Страница 12 из 19
В этот момент нагнавший меня Рут схватился руками за голову и завопил:
– Что ты творишь, Нарок? Я тебе бороду оторву!
Седовласый Нарок, замещавший Рута во главе кавалерии на время отсутствия гопломаха, сейчас совершал непростительную для полководца ошибку. Вместо того чтобы довершить разгром когорт первой линии ударом с фланга, после чего добраться до метателей дротиков и пращников и развязать рукопашную, кавалеристы вдруг бросились в погоню за дезертирами. Вслед за всадниками теряли самообладание многие пехотинцы. Одурманенные успехом, они покидали строй и бросались вслед за дезертирами, дабы не позволить уйти тем, кто показал спину. Я видел в их глазах лишь одно желание – не сражаться, а убивать.
– Назад! Нарок! Зайди с фланга! – закричал я, сложив руки рупором, но тщетно.
Во всеобщем шуме одной большой битвы меня никто не услышал. Попытаться докричаться своих офицеров было бессмысленно. Максимум, чего я мог достичь в сложившейся ситуации, – сорвать голос.
Римляне сумели выдержать чудовищную атаку Висбальда и приступили к перестроению, несмотря ни на что им удалось сохранить свои головы холодными. Были слышны яростные выкрики центурионов, зычные команды опциев, и вот уже очередная атака рабов, сделавшаяся в одночасье беспорядочной, разбилась о римские щиты второй линии когорт. Будто из-под земли, с флангов выросли резервные когорты римлян из третьей линии, которые стремительно зашли с тыла легионов Ганника и Каста и беспрепятственно расстреляли спины гладиаторов пилумами. Выверенно, четко, как фигуры на шахматной доске, практически не встречая сопротивления со стороны восставших, когорты соединились с центром личного легиона претора. Удар фланговых когорт посеял панику в ряду бойцов Ганника и Каста. В отличие от римлян атаки восставших казались все менее осознанными и более сумбурными. Боевой порядок моего войска трещал по швам, к нулю близилась маневренность, росла разобщенность.
Я не понимал, что происходит с войском рабов. Мои полководцы провалили наступление. Римляне, несмотря на то что они значительно уступали нам в численности, крепко забрали инициативу в свои руки, работая как единый слаженный механизм. Я заставил себя успокоиться, понимая, что никак не смогу повлиять на ход битвы, если останусь стоять в стороне, выполняя роль наблюдателя.
– Прикрой меня со спины, Рут! Сможешь?
Гопломах ударил себя в грудь. Я выхватил гладиус и бросился в самую гущу сражения, спеша как можно скорее все исправить. Рядом со мной пробежал один из гладиаторов, командующих центурией восставших, в составе вновь сформированной когорты рабов, которые присоединились к движению Спартака не так давно – в Бруттии. Вся центурия бросилась в погоню за показавшими спину легионерами, которых насчитывалось всего-то дюжина человек.
– Мидий!
Грек, заслышав свое имя, обернулся, но лишь на миг, даже не поняв, кому принадлежит голос, позвавший его. На его лице застыла гримаса ненависти, в глазах читалось предвкушение. Он был перепачкан в крови римских дезертиров и, казалось, не видел ничего вокруг себя. Я стиснул кулаки, понимая, что ничего не смогу поделать с глупостью центуриона, который отводил войска оттуда, где они были действительно нужны, создавая численный перевес в пользу врага. Рут, увидев мой яростный взгляд, было бросился вслед за греком, но я поспешил остановить гопломаха:
– Не стоит, брат! Оставь его!
– Я сверну шею этому идиоту! – прорычал германец.
– Сейчас ты ничего не сможешь ему объяснить!
Рут в сердцах сплюнул себе под ноги.
– Сумасшедший! – взревел он.
Мое внимание переключилось на линию горизонта. Показалось, что свет факелов, по которому можно было различить приближение легионов Красса, вдруг стал более отчетливым, ярким. Кольцо сжималось, времени оставалось в обрез.
Первым из своих полководцев я увидел Висбальда, который плечом к плечу с солдатами вверенного ему легиона яростно сражался с римлянами из шестой когорты. Перепачканный в крови врага, нумидиец выкрикивал в небо ругательства на своем родном языке, звучащем в этот миг особенно зловеще. Он скинул с себя шлем, выбросил на землю щит и дрался практически не защищенный с одним из легионеров, решившим принять неравный бой. Вскоре я увидел Леонида, который собрал вокруг себя сразу троих легионеров и с отчаянием, присущим загнанному к самому краю гладиатору, дрался с одним кинжалом в руках. Напрочь позабыв о командовании легионами, эти двое сводили счеты с римлянами. Сражение превратилось в кровавую резню, опьяненные отчаянием, злостью, большинство восставших хотели расправы над римлянами здесь и сейчас. Наше наступление захлебнулось. В это же самое время римский легион наконец перегруппировался и стойко сдерживал все удары восставших. Легионеры забирали жизни повстанцев с поразительной легкостью, делая короткие, жалящие, смертельные выпады. Тысячи копий римлян словно единый механизм разили моих воинов из-за стены щитов. Земля покрылась сотнями трупов, впитывая горячую кровь.
Я с ходу оседлал брошенного на поле боя жеребца и, чтобы не упасть, прижался всем телом к шее лошади. Конь встал на дыбы, заржал, попытался сбросить меня на землю, но быстро успокоился, почувствовав, что я не собираюсь отступать.
На моих глазах префект эвокатов выхватил из рук аквилифера аквил и что было сил запустил знамя легиона в самую гущу восставших. Центр личного легиона Красса, который включал центурии эвокатов, отреагировал незамедлительно. Ветераны перешли в ожесточенное наступление, сминая бойцов из легиона Висбальда. Вместо того чтобы попытаться взять строй, совершить маневр, нумидиец с горсткой солдат перегородил ветеранам Мария и Суллы путь, пытаясь своей отвагой и мужеством показать своим бойцам личный пример. Однако умелые ветераны, участвовавшие не в одном десятке битв и считавшие ниже своего достоинства показать спину, успешно отбили атаку повстанцев, забрали инициативу в свои руки и принялись вытеснять Висбальда с его воинами. Сражавшийся в первых рядах префект подгонял эвокатов, напоминая, что на кону стоит честь легиона и достоинство ветеранов.
Отчаянная попытка Висбальда взять римских ветеранов численностью с треском провалилась, несмотря на то что гладиаторы ничем не уступали в боевых навыках прославленным эвокатам, а многие в схватке один на один и вовсе превосходили их. Префект, надрываясь, перекрикивая, умело перестраивал свои ряды. Маневренность ветеранов не оставляла Висбальду и его людям ни единого шанса. При виде брошенного в стан врага серебряного орла в наступление двинулись остальные когорты личного легиона претора. Я понимал, что центр личного легиона Красса, который до сих пор не удалось сдвинуть моему войску ни на фут, мог стать тем камнем преткновения, который сыграет с нами злую шутку. Ветеранов Мария и Суллы нельзя было взять одним навалом, здесь требовался маневр, выучка. Увы, Висбальд, который слыл отличным гладиатором и безупречным воином, все же не видел дальше своего носа, когда дело касалось тактики, и упорно не хотел ничему учиться. Я не знал, чем руководствовался прежний Спартак, когда ставил такого человека во главу целого легиона. Однако ничего подобного нельзя было сказать о Ганнике и Касте, впитавших в себя много римского и не считавших зазорным перенимать республиканские секреты военного ремесла. Но куда сейчас делись те, кому я поручил командование армией восставших, кто допустил царивший на поле боя бардак!
Если легиону Леонида удалось вернуть стратегическую инициативу восставшим на одном из флангов, перетянув на себя внимание резервных когорт, то Ганник, Каст и остальные мои полководцы занялись травлей дезертиров. Войско оказалось брошено на произвол! Один легион Красса сражался на равных с тридцатитысячным войском рабов, рассеянным по полю боя и не имеющим единой цели! Не на это ли рассчитывал коварный проконсул?
Что-то прокричал Рут, который все это время был рядом со мной, но я не разобрал слов. Гопломах, последовав моему примеру, оседлал коня. Германец, показывая мне какие-то непонятные жесты, ускакал прочь. Думать о том, что это могло значить, у меня попросту не было времени.