Черноглазая Марьяна

- Я рад, что ты жива и здорова! - произнёс приглушённым голосом. – Когда вас привезли, я был на дежурстве. Сказали «скорая» перевернулась, я знал, ты не должна была работать, но всё равно испугался – а вдруг да и вышла на смену, с тебя станется! Помчался в приёмную, а там кто-то крикнул: «Оленеву несите в терапевтическое!» Я буквально застыл от страха. Ты меня напугала, Умняшка! Какое счастье видеть тебя живой!.. И мне очень жаль, что ты потеряла мужа! – сбивчиво и взволнованно выпалил он.

- Спасибо за сочувствие и переживания, - заставила себя улыбнуться Марьяна.

Она ощущала себя с ним не в своей тарелке, потому что после того злополучного признания Голубева в его неприязни к ней на их единственном свидании они практически не разговаривали, держались друг с другом как незнакомцы.

Вдобавок ей неприятно было выглядеть перед ним жалкой лахудрой – грязные волосы торчат во все стороны, к тому же голова перевязана бинтом. Выглядит ну точь-в-точь как командир в песне о Щорсе: «Голова обвязана, кровь на рукаве…» Крови нет, но рука на перевязи. Выяснилось уже в больнице: во время аварии она её всё-таки ушибла, но боли, находясь тогда в шоке, почти не чувствовала.

- Тебе обрезали волосы! – возмущённо воскликнул Голубев, только сейчас обративший на них внимание. – Разве нельзя обойтись было без этого! Или рана слишком глубокая… Тогда почему ты не в хирургическом?

- Всё нормально! – успокоила его Марьяна. – Рана небольшая, скоро заживёт. И рука тоже. А волосы я сама обрезала, они мешали. Да так и лучше, по крайней мере, мне нравится.

- Вообще-то ты и с короткими волосами хороша!

- Уходи-ка ты отсюда! – сама удивляясь себе, вдруг разозлилась девушка и, соскочив с кровати, гордо встала перед ним. – Я ведь знаю, что ты всегда меня считал дурнушкой, чем-то вроде грязной цыганки. Зачем притворяться? А мне теперь всё равно!.. Да, я черномазая или черномазостная, как ты говоришь! Какая уж есть! – Глаза её запылали гневом.

Парень вскочил со стула и невольно попятился к двери.

- Я никогда не считал тебя дурнушкой, - стал он оправдываться, - наоборот…

- Ну уж, не надо врать! – перебила Марьяна. – Как будто я не слышала от тебя же самого! Думаю, тебе следует уйти и не приходить больше!

- Прости, что обижал тебя, - пробормотал Сергей, - ты вовсе не цыганка и не черномазостная… - Увидев, как недовольно свела тонкие брови девушка, парень виновато среагировал: - Тьфу, это слово больше не произнесу никогда! Обещаю! Мне надо тебе сказать ещё кое-что: твоя мать никогда не была любовницей моего отца, я ошибался. – И чуть потупив голову, горестно усмехнулся. – У него много было возлюбленных, но с твоей матерью роман не сложился, так он мне сам сказал.

- Я знаю, - спокойно произнесла Марьяна. – Мама, когда развелась с моим отцом, дала бабушке клятву, что только после новой свадьбы снова ляжет с мужчиной в постель. Как ни смешно это слышать в наше время, но таковы были устои в доме нашей бабули. И нарушить их было смерти подобно.

В день похорон бабушки, когда все пришедшие проводить её в последний путь разошлись по домам, Марьяна и её мать остались вдвоём, чтобы прибрать в квартире после поминок. Илья уехал на свою телепередачу, а отчим поспешил домой к двойняшкам. Тогда Марьяна и решилась спросить у матери, была ли она любовницей хирурга Голубева.

- Этого ещё мне только не хватало! – возмутилась Наталья. – После невезучего раннего замужества твоя бабушка заставила меня дать ей клятву – не иметь ничего серьёзного с мужиками до следующего брака, чтобы ей не пришлось снова улаживать мои проблемы.

- Но его сын, мой одноклассник, утверждает, что видел вас целующимися в кабинете отца, - нерешительно возразила Марьяна.

- Возможно, и видел, - не стала отпираться мать. – Было как-то раза два или три… Он меня поцеловал. Такой уж хирург Голубев по натуре – сердцеед и бабник! Ко всем симпатичным девушкам приставал. Возможно, и теперь пристаёт, я давно его не видела. Когда меня перевели в его отделение, так и норовил ко мне прикоснуться, всё время многозначительно улыбался, шутил. Пошли слухи, что у нас с ним якобы что-то есть. Но я его избегала, старалась не оставаться наедине. А когда стал лезть с поцелуями, перешла в другую больницу, подальше от него.

Марьяна не стала выкладывать Сергею подробности своего разговора с матерью. Хватит ему и отцовского признания.

- Получается, я зря тебя ненавидел и оскорблял! – сокрушённо вздохнул Голубев.

- Вероятно, так! – равнодушно пожала плечами Марьяна. – Тебе хотелось кого-то задирать, вот ты и нашёл кого. Ну, тебе пора уже уходить! – напомнила девушка.

- Хорошо, - покорно согласился Голубев. - Пока, увидимся на лекциях!

- Не увидимся. Я хочу бросить медицину, - сухо произнесла Марьяна на прощание. -Буду заниматься тем, что люблю.

Вдруг она поняла, почему со дня гибели Ильи всё время тянула с возвращением в университет. Да, горе её придавило, но дневник мужа привёл в чувства, могла бы ходить на занятия. Учёба бы отвлекла от грустных дум. Тем не менее предпочитала отсиживаться дома. Где-то подспудно ей хотелось освободиться от всего, что пришло в её жизнь с глупой школьной безнадёжной любовью, и заняться любимым делом - историей.

Выразив своё потаённое желание вслух, Марьяна решила так и поступить. Однако легко сказать, но осуществить задуманное часто непросто.

Первые преграды, так сказать, выставили Людмила с Ириной. Когда она им сообщила по смартфону, что собирается бросить учёбу, они обе, словно сговорившись, принялись упорно убеждать, что именно медицина – её призвание. История с аварией лучше всего доказала это.

- Ну, чем ты займёшься, окончив свой исторический? – настойчиво увещевала Желе. – Будешь по раскопкам ездить? Копаться в пыльных бумагах в архивах? Или объяснять, что было, а чего не было в прошлом нашей страны пустоголовым школьникам, которых больше интересует настоящее? История пусть остаётся твоим хобби. Увлекайся ею сколько угодно. Но работать ты должна доктором! Кто же, как не ты, должен лечить людей, ведь в тебе столько доброты и тепла!

А Ирина, когда Марьяна в свою защиту сказала, что забрела в медицину случайно – хотелось быть рядом с Голубевым-младшим – неожиданно воскликнула:

- Хоть одно доброе дело эта злонамеренная семейка совершила - привела тебя в медицину! И ты хочешь его порушить! Нет, ты должна стать детским доктором! Раз ты помогла моему сыну появиться на этот свет, то не можешь его бросить!

- Но я останусь для него крёстной матерью и буду помогать ему в жизни, - попыталась успокоить подругу Марьяна.

- А если он заболеет? – не унималась Ирина.

- Но если бы я даже и осталась в медицине – это ещё не значит, что лечила бы твоего сына!.. И вообще я учусь на врача для взрослых!

Разговоры с подругами некоторым образом привели Марьяну в смятение.

После выписки из больницы она всё же решила поступить, как задумала. Явившись в университет, направилась сразу в деканат своего факультета. Но там на неё навалились все разом, убеждая, что при своей отличной успеваемости совершает глупость, даже предложили взять академку или неделю на раздумья: после нервного потрясения будет время прийти в себя. Все в один голос утверждали: кто изучал медицину целых четыре года, тот сроднился с ней и уже никогда от неё не отвяжется. «Потому что она прилипчивая, многообразная, увлекательная и вечная!» - так выразился декан.

В итоге, документы так и не выдали, сказали, подумай ещё несколько дней. Но Марьяна решила стоять на своём.

Глава IX

Никто не должен мне диктовать, как поступать, я сама буду выстраивать свою жизнь, раздражённо бормотала себе под нос Марьяна, возвращаясь из университета по раскисшему из-за вновь потеплевшей погоды снегу. В общем-то, она злилась на саму себя. Поразительно, как быстро её сбили с толку доводы декана и всех присутствующих в деканате. Шла туда с глубокой уверенностью, что уйдёт из медицинского вуза с лёгким сердцем и документами в руках. Но даже рот раскрыть как следует не успела. И вот на тебе: на сердце – смута, а в руках – ничего!