляя Спартаку возможность перечеркнуть все твои былые заслуги. Одумайся! Дождись Лонга! Поверни легион, ты ведешь на убой своих людей! – Трибун всплеснул руками. – Тебе не видать венка и триумфа, если ты лишишься легиона, если ты утеряешь знамя! Ты подавишь восстание, но каковы будут потери, Красс? Кто доверит консульство человеку, который погубит свои легионы в сражении с рабом?
– Приказы не обсуждаются, мне думалось, что такому человеку, как ты, незачем объяснять столь очевидные вещи, – отрезал олигарх.
– Может быть, тогда ты поведешь свой легион в бой лично? – прошипел Гай Тевтоний. – Мне кажется, что ты достаточно почерпнул у Суллы, преследуя Мария. Что скажешь?..
Примипил запнулся. Послышался то ли удар, то ли хлопок. Было видно, как исказилось лицо Гая Тевтония, как округлились его глаза. Он медленно перевел взгляд с олигарха на столешницу, туда, где располагалась его рука, и сглотнул. Между пальцами правой руки, которой центурион опирался о стол, торчал кинжал. Крассовский, лицо которого в этот миг исказила ярость, схватил центуриона за край плаща и потянул его к себе.
– Я скажу, пошел вон! – прорычал он.
Марк Робертович рывком высвободил кинжал из столешницы и отпустил плащ. Растерявшийся центурион, потеряв равновесие, упал на пол, приземлившись на пятую точку.
– Ты! Ты… – Задыхаясь от гнева, с округлившимися глазами, вылезшими на лоб, разъяренный центурион покачал головой. – Если бы не твоя тога, Марк!
– Вон! – повторил олигарх.
Приказ был отдан. Марк Робертович был не из тех людей, которые имели привычку отступать. Олигарх, красный как вареный рак, не удосужился даже проводить Тевтония взглядом, когда обескураженный центурион двинулся к выходу, то и дело хватаясь за рукоять своего гладиуса. Возможно, сразу после совета трибуны и примипил уже написали в Рим письмо, в котором проклинали Марка Красса. Пока письмо дойдет до сената, он успеет закончить начатое. Цель оправдает средства. А такие люди, как Гай Тевтоний, не будут нужны в его команде. Пусть катится к черту! Да, этот тупоголовый бык мог быть во многом правым, и Крассовский действительно вел своих людей на убой. Но без жертв и крови не выигрывалась еще ни одна война. А ради своего блага он был готов жертвовать судьбами других людей. Не зря тот человек, в теле которого он оказался, чье место занял, говорил, что Марк Красс не откажется от задуманного – это не в его правилах. Олигарх выплеснул в свою чашу остатки вина. Следовало выпить за будущие успехи. Это был его первый шаг в новом для себя мире. Он знал, что не имеет права ошибаться. Однако остатки вина не пошли – Крассовский поперхнулся, закашлялся, разлил вино по столешнице и грубо выругался, запустив чашей в стоявший неподалеку табурет. Здесь, на Регийском полуострове, у него больше не было дел. Сейчас следовало убраться подальше с поля боя, оставив командование офицерам.
Глава 2
Рут привел лучших элейских и каппадокийских скакунов, каких только можно было достать. Скакали парами, когда копыта лошадей попадали в сугробы, животные недовольно ржали, и я понимал, что на обратную дорогу у наших коней попросту не останется сил, – лошади взмылятся и будут загнаны. Сильная пурга и снег не оставляли гнедым шанса, несмотря на то что между нашим лагерем и лагерем римлян было чуть меньше лиги по прямой. На кону стояли человеческие жизни, поэтому я то и дело подгонял Рута, который выступал в роли всадника в нашей паре, и просил гопломаха не жалеть коней.
– Прибавим! Рут! Ходу! – кричал я.
Вдвоем с Рутом мы едва разместились на спине жеребца. Я сидел сзади. Несмотря на то что тело, в котором я оказался, великолепно чувствовало себя верхом на лошади, я приноровился не сразу, так как ни разу до этого мне не доводилось совершать прогулок верхом.
– Загоним коней, Спартак! – откликнулся ликтор.
– Плевать! – процедил я.
Наступление должно было начаться с минуты на минуту, поэтому мы загоняли коней и мчали к видневшейся на горизонте фортификационной линии римских укреплений. Нас было десять человек, из числа тех, кто не раз проходил по тонкой грани между жизнью и смертью. Небольшая группа, но с помощью этих людей я намеревался сделать большое дело. Рут выполнил мою просьбу от и до. Бойцы подобрались как на славу, чтобы понять это, мне достаточно было одного взгляда.
Я всматривался в ночную мглу, ища глазами старший офицерский состав личного легиона Марка Красса в лице самого претора, который должен был лично возглавить легион и военных трибунов, передвигающихся верхом. Все до одного, это были те люди, кто мог возглавить сегодняшнее наступление римлян. Впереди показались огни факелов римского легиона, который вышел за укрепления. Первой я увидел тысячную когорту, охраняющую аквилифера, который держал знамя легиона – серебряного орла аквила, возвышающегося над головами солдат. Легион был переведен в полную боевую готовность и ждал сигнала о переходе в атаку, но, судя по всему, Красс и старшие офицеры все еще находились в лагере. Будь иначе, наступление уже давно бы началось.
– Вот они где, голубчики! Ниче, мы-то им рога пообломаем! – довольно пропыхтел Рут.
– Ты видишь офицеров? – насторожился я, всматриваясь сквозь слепящий снег в силуэты когорт.
– Я вижу римлян!
Из-за шквального ветра мы с трудом слышали друг друга. От возмущения и неприязни к римлянам мышцы могучего германца налились свинцом. Я больно пнул Рута в бок, немного не рассчитав силу. Гопломах вздрогнул всем телом.
– За что, Спартак?
– Не отвлекайся, если не хочешь все загубить! – прошипел я. – Ты забыл, ради чего мы здесь?
– Думаешь, Красс останется в лагере? – прокричал Рут.
Я не ответил. Существовала вероятность, что Красс поручит управление своим личным легионом латиклавию и дождется остальных легионов во главе с опытными легатами, чтобы затем самолично довершить разгром сил сопротивления у рва и высоких стен. Однако рассматривать подобный вариант всерьез было крайне рискованно.
Я осмотрел все еще неясные очертания римских фортификационных укреплений. Перевел взгляд на томящийся в ожидании легион, но рядом с когортами не увидел никого, кроме центурионов и опционов, которые покрикивали на своих солдат. Удалось разглядеть горнистов, стоявших чуть поодаль знаменосцев, которые отнюдь не торопились трубить атаку. Красса и старших офицеров все еще не было рядом с легионом. Тем лучше. План, который мне удалось выносить в своей голове, приобретал реальные очертания. В моей задумке я видел шанс для доверившихся мне людей из лагеря, запертого от остального мира морем и рвом. При этой мысли я вновь пихнул в бок Рута.
– Ходу, брат! Не жалей лошади! – прокричал я.
Гопломах что-то выкрикнул, ударил коня по бокам, и изнеможенное животное, вложив в свой рывок последние силы, поскакало чуть быстрее. Видя, что наша связка с Рутом в очередной раз взвинтила темп, коней принялись подгонять остальные гладиаторы. Получалось скверно, копыта гнедых утопали в рыхлом снегу.