Знак Святого

Грек повел его по коридору мимо темной комнаты, где играют в покер, и свернул в комнату налево. Он зажег спичку и поднес ее к фитилю лампы. Отыскав высокие кожаные ботинки, толстые шерстяные носки, штаны цвета хаки и рубашку, Галлиполис швырнул все это на койку:

– Вид безобразный, но все стираное. Примерь. В этой одежде будет удобнее, по крайней мере там, куда ты собираешься.

Святой переоделся, а Галлиполис вернулся в бар. Экипировка оказалась не такой уж плохой. Пожалуй, ботинки были немного велики, но это лучше, чем если бы они оказались малы. Саймон пристегнул к поясу кобуру и надел поверх старое пальто.

На койке среди разного хлама валялась газета; Саймон взял ее – она оказалась свежей. На второй странице опять рассказывалось о потонувшем танкере, но никаких новых сведений не было. Ничего нового и быть не могло, и он задумался: не был ли взрыв слишком уж неожиданным, и порадовался, что ничего не рассказал о подводной лодке. Согласно замыслу, должен был остаться в живых один свидетель, который подтвердил бы теорию о том, что взрыв произошел случайно, что вполне подходило в качестве объяснения для комиссии по расследованию. После того как Саймон обнаружил матроса со спасательным жилетом, исчезновение всей команды судна стало одной из тех непредвиденных случайностей, которые разрушают даже очень тщательно разработанный конспиративный план.

Единственная дополнительная информация сводилась к тому, что танкер шел под американским флагом, загрузился нефтью в Тампико и направлялся в Лиссабон, вдоль побережья. Это был незначительный факт, но он помог выявить более полную картину происшедшего и прояснить еще одно ранее неизвестное обстоятельство. У британской подводной лодки должны были быть очень серьезные причины, чтобы потопить танкер. За Лиссабоном была Испания, прикрывавшая Францию, и Франко, нажимавший на Муссолини, сотрудничавшего с берлинским маньяком. Звучит правдоподобно... И Святой задумался над тем, правильно ли называть счастливой судьбой то, что никто не остался в живых после этой террористической акции, принесенной в жертву амбициям истеричного маньяка, который хотел погрузить во тьму всю Европу с таким же безрассудством, как вошедшие в азарт бьют в окнах стекла...

Он вернулся в бар и увидел, как Галлиполис, хмуря брови, изучал Хоппи.

– Этот костюм, который годится только для игры в крикет, испугает индейцев, – сказал он Саймону со страхом в голосе. – Но у меня нет более подходящей одежды. Может, ты завернешься в одеяло – по крайней мере, пригодится для защиты от ядовитых змей.

– Мы что, собираемся идти на охоту? – возразил мистер Униатц. – Я купил этот спортивный костюм на Таймс-сквер, так что он вполне сойдет.

Галлиполис не стал спорить и вернулся к стойке.

– Когда я иду на дело, то предпочитаю брать с собой эту игрушку, – пояснил он, доставая из тайника под стойкой автомат и ящик с патронами. Затем вдруг блеснул мощный прожекторный фонарь, и Саймон подумал о предательстве. Но Галлиполис подвернул фитиль лампы, так что она погасла, направил фонарик на дверь и сказал:

– Пошли.

Они пошли по дороге, ведущей сквозь заросли пальм; грек шел впереди. Небольшие легкие облачка время от времени скрывали луну, но звезды упорно посылали свой свет на землю, так что темнота ночи не была столь уж непроглядной. Где-то в болоте квакала лягушка, слышалось пение цикад.

Саймон остановился на минуту при виде «линкольна».

– Полагаю, это ты приехал на нем сюда, – сказал он.

– Так точно, босс, – признался мистер Униатц, нисколько не смущаясь. – Я взял его на время; думаю, я на нем и вернусь назад.

– Его, пожалуй, следует отогнать в какое-нибудь место поукромнее. Я сделаю привал через час, а ты припаркуешь машину и догонишь нас.

Он завел «кадиллак», отъехал немного, затем, уже на шоссе, за Майами, притормозил. Когда фары «линкольна» погасли, Саймон, в ожидании, пока Хоппи догонит их, снова взглянул на грека.

– Я не хочу, чтобы ты неправильно меня понял, друг, – пробормотал он, – но есть еще и другая сторона вопроса. Если я смог купить тебя, то и любой другой сможет. Но ты всегда должен помнить одно: мы с Хоппи иногда проявляем излишнюю горячность. Если нам придет в голову, что ты пытаешься умничать и хочешь повернуть свою игрушку в обратную сторону, твоей матери придется проделать всю работу сызнова.

Галлиполис пристально посмотрел на него и покачал головой.

– Я никогда раньше не встречал такого меткого стрелка, мистер, – сказал он, выражая удивление. – Кому-нибудь известно, ради чего вы стараетесь?

– Поверишь ты или нет, но я убивал чаще всего ради мира, – загадочно пояснил Святой.

«Кадиллак» мчался дальше, пока стрелка спидометра не коснулась отметки «семьдесят», затем «семьдесят пять», затем «восемьдесят» и приблизилась к отметке «девяносто». Мошкара отчаянно билась о ветровое стекло, превращаясь в мокрые пятна. Лицо Саймона было похоже на застывшую маску. Вскоре они оказались в сплошной полосе густого тумана, весь окружающий их мир исчез, они вслепую мчались на запад по Тамайами-Трейл.

Вскоре впереди, подобно грибу-дождевику, в тумане прорезался одинокий огонек и стал быстро приближаться.

– Это Очупи, – сказал грек, коснувшись руки Саймона.

«Кадиллак» сбавил скорость. Огонек оказался лампочкой, горевшей над заправочной станцией. Единственный признак жизни во всем городе.

– Босс, – послышался с заднего сиденья голос мистера Униатца. – Как будто все вымерло вокруг. Если и есть где-нибудь открытый бар, то только потому, что его забыли закрыть.

Галлиполис сказал:

– Чарли Холвук живет в драге в полумиле от противоположной части города.

– В какой еще драге? – спросил Саймон.

– Здесь таких полно. Их используют при строительстве дорог, а затем бросают. От них остаются только остовы, а все внутренности растаскиваются по частям. Езжай прямо.

Саймон вел машину. Помимо работающего двигателя тишину ночи нарушал только стрекот кузнечиков и лягушачий хор. Поэтому слова грека были подобны грому среди ясного неба, когда он вдруг сказал:

– Здесь поворот.

Саймон проехал немного вперед и увидел две колеи, сверкавшие в лужах.

– Там песок, – пояснил Галлиполис, – поезжай смело.

Так они проехали меньше чем полмили, когда Саймон остановился. Перед ними сверкал огнями корабль со своими шпангоутами на корме и чудовищного вида сооружением на палубе. Святой включил фонарик и посветил вокруг.

Галлиполис крикнул:

– Чарли! – И уже обращаясь к Саймону: – Посигналь.

Звук клаксона разорвал тишину, и, когда Саймон отпустил кнопку, лягушачьей оратории слышно не было. Недалеко от них слева в воздухе вдруг послышался оглушительный шум, похожий на хлопанье крыльев тысяч невидимых ангелов. Все это поднялось вверх и исчезло.

– Птицы, – пояснил Галлиполис. – Мы их спугнули.

На заднем сиденье мистер Униатц пессимистически заметил:

– Иду на спор: заперто на замок.

Грек протянул руку назад, повернулся и великодушно одарил Хоппи бутылкой вина.

– С вас причитается доллар за бутылку, – сказал он Саймону. – Хорошо, что я захватил ее с собой.

Саймон сидел не шевелясь. По палубе двигался мужчина, напоминавший в свете прожектора деревянную статую. Поверх белых брюк на нем был надет пиджак с длинными рукавами, отливавший всеми цветами радуги. Вокруг шеи – красный шарф. Сморщенное обветренное лицо окаймляли длинные прямые волосы.

Именно это лицо заставило Саймона замереть. Черные усы прикрывали полные губы. Огромный нос. Плоское лицо с огромными глазами и твердым подбородком изрезано морщинами вдоль и поперек.

Индеец смотрел прямо в прожектор, не мигая, и его глаза блестели, как блестят глаза у дикого зверя в джунглях при полуденном солнце. Он двигался плавно и абсолютно бесшумно.

Всего секунду назад он был у драги и вдруг оказался возле машины.

– Мы приехали за тобой, Чарли, – сказал Галлипалис. – Если хочешь заработать двадцать пять долларов, джентльмен, сидящий рядом со мной, даст тебе поручение.