Считай звёзды

— Если спали вместе, то… — мнусь, у меня мало опыта в этом, так что вообще удивительно, что могу говорить так уверенно. — Надо переходить к чему-то… — голос теряет твердость при виде физиономии Дилана. Он сейчас опять засмеется:

— Хм, — быстро скользит кончиком языка по нижней губе. — Мудрое решение — после секса начинать отношения, — вздыхает, наигранно задумавшись. — Пожалуй, набью такую тату прямо на заднице.

Хмурюсь, дернув плечами, и поддавшись вперед, чтобы вновь вернуться к еде:

— Отвали, — не его дело. Вот только кусок в горло больше не лезет. Почему этот тип постоянно лишает меня убеждений?

— Хочешь, открою тебе секрет? — О’Брайен противно улыбается.

— Нет.

— Это Остин, — так, ожидала многое, а получила констатацию факта. Может, мне еще удастся отстоять себя в споре?

Выпрямляюсь, гордо подняв голову, и щурю веки:

— Эм, я как бы в курсе.

— Я имею в виду, что Остин — это «милый парень».

— Боже, — закатываю глаза, ладонью скользнув по лицу. — Опять ты об этом…

— Именно, — Дилан с мудрым видом кивает, но никакая маска не скроет от меня наличие надменного поведения.

— Я его знаю, — без сомнений выгораживаю друга, на что получаю очередной смешок:

— Поверь, — Дилан смотрит прямо в глаза. — Я его тоже знаю, и куда дольше тебя. Типичный богач, знаешь, такой, который считает, что всё принадлежит ему по умолчанию. И речь идет не о том, что родители ему слишком много позволяли. Он просто не задумывается о том, что брать чужое, — это неправильно, — цокает языком. — Тобой тупо воспользовались, как вещью, и… — он прогнозирует без сомнений. — Будут пользоваться, ведь ты не в состоянии отказывать. Вот и бесишься, пытаясь оправдать свое поведение и поведение Остина чувствами, которых нет.

Я не могу не засмеяться. И смеюсь, начав пальцами давить на больные виски:

— Господи, — что он несет? Он не знает меня, не знает Остина, не знает, какие у нас отношения, но ладно, Оскар за лучшее выражение лживой уверенности он определенно получит.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — качаю головой, грубо обрезая разговор. — Закрыли тему.

— Это был пустой трах, — заткнись, О’Брайен. Просто. Закрой. Свой. Рот.

Не поднимаю глаза, впечатывая взгляд в листья салата, но изолироваться не могу, ибо Дилан умеет давить морально:

— Ты — потаскуха, — продолжает словесный террор, и мне всё тяжелее игнорировать. — Шлюха, — делает паузы, сверлит меня взглядом. Не отвечаю на зрительный контакт.

— Девчонка на ночь.

— Всё? — перебиваю грубо, не желая больше слушать.

— Не нужно позориться и нести бред про чувства, которых нет.

— Замолчи, — сильнее ковыряю бедный кусочек индейки, чувствуя, как меня начинает трясти.

— Ты просто напросто жалеешь о трахе…

Бросаю вилку в тарелку, не сдержавшись и повысив тон голоса:

— Единственный трах, — врезаюсь своим злым взглядом в его глаза, — о котором я жалею, это… — затыкаюсь. Резко. И не потому, что выражение лица О’Брайена пугает, а потому, что сама не желаю произносить это вслух. Не хочу, чтобы это дерьмо слетало с моих губ, чтобы оно было озвучено, чтобы данный факт вновь вернул внутрь меня те неприятные, мерзкие ощущения, которые пытаюсь забыть на протяжении года.

Дилан смотрит. Редко моргает, начав еле заметно кивать головой, видимо, от подскочившей нервозности:

— Давай, — пальцами тихо стучит по краю стола. — Скажи это, — сглатываю, стиснув зубы, и тяжело дышу, уставившись на него исподлобья. — И закрепи за собой статус «шлюхи».

Руки дрожат, мне приходится убрать их под стол на колени, чтобы скрыть от парня наличие судороги. Смотрим друг на друга. Молчим. Больше никакого проявления наглости и насмешки. Дилан серьезно зол, как и я.

Не желаю больше выслушивать. Встаю, отворачивая голову, и хватаю свою еще полную тарелку, захватив пустые: Лиллиан и отца. Обхожу стол, не смотрю на парня, который продолжает стучать пальцами. Скидываю еду в урну, принимаясь равнодушно мыть посуду.

Поток воды сильный, чтобы точно не пропускать через себя, если Дилан заговорит.

А это именно то, что происходит.

— Ты что-то ищешь, верно?

— Заткнись, — грубо вожу мочалкой по тарелке.

— Того, что у тебя нет, — голос серьезный, но не думаю оборачиваться, хотя желание бросить ему в затылок посуду растет. — Отец тебя не замечает, матери рядом нет, кто же еще будет «любить» тебя.

— Достаточно, — жестко процеживаю.

— Компенсируешь? — усмешка.

Поднимаю взгляд, зло улыбнувшись краем губ:

— Подобно тебе, что ли? — верно. Это его комплексы. Пытается перекинуть свои проблемы на меня? Нет, я не чувствую этого. Может, порой волнует отсутствие понимания и возможности общения с отцом и матерью, но я выросла из этого. Выключаю воду, не даю ответ, быстрым шагом покидая кухню. Оставляю О’Брайена, пускай сам себе морали читает. Они не более чем пустой звук. Этот тип не знает. Много не знает. И не собираюсь портить свой настрой только потому, что некий придурок решил отыграться эмоционально.

Пошел он.

***

Дергает коленом под столом, не прекратив пальцами стучать по деревянной поверхности. Опять один, в тишине на кухне, со своими мыслями. Сутулится, и от такого неправильного положения тела кости начинают болеть. Ладонью мнет шею, уделяя внимание затылку, и наклоняет голову в разные стороны. Хрустит. Выдыхает громко. Качается на ножках стула.

Смотрит в тарелку, чувствуя, как ноющая грудная клетка сдавливает легкие, блокируя свободное поступление кислорода. Тяжело дышать, поэтому прикрывает веки, прижав пальцы к груди.

Вдох. Выдох.

Да, он… Начал говорить лишнее, в конце. Даже не собирается оправдываться перед собой, просто вдруг выдал то, о чем порой долго думает. Его комплексы. Его демоны. Не важно.

Это касается сугубо его самого.

Бредово вышло.

***

Наверное, самое тяжелое, это начать. Слова в голове вертятся в полнейшем хаосе, на языке щиплет желание уже выговориться вслух. Ладони потеют, причем, пот холодный, пробирает озноб, может, вина в холодном дне?

Но в школьном коридоре довольно тепло и душно. Первый звонок прозвучал минуты три назад, вокруг много людей. Ходят, бегают, говорят, смеются. Шум растет, усиливается, но это только расслабляет, помогая ненадолго заглушить свои мысли. Не накручивает, пока стоит у шкафчика Остина, сложив руки на груди. Нервно переступает с ноги на ногу, не позволяя себе падать духом. После разговора с О’Брайеном остаток вечера, а потом и вовсе целое воскресенье провела в сомнениях. Этот тип умеет влиять на людей, но девушка не даст себе поддаться.

Она даже не задерживает взгляд на Дилане, который проходит мимо, оценивающе оглядывая её, и опять на бледном лице красуется усмешка. Качает головой. Кретин. Иди ты.

Райли томно вздыхает, прижавшись спиной к холодной дверце шкафчика. Краем глаз видит, как О’Брайен тормозит, опираясь плечом на стену, и складывает руки, подобно девушке. Та стреляет коротким, сердитым взглядом в его сторону. Парень наблюдает. Он жаждет получить подтверждение своим словам, чтобы повысить свое чертово эго.

«Ублюдок», — Райли шепчет губами, чувствуя сильный дискомфорт от пристального внимания. Не важно. Не имеет значения.

Янг-Финчер начинает метаться взглядом по сторонам, прикусывая нижнюю губу. Наверное, со стороны она выглядит потерянно, но внутри вполне себе собрана. Ей точно станет легче после обсуждения, и…

Замечает Остина в толпе, поэтому опускает напряженные руки, вдохнув в грудь больше пыльного воздуха, и делает первые шаги, заставляя себя улыбнуться, будто «всё нормально», но девушка вынуждена остановиться.

Правда, это не обережет её от психологического позора.

Русый парень улыбается, но не ей. Он двигается к одному из шкафчиков напротив, у которого стоит высокая девушка с короткой стрижкой. И та оглядывается, отвлекаясь от разговора с подругами, отвечает улыбкой, что-то произнося губами, которые Остин целует, наклонившись.