Черноглазая Марьяна

В понедельник они с Викой Беловой случайно встретились у входа в университет.

- А у нас на курсе свадьба! – сообщила Вика после того, как поздоровались друг с другом.

Марьяна оторопела: откуда ей стало так быстро известно об их с Оленевым свадьбе, неужели он рассказал о своей женитьбе в телепередаче? Но она будет только в пятницу, не мог же он в предыдущей объявить о своих намерениях – это просто невозможно и глупо сообщать всем о свадьбе, не сделав ещё предложения!

- Ты, главное, не переживай! – продолжала торопливо говорить Белова. В голосе её послышалось сочувствие. – Не падай духом, лучше обрати внимание на кого-нибудь другого, а его забудь! Он тебя не достоин…

- О чём ты? –недоумённо воскликнула Марьяна, перебив подругу.

- Я о свадьбе Голубева с Комаровой! – смущённо захлопала короткими накрашенными голубой тушью ресничками Вика. – А-а, ты ведь ещё не знаешь, они подали в прошедший четверг заявление в загс. Наверное, Сашка забеременела, иначе с чего бы Голубеву жениться, он ведь всем твердит, что главное для него в жизни – стать великим хирургом! Плюнь на них, пойми, к этому давно шло, спят же с первого курса.

От сообщения Вики у Марьяны сердце не сжалось от боли, как можно было бы ожидать, наоборот, в душе наступило странное спокойствие, хотя, может, это было отнюдь не оно, а временное затишье перед бурей. Кто знает, что девушка почувствует завтра или через месяц. Но в тот момент, когда узнала, что он тоже обручён с другой, почему-то гнездившееся в глубине души необъяснимое чувство вины – за то, что предала свою любовь – угасло, притупилось.

Действительно, многие годы любила, бегала за ним, как ненормальная, сходила с ума, млела и ловила каждый взгляд, в медицинский за ним поступила – и всё разом зачеркнула, предпочтя удобный брак с известным юристом! Вот отчего ныло сердце с тех пор, как согласилась выйти за Илью замуж.

А теперь всё определилось и встало в её сознании на свои места, словно кусочки мозаики соединились в определённую картину: она пойдёт по жизни с Ильёй, Сергей – с любимой Алекс, получается, их пути разошлись бесповоротно.

Никто из них не должен сожалеть, выбор сделан. Тем более сожалеть-то не о чем. Не было у них с Голубевым общей любви, были только её мечты, причём безнадёжные, жалкие и пустые.

Нет, Марьяна совсем не расстроилась, услышав новость, к удивлению Вики, не побледнела и не растерялась, когда они с ней столкнулись носом к носу в коридоре с обнимающейся «сладкой парочкой» - Голубевым и Комаровой. Спокойно поздоровалась и поздравила с будущей свадьбой. Глаза не блестели от слёз, смотрели доброжелательно и без укора. Голос не дрогнул даже тогда, когда Марьяне вдруг показалось, что в голубизне чуть прищуренных глаз Сергея мелькнуло что-то вроде тревоги и сожаления.

Как бы она удивилась, узнав, что он на самом деле тревожился и сожалел, что все мысли его в последние дни направлены только на неё. Да и не только в последние дни, но и всегда, точнее с первого класса, как Голубев признался себе неохотно в тот злополучный день, когда после откровенного разговора с презренной Паверман злой на весь мир шёл под проливным дождём неведомо куда, не разбирая дороги.

Он не понимал, что с ним творится, почему разум и сердце в нём расходятся, а чувства не подчиняются воле. И презирал себя – за слабость и неспособность справиться с притягательностью этой ничтожной глазастой смолянки-умняшки, как про себя парень называл Марьяну Паверман.

Ласковое «умняшка» услышал в каком-то из зарубежных молодёжных сериалов, и оно прочно засело у него в памяти, поскольку как нельзя лучше подходило к Марьяне. Загадочные глаза, «хотя и сияют чернотой не включённого плазменного телеэкрана, поразительно благоразумны» - именно так однажды выразился одноклассник Димка Воробьёв, проявляющий явный интерес к отличнице Паверман.

Как же Сергей бесился на эту девчонку в начальных классах из-за её блудливой мамаши, посмевшей завлечь его отца! Изводил Марьяну чем только мог. И в средних классах высмеивал её, глумясь над смуглостью кожи и чернотой волос и глаз. А в старших классах старался игнорировать или относиться с безразличием.

Конечно же, замечал, как умильно, с восхищением смотрела на него она и почему-то на обидные его каверзы не обижалась и не жаловалась никому, всегда стойко сносила. Когда учительница ловила его с поличным и обрушивалась на него с руганью, на нежном личике девочки появлялось жалостливое сочувствие.

Странно всё складывалось: чем больше Серёжа ненавидел и третировал Марьяну, тем больше она ему нравилась. Он невольно любовался на неё, иногда просто глаз не мог отвести от её смоляных кос, красивых, дугой очерченных бровей, которые у неё были не широкими и густыми, как у большинства черноволосых людей.

Она снимала очки перед тем, как склониться над тетрадью, и становилась беззащитно-трогательной. Чёрные густые ресницы трепетали, будто у куклы из диснеевского мультика, слегка припухлые губки чуть шевелились. Прямо загляденье, да и только! Мальчик украдкой наблюдал за ней, любовался исподтишка, она словно примагничивала его к себе.

А как он испугался, когда в шестом классе классная руководительница вздумала рассадить их по разным партам! У той была манера каждую четверть всех рассаживать, лишь Голубева с Паверман оставляла на месте, говорила, что такого забияку может выдержать только супертерпеливая девочка, вроде Марьяны. А тут после очередной грубой выходки Серёжи, решила переместить задиру подальше от неё.

Он весь сжался в ожидании: ужасно не хотелось менять ненавистную Паверман на какую-то другую девчонку. Димка Воробьёв немедленно засуетился и стал руку тянуть вверх.

- Посадите, посадите Паверман со мной! Я отличником стану, обещаю! – радостно выкрикнул.

К счастью, на его просьбу учительница недоверчиво хмыкнула:

- Незачем шило на мыло менять, оба вы с Голубевым непоседы. Не знаю даже, как поступить! - задумалась учительница и вопросительно посмотрела на Сергея. – Если тебя посадить на последнюю парту, ты скатишься на тройки, ведь так? – И не дожидаясь ответа мальчика, сделала заключение: - Сиди уж, где сидишь, но будешь обижать Паверман, пожалуюсь твоему отцу! А тебе, Марьяна, советую спуску ему не давать.

В старших классах многие парни в школе заметили, как Марьяна расцвела. Её не портили даже большие очки в чёрной роговой оправе, прикрывающие красивые глаза. Стройная и гибкая, с тонкими запястьями рук и удлинёнными пальчиками, она выгодно отличалась телосложением и изящностью движений от остальных девчонок. Но едва ли осознавала это, поскольку всегда держалась довольно сдержанно. Голубев знал, что некоторые парни пытались её приглашать в кино, на пляж или на прогулку, девушка неизменно отказывалась.

По примеру американских школ в гимназии, где они учились, на новогоднем балу старшеклассников чествовали «короля» и «королеву», которых выбирали до праздника. Голосование было тайным, но проходило под бдительным оком учителей и к тому же на классных часах, чтобы не было подтасовок, таким образом, опустить в коробку каждый ученик мог только две бумажки – с фамилиями парня и девушки.

После подсчёта оказалось, Марьяна уступила победительнице лишь на два голоса. Могла бы набрать и больше, но многие ребята, да и учителя тоже, сомневались, что Паверман вообще придёт на бал – ни на какие школьные вечера она по обыкновению не ходила. А ежели и придёт, то явится в белой кофточке и синей гимназической юбочке: строгая бабушка не допустит яркого и пышного наряда, без которого не может быть королевы.

Но в тот раз Марьяна пришла. Правда, тёмно-бордовое шифоновое платье её не отличалось пышностью и длиной до пола, как у победительницы - ученицы их параллельного одиннадцатого класса, зато красиво обтягивало её хрупкую фигурку и придавало необычный оттенок чёрным глазам, которые не были спрятаны под очками, а прикрывались прозрачными линзами. Она могла бы стать самой обворожительной королевой за всю десятилетнюю историю гимназии, подумалось тогда Голубеву. Кстати, сам он не дотянул до «короля» тоже двумя голосами.