Охотница

«На следующей развилке езжайте прямо, - прошептал навигатор. - Покиньте Пятницкое шоссе».

Уже почти на месте, поняла я. Наша дача стояла на берегу Истринского водохранилища. Ещё несколько минут езды по тряской дороге, и навигатор ласково шепнул, что я прибыла в пункт назначения.

Машина остановилась перед новым двухэтажным домом посреди довольно обширного, хотя и не очень большого участка - никто в нашей семье не питал страсти к садоводству. Калитка оказалась не заперта. Мой приезд не остался незамеченным - когда я подошла к дому, входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышла женщина. Я остановилась у ступенек, и некоторое время мы молча рассматривали друг друга. На этот раз бежать она явно не собиралась.

- Добралась наконец, - нарушила молчание мой двойник. - Я думала, ты явишься раньше.

Я пожала плечами.

- Ну, заходи, раз уж приехала, - она отвернулась и исчезла внутри, оставив дверь открытой. Я не преминула последовать приглашению.

Хотя мы ни разу на моей памяти не пользовались дачей в холодное время года, папа, будучи человеком основательным, провёл в неё и отопление, и горячую воду, так что наша дача на деле была полноценным загородным домом. Сразу за дверью был небольшой холл, куда выходили двери кухни, гостиной и столовой. Спальни были наверху. Я стащила перчатки и скинула короткую шубку, повесив её на рогатую кованую вешалку, стоящую в углу у двери - помню, мама приобрела её на какой-то распродаже. Сапоги я снимать не стала. Дверь кухни была открыта, изнутри доносилось звяканье. Так и есть, временная хозяйка была там. На столе стояла чашка с остатками чая, и лежала початая пачка печенья.

- Чай будешь? - как ни в чём не бывало, спросила двойник. Я покачала головой.

- Ну, как хочешь. Так как ты сумела их всех обмануть?

- Кого - их?

- Всех. Маму с папой. Макса.

- Я никого не обманывала, - я, не дожидаясь приглашения, уселась за стол. - А вот ты откуда взялась?

- Я? От папы с мамой.

- Каких?

- Моих, - в тон мне ответила она, усаживаясь напротив. - Андрея Ильича и Марины Борисовны Белоусовых.

- Врёшь.

- Да ну? - она приподняла бровь. - А вот бабушку с дедушкой моих как звали?

- В смысле - моих? Ильёй и Оксаной по отцовской линии, Семёном и Натальей по материнской. А как звали кошку, которая жила у нас и умерла, когда я в начальную школу ходила?

- Не знаю, как твою, а мою Пуся. Когда я болела скарлатиной?

- Ты - не знаю, а вот я ею не болела. Ветрянкой - да, было дело в детском саду.

Она хмыкнула. Мы ещё некоторое время перебрасывались вопросами и ответами, всё больше убеждаясь, что знаем друг о друге если не всё, то явно больше, чем положено людям со случайным сходством. По крайней мере, она верно назвала и номер гимназии, в которой я училась до перехода в обычную школу, и имена моих тогдашних однокашников, которых я запомнила, безошибочно ответила, кто из них был моей лучшей подругой, а кто - злейшим недругом. И, судя по её вопросам, она знала и о моей первой влюблённости в зарубежную кинозвезду в возрасте тринадцати лет, и об увлечении фолком, и о теме доклада, сделанном на втором курсе универа...

- Любимая книга в пятнадцать лет?

- «Мастер и Маргарита». Как назывался отель, в котором мы жили на Канарах?

- Э... Не помню, - созналась я. - Какая-то там «Плаза».

- Да, - после короткой паузы кивнула она. - Я тоже не помню.

Я невольно усмехнулась. Проверить меня не на то, что я знаю, а на то, чего не знаю - это она неплохо придумала.

- Зато помню название соседнего, - добавила она. - «Принцесс Плаза».

- Да, да. На ней ещё такая корона была стилизованная на крыше. Но мне она больше напоминала шутовской колпак.

Мы посмотрели друг на друга уже без прежней враждебности, но с некоторым замешательством. Похоже, обоюдный план припереть самозванку к стенке и вытрясти из неё правду разваливался на глазах. Окажись здесь третейский судья, ему было бы весьма трудно вынести вердикт, так кто же из нас, собственно, самозванка.

- Шрам. От царапины, - она протянула мне левую руку. - От той самой Пуси на память.

Я молча повернула свою левую ладонь тыльной стороной вверх. Едва заметная белая ниточка пересекала кожу поверх вены.

Ещё некоторое время мы увлечённо сравнивали наши руки, а потом и прочие части тела. Я опознала похожие шрамики на наших руках, как собачий укус, а она - следы на наших правых лодыжках, как имеющий аналогичное происхождение. Дальнейший осмотр выявил, что и родинки у нас совершенно одинаковые. И плоский ноготь на среднем пальце - когда-то я, пытаясь забить гвоздь, долбанула по нему молотком, да с такой силой, что он сошёл. И одинокий жёсткий волосок на подбородке.

- Но не потерянные же мы однояйцовые близнецы? - сказала она после нового приступа обоюдного замешательства.

- С одинаковыми шрамами?

- А что? Я слышала, что если близнецов разлучают в детстве, то после встречи обнаруживается, что у них похожие биографии. Вплоть до имён жён и мужей.

- И одинаковых злобных собак, кусающих за одно и то же место? И потом, тогда уж семьи-то у нас всё-таки должны быть разными.

Вторая Женя кивнула, кусая губы. Я лихорадочно пыталась придумать вопрос, на который никто, кроме меня точно не смог бы ответить.

- Первый приезд в Париж. Помнишь? Тогда я пошла вечером гулять по бульварам. Какую песенку я при этом мысленно напевала?

Она моргнула, явно не сразу вспомнив, но потом всё же ответила:

- Сначала «Non! Rien de rien» [«Нет! Ни о чём» (фр.)], потом - «Pardo

Я медленно кивнула. Да, об этом я не рассказывала никому. И песни тогда звучали исключительно у меня в голове, я их даже под нос не мурлыкала.

- Ладно, - она сжала и разжала кулаки. - Теперь моя очередь. М-м... В подростковом возрасте я попыталась сочинить стихи. «Привет тебе, серый и ласковый зверь...» Какая вторая строчка?

- «Решай же судьбу молодую», - буркнула я, чувствуя, что краснею. - Да ладно, всё равно из этого ничего не вышло.

Она кивнула, так же смущённо усмехаясь. Да, свой первый и единственный опыт стихосложения я не только никому не показывала, но и вообще постыдилась записывать на бумаге. Ибо его вполне хватило, чтобы понять - стихи мне сочинять противопоказано.

Мы опять помолчали.

- Ладно, - сказала я наконец, - ладно. Пусть мы полностью идентичны, и воспоминания у нас общие. Но в какой-то точке они должны расходиться? Раз нас двое - значит, когда-то они разделились?

- И это случилось недавно, - кивнула вторая Женя. - Та процедура? У Петра Викторовича?

- Скорее всего. После неё я в первый раз тебя и увидела.

- А я тебя. Но не сразу, а пару дней спустя. А эти два дня я спокойно прожила дома с мамой и папой. А ты где была в это время?

Я открыла рот - и запнулась. Велик был соблазн сказать - дома, как и ты. Но в том-то и дело, что я не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, где я была, и что делала в этот период. Я его просто не помнила.

- Не знаю, - призналась я. - Меня ограбили. Брызнули в лицо какой-то гадостью, и у меня провал в памяти на эти два дня.

- Или тебя просто не было, - с торжеством заключила она. Я подавленно промолчала. Я не верила в то, что я - откуда-то взявшийся двойник, но крыть в эту минуту мне было нечем.

- Может, всё же выпьешь чаю? - с великодушием победительницы предложила Женя, и когда я кивнула, поднялась. - Но хоть саму операцию-то помнишь?

- Нет. Вот как мы с Максом на него ехали - помню. Они с Петром Викторовичем выдернули меня из гостей. Мы были тогда у Захаровых...

- У Захаровых? - она обернулась от чайника. - У Маргариты и Валерия?

- Ну да.

- Вы были у них в гостях? Они же с папой друг друга терпеть не могут!

- А ты что, сама не помнишь?

Она помолчала с минуту. Потом сказала:

- Нет.

- Ага, - я почувствовала, что вновь обретаю ускользнувшую было почву под ногами. - А что помнишь? Сам обряд обретения новой способности помнишь?