Черноглазая Марьяна

Как хорошо, что Илья настоял на лазерной коррекции зрения, а то бы в очках спотыкалась и терялась в ночной тьме, почти ничего бы не видела, к тому же они могли бы разбиться, слететь с носа и потеряться.

Марьяна покрыла носилки одеялом и простынёй, Ирина, морщась и постанывая – кричать она не смела, опасаясь грозной Желе – улеглась и широко расставила ноги.

Людмила Михайловна, которой Марьяна отдала взятый из бардачка водителя фонарик, приподнявшись на локте, посветила им и внимательно вгляделась в промежность роженицы, пощупала у неё низ живота.

- Ребёнок ещё не готов родиться, - определила она, - нам ждать с час или около того, а может, и больше. Батарейки фонарика могут выйти из строя, - тревожно добавила, -Оленева, придётся тебе натаскать веток и сучьев сюда поближе и развести костёр рядом с нами! Будет светлее и теплее.

- Но у нас нет спичек! – пролепетала Марьяна и тут же поняла, что сморозила глупость – грузовик внизу продолжал гореть, хотя не так ярко, как раньше.

- Принесёшь оттуда на палке или ветке, а можно и гнилушке, найди сразу несколько посуше. - Железнова указала рукой в сторону постепенно угасающего огня.

Для поиска сучьев и веток далеко ходить не надо было: они валялись прямо под ногами, как и тонкие полусгнившие стволы сваленных сильным ветром и дождём деревьев. Под костёр Марьяна решила использовать небольшое каменистое углубление. В него и набросала всё, что собрала вокруг. Затем отправилась за огнём.

Я, как первобытный человек, мелькнуло у неё в голове, бреду в поиске огня от молнии или вулкана, собираюсь перенести его с места на место. И неожиданно захотелось разорвать диким хохотом царившие вокруг мрачную тишину и кромешную ночную тьму, в которой ни зги не видно, хоть глаз выколи. И ни луны, ни звёзд на небе. Тогда, возможно, с дороги, что вверху, услышат и придут на помощь. Но оттуда, увы, не раздаётся ни звука, тем более, урчания какой-либо проходящей машины. Не мелькает и ни одного огонька, словно всё вокруг впало в спячку. Никто там не услышит, не откликнется.

У самого грузовика ей стало жутко, ощущение - как будто за ней наблюдают. А в догорающей машине было что-то угрожающее, даже зловещее, из-за чего сердце сильно забилось в испуге. К тому же, вглядевшись в остов кабины, с ужасом увидела тёмную обгоревшую скорчившуюся человеческую фигуру – это водитель, догадалась девушка. Первой реакцией было бежать сломя голову подальше, но оцепенение сдержало её порыв, а потом с неимоверным усилием заставила себя подойти к догорающему огню и «зацепить» его гнилушкой от трухлявого пня, обнаруженного по пути, и сучьями, которые принесла от скалы.

Обратно, можно сказать, не бежала, а летела, не чуя ног под собой. Перепрыгивала с кочки на кочку, с камня на камень. Как только не запнулась и не поскользнулась, не упала, не разбилась – будто неведомая сила поддерживала её и вела за собой.

Когда запылал костёр в трёх метрах от них, в выбранной ею ямке, только тогда Марьяна стала приходить в себя, а до этого делала всё, как запрограммированный робот, неосознанно и машинально. В обычном походе провозилась бы с костром долго, а тут получился сходу.

Она не стала рассказывать Желе и Ирине о сгоревшем шофёре самосвала, незачем их пугать и расстраивать. Немного очухавшись, Марьяна заметила, что где-то потеряла свою белую шапочку. И заколка, придерживающая пучок, слетела, длинные густые её волосы растрепались, как у ведьмы, в разные стороны, к тому же несколько прядей у раны на макушке слиплись от крови.

Мне их нечем закрепить, с досадой подумала девушка, они будут мешать – лезть в глаза, цепляться за что попало. И уж антисептика с ними при родах будет никакая! Придётся состричь их. Не раздумывая ни секунды, отыскала в чемоданчике ножницы и, собрав в кулак свою гриву у шеи, решительно резанула.

- Ах, что ты делаешь! – ахнула Людмила Михайловна изумлённо.

Непривычно легко стало голове Марьяны, ничего не тянуло вниз и не стягивало. Бабушка говорила: «Обрежешь волосы – придёт ощущение потери и непоправимости, ведь они – хранители жизненной силы». Ничего подобного девушка не чувствовала. Наоборот, испытала свободу и освобождение от чего-то давящего на неё, неприятного и раздражающего. Свой обрезанный хвост из волос она немедля бросила в разгорающийся костёр.

- Они мне мешали, - спокойно, тихим голосом пояснила свои действия и добавила без капли сожаления: - Я всегда мечтала о коротких волосах.

- Обрезать волосы значит открыть дорогу в новую везучую жизнь! – вдруг произнесла с проникновенностью Желе, что было на неё не похоже, и тут же добавила по-деловому строго: - Надо сделать запас топлива для костра. Когда начнутся роды, тебе, Оленева, будет не до дров, и руки нельзя будет пачкать.

Марьяна послушно пошла собирать сучья для костра про запас. Хорошо, что море оказалось с другой стороны сопки, машинально отметила, а то бы весь дым повалил на их хилый, бескровный бивак, в котором весь комфорт – носилки, два чемоданчика и костёр.

Не успела закончить работу, как громко заплакала на своём, если можно так сказать, родовом кресле-носилках Ирина. Кинув всё, что держала в руках, Марьяна бросилась к ней.

- Оленева, не суетись! – приказным тоном остановила девушку Железнова. – Сначала приведи себя в порядок: халат надень поверх куртки и руки вымой, возьми мою шапочку, натяни себе на голову.

- Раскомандовалась тут! – неожиданно взвизгнула роженица. – Я уже совсем без сил, боль дикая, не могу больше терпеть ни минуты! О, не нужен мне совсем ребёнок, если такие муки приходится из-за него переносить! Его отец мучил меня, теперь он!..

- Нельзя так говорить! – сухо оборвала её Людмила Михайловна и тут же обратилась к Марьяне: - Оленева, не стой столбом, делай, что я тебе сказала!

- Ты злая, нехорошая и грубая! – яростно накинулась на Желе рассерженная Ирина. –Всё время «Оленева да Оленева»! Что, имени у неё нет?!

- Я Марьяна! – тихо подала голос Оленева, словно это бы загасило разгорающийся конфликт. Она заторопилась поскорее помыть руки из бутылки с водой и переодеть халат поверх куртки. – Давайте не будем ссориться, ребёнку ругань не понравится – он уже слышит нас! Разве ему захочется на свет выходить к людям, которые бранятся между собой? – как можно мягче стала успокаивать роженицу.

Но все её уговоры были напрасны. Будущая мать категорически не желала затихать и мыслить здраво, вместо этого злобно зарычала, завыла и закричала с надрывом, как раненый зверь. От боли и жалости к себе из глаз её полились слёзы. А Желе нет чтобы помочь Марьяне успокоить роженицу, сама тоже заорала ещё громче, как оглашенная:

- Тебе повезло: ты родишь ребёнка!

- Чёрта с два повезло! – не сдавалась Ирина. – Его ещё надо растить, а мне уже тридцать пять! У меня даже нет своей квартиры, я её снимаю!.. Я надеялась, надеялась всё время, что он будет со мной, даже в этот раз решила не делать аборт… А он мне заявил: «Я от жены никогда не уйду!» Видишь ли, за ней целый медицинский клан! Сам он известный хирург и главный врач! А я простая медсестра!

- А я рвалась к карьере! – возвысила ещё больше голос Железнова. – Сначала была простым лечащим врачом, потом заведующей отделением, позже дослужилась до главного врача! И что в результате?! Мужа потеряла, ребёнка не захотела рожать! И где теперь счастье моё? Я одна-одинёшенька, никому не нужна! Все меня называют Железной, я знаю! И правильно называют! Так и есть, я бессердечная! Когда нужно было заботиться о больном муже, я только и думала о своей карьере! Чёрт, да пропади она пропадом! – В крике её зазвучала неимоверной силы душевная боль. – Олег любил меня, всё надеялся, рожу ему сына или дочку, он их хотел так сильно, словно знал, что жить долго не будет… А я решила писать диссертацию! Зачем мне, такой умной и талантливой, ребёнок – с ним одни заботы?! И я отказала любимому человеку в счастье отцовства – в том, чего он хотел больше всего на свете!.. А он болел и угас совсем! Не стало его – и не нужна мне без него моя карьера!