Охотница

- Вот ведь, у меня и ключей нет...

- Ну, тут постоит, - успокаивающим тоном сказал Макс. - Худшее, что может случиться - заберёт эвакуатор. Слушай, ты голодная?

- Угу...

- Зайдём вон в ту «Шоколадницу»? Заодно и поговорим.

Я не возражала, и вскоре мы уже сидели в кафе. Посетителей с утра было мало, и мы устроились за столиком у окна. Пока мы ждали заказ, я рассказала о своём пробуждении на скамейке и выводе, который сделал одолживший мне телефон дядя. За это время я успела согреться и повесила куртку Макса на спинку своего стула.

- Понятно, - сказал Макс, когда я закончила. - А зачем тебе понадобился Пётр Викторович с утра пораньше?

Я со вздохом развела руками:

- Веришь ли, я даже не уверена, что ехала именно к нему.

- М-да, тяжёлый случай. Слушай, может, тебе врачу показаться?

- Какому? Макс, не говори глупостей.

- Это не глупости. Меня тревожит этот твой провал в памяти. Быть может, это симптом...

- Да перестань! - с досадой отмахнулась я. - Со мной всё в порядке.

Макс лишь покачал головой. Только тут я вспомнила, что собиралась как бы невзначай спросить его, какое сегодня число. Но теперь подобный вопрос лишь послужит подтверждением его подозрений о моём нездоровье.

- Как хочешь, - произнёс он, - но Петру Викторовичу я всё-таки расскажу. Спрошу, с чем это может быть связано, и нет ли у его технологии побочных эффектов.

- Между прочим, именно ты всячески рекламировал его технологию как чудодейственную и совершенно безопасную.

- Ну да, рекламировал, - Макс со вздохом развёл руками. - Мне же помогло. И не только мне. И до сих пор, насколько мне известно, никаких осложнений ни у кого не возникало.

Он помолчал, искоса поглядывая на меня, словно ожидая какого-то вопроса. Но не утерпел и спросил сам:

- Хочешь посмотреть, что у меня получается?

- Ну, давай, - я пожала плечами. Ответ не поражал энтузиазмом, но Максу оказалось достаточно и этого. Он тут же подтянул к себе лежащий на столе тонкий рекламный листок, достал из своей сумку ручку и принялся черкать по оборотной стороне листа.

Я наблюдала за ним с вялым интересом, но угадать, что именно рождается в переплетении синих линий, тем более что по отношению ко мне рисунок был вверх ногами, мне не удавалось. Тут наконец принесли наш заказ, и я, забыв обо всём, набросилась на еду - есть действительно захотелось зверски. Через несколько минут Макс окликнул меня и протянул листок:

- Вот.

Я неохотно оторвалась от блинчиков с клубникой. На листе была нарисована стайка вспугнутых воробьёв. Птички были ещё на земле, но уже напряглись и явно готовились взлететь. Обрисованы они были довольно схематично, без мелких деталей, но меня поразила живость рисунка, схваченное на нём движение. Я почти услышала порсканье маленьких крылышек.

- А почему воробьи? - спросила я.

- Не знаю, - Макс пожал плечами. - Первое, что в голову пришло.

Я ещё некоторое время любовалась на его творение, на время забыв даже о еде.

- Здорово. Нет, правда, здорово вышло. Отдашь мне?

- Тебе понравилось? Бери, конечно. Хотя подожди, я ещё кое-что нарисую.

- Лучше ешь давай, - проворчала я, возвращаясь к блинчикам. Макс согласно хмыкнул и продолжил черкать по бумаге.

Завтрак был вкусным, сладкий горячий глинтвейн согрел меня окончательно, и моё настроение изрядно повысилось. Происшедшее уже воспринималось с долей здорового юмора - будет, что вспомнить. Подумаешь, несколько вещей украли. Чай, не последнее. Кстати, надо будет заблокировать карточки и симку.

- Мне всегда казалось, что мальчишки должны скорее мечтать о спортивных достижениях, - сказала я, наблюдая за продолжавшим что-то старательно вырисовывать Максом.

- Ну а я всегда мечтал рисовать, - не отрываясь от своего занятия, отозвался он. - Да вот таланта бог не дал. Зато теперь, спасибо Петру Викторовичу, моя мечта осуществилась.

- И что теперь будешь делать? Бросишь бизнес, подашься в художники?

- Зачем бросать? Одно другому не мешает. Будет хобби.

- Ага, то-то папа последний раз на рыбалку ездил года два назад, да и на ту - с деловыми партнёрами. Времени на хобби, прямо скажем... Эй, что это ты рисуешь?

Макс, с лукавым видом бросавший на меня короткие взгляды, широко улыбнулся. Я перегнулась через стол, и он без возражений развернул бумагу ко мне. С рисунка смотрела я сама. Вернее, нарисованная я смотрела куда-то вниз с чрезвычайно сосредоточенным видом. Чуть оттопыренная щека не оставляла сомнений в причине сосредоточенности.

- Уж хотя бы жующей мог бы меня не рисовать! - возмутилась я.

- Но ты в это время такая очаровательная! - рассмеялся Макс. - Как хомячок.

Я фыркнула и отвернулась. Когда женщине хотят польстить, её сравнивают с ланью, лебедем, на худой конец с кошечкой... Но уж никак не с хомяком!

Макс наконец принялся за свой уже, наверно, остывший завтрак. Я ещё некоторое время дулась, но потом сдалась и снова посмотрела на рисунок. И опять у Макса всё получилось очень выразительно. Девушка на рисунке была полностью углублена в процесс пережёвывания пищи, и не было никаких сомнений, что за щекой именно еда, а не флюс, к примеру. Не знаю, что там скажут знатоки живописи и графики, признают ли они за Максом талант к рисованию, но разница с предыдущими его творениями была очевидна.

Надо будет в какую-нибудь секцию единоборств записаться, что ли. Чтобы проверить, на что теперь способна я сама.

Когда завтрак был наконец уничтожен и Макс за него расплатился, мы вышли на улицу, остававшуюся всё такой же тихой и малолюдной, словно и не центр Москвы. Небо затянуло, и хотя, кажется, стало чуть теплее, резкий порывистый ветер пронизывал насквозь. Я закуталась в максову куртку, и мы двинулись к его автомобилю. Потом я бросила взгляд в ту сторону, где стоял мой «фольксваген» - и остановилась так резко, что Макс чуть на меня не налетел.

- Что случилось?

- Машина... - простонала я, не зная, смеяться мне, или плакать. - Машину угнали!

Моей машины не было. Желая окончательно убедиться, я быстро подошла к тому месту, где она только что стояла, но серебристого «фольксвагена» нигде не увидела. Только след от шин, там, где колёса проехались по глубокой, оставшейся, видимо, со вчерашнего вечера луже.

Ну, правильно, если у воров в руках есть ключи от машины, да ещё и с выключателем сигнализации в брелоке, то и саму машину прибрать сам бог велел. А хозяйке кто ж виноват, что она ушами хлопала.

Макс неловко потоптался рядом, потом обнял меня за плечи. Это оказалось последней каплей, и слёзы потоком хлынули у меня из глаз.

- Ну, прости, - он погладил меня по спине. - Надо было, конечно, сразу звать полицию. Но кто ж знал... Ну, не плачь, Женя.

- Я не хочу, - всхлипнула я. - Оно само...

Макс пробормотал ещё что-то утешительное, потом спросил:

- Поедем сразу в участок, или лучше отвезти тебя домой?

- Домой, - я отстранилась от него и вытерла глаза.

- У тебя кто-нибудь дома есть?

- Должна быть мама, если не ушла никуда.

- Тогда позвони ей, когда в машину сядем. Чтобы точно знать, откроет ли она тебе.

Я кивнула. Макс, не отпуская мои плечи, повёл меня вниз по улице к своему «БМВ», открыл передо мной дверцу, сел сам и плавно тронул машину. Водил он хорошо, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Правда, чтобы позвонить, пришлось их открыть. На то, чтобы обрисовать маме ситуацию и выслушать её аханье, ушло минут десять.

На Садовом кольце мы попали в затор, и Макс включил радио. «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня! - тут же заорало оно. - Пристрелить не поднялась рука!..»

Чертыхнувшись, Макс убавил громкость. Мимо проплыла ограда сада «Аквариум», поток машин стал двигаться быстрее.

- А ты знаешь, что театр имени Моссовета - это и есть знаменитое Варьете из «Мастера и Маргариты»? - спросила я.

- Знаю, - кивнул он.

- Помнишь сеанс чёрной магии? Там людям тоже давали всё, что они хотели, на них буквально падало с неба. А потом выяснялось, что всё это пустышка.