Страница 10 из 20
Продолжение следует.
* * *
Моей знакомой сейчас приходится несладко. В последнее время она переживает настоящую трагедию. Огромные неприятности в семье, и разговоры, когда мы встречаемся, всегда возвращаются, понятно, к больной теме. Недавно умер муж. Тремя годами раньше дочь вышла замуж и уехала в Англию. Отъезжала со скандалом, разругавшись со всеми, и уже несколько лет от нее ни слуху, ни духу. Адрес известен, но не более того. Общения никакого. На похороны отца также не прилетела.
Кроме дочери, у моей приятельницы есть еще сын. Пока он был маленьким, болел постоянно. Вырос – легче не стало. Учился кое-как. В институт еле поступил, потом бросил его и угодил в армию. Полгода назад вернулся, а через неделю вдруг сорвался куда-то на Дальний Восток и там пропал. За все время ни одного письма. Ни разу не позвонил. От каких-то случайных знакомых известно, что жив. И только.
Мне хорошо известен характер детей подруги. Им всю жизнь было и будет трудно ладить с людьми. Вокруг них всегда возникали какие-то странные и даже нелепые проблемы, но как можно отказываться видеть свою мать?! Оказывается, можно. У них теперь свои семьи. Имеют право жить отдельно.
Дети разъехались, с работы ушла, мужа не стало, и совсем еще не старая женщина вдруг оказалась никому не нужной. Она осталась совершенно одна в пустой квартире. Есть люди, которые не переносят одиночества. Просто не могут оставаться одни. Свою жизнь они растворили в близких или в своей работе, а когда те уходят, начинается самый настоящий кошмар. Эти люди перестают есть и спать, начинают болеть и сходят с ума от тоски. Мы не всегда замечаем их переживания, поскольку, как правило, нам никакого дела нет до их чувств. Они сильно страдают. Это чистая правда. Такое можно встретить сплошь и рядом…
Причина жестокости детей моей знакомой на самом деле кроется не только в их скверном характере, в душевной черствости или в отсутствии денег. Жизнь сейчас нелегкая, это так, но, в общем, не настолько же! Зная их мать, мне нетрудно догадаться в чем дело – она, оказывается, их слишком сильно любит. Странно и даже нелепо звучит, не правда ли? Однако проблема заключается именно в этом. Любовь и привязанность к детям столь велики, что эта женщина почти физически нуждается в том, чтобы они всегда были рядом с ней. По-русски это называется необузданностью чувств, когда уже все через край и со стороны выглядит как навязывание себя или даже деспотизм. Однако ей и вправду просто физически необходимо видеть своих детей постоянно, каждый день, знать, где они и что с ними. Возможно, это распущенность – возможно, я же ничего не говорю. Или болезнь…
Со временем дети подросли и, естественно, захотели жить собственной жизнью. Просто начать жить. Для себя и без матери. Разве это ненормально? Во всем мире дети уходят из родительского дома и ничего в этом страшного нет. У нас теперь почти Запад, так почему бы не перенять их образ жизни и традиции. Вот ее дети и разъехались подальше, кто куда. В Лондоне растет внук, сын на Камчатке, а мать у себя, в Пушкино, осталась одна в глубоком шоке…
Ужасно то, что потеря самого близкого всем им человека, отца, нисколько их не сблизила, а наоборот, разъединила. Так уж получилось, что смерть нашла его в момент, когда рядом не оказалось никого,кроме чужих людей, и почему-то именно это обстоятельство родные теперь никак не могут друг другу простить. Обиды, глупые обвинения и необоснованные претензии – всего множество. Одним словом, на глазах семья разрушилась. Картина невеселая. Сидеть в четырех стенах моей знакомой одной невмоготу, вот, наверное, почему мы и стали чаще встречаться у нас дома. Пьем чай, когда есть время, болтаем о разном и каждый раз пытаемся распутать клубок, казалось бы, уже совершенно неразрешимых противоречий. А может быть просто жаль человека, хочется немного успокоить беднягу, и я лишь даю ей возможность выговориться?
Обычно, когда вечерами сидя у меня на кухне, мы подступались с йодом и бинтами к ее открытой ране, намереваясь посмотреть на проблему с какой-нибудь новой стороны, полагая, что, может быть, ее хоть в этом случае удастся понять и как-нибудь разрешить, с моей подругой непременно случалась истерика. На меня выливался поток слов, жалоб, слез и боли. Неделю-другую я пытался, никак не реагируя, просто терпеливо все это наблюдать и, словно губка, впитывал в себя шквал отрицательных эмоций – информацию, надо сказать, мне абсолютно ненужную, пока однажды не понял, что эти разговоры стали совсем неинтересны и начали действовать на меня раздражающе.
Каждый раз я слышал одни и те же слова и, откровенно говоря, устал от их тупикового однообразия. Потом, чужие проблемы (здесь нужно честно признаться) никому не бывают уж особенно близки, а когда их вам долго навязывают, то и тем более – вызывают отторжение и желание поскорее остаться одному. (Однако мне уходить из собственного дома некуда, вот и пришлось выслушивать.) И наконец, выяснение того, кто именно оказался виноват первым, кто кому и что сказал, а потом сделал, и что за всем этим последовало – разговор, обреченный ходить по кругу, словно слепая цирковая лошадь. Он безнадежно неконструктивен и проблем не решает.
Можно ли сомневаться в том, что история, решаемая таким образом, непременно будет повторяться вновь и вновь без конца, ведь она в принципе неразрешима? Мы ищем не выход из ситуации, а причину, ее породившую, совершенно не умея этого делать. Вроде бы все логично, – так, во всяком случае, поступают многие из нас. Вот и мы ищем и, конечно же, находим (создаем) причину случившегося. В произнесенном слове, неверном ходе, сделанном кем-то, пусть даже нами, – это дела не меняет, в стечении обстоятельств, вероломстве и подлости человека, смертельно обидевшего нас, одним словом, во всем, что лежит вне нас.
У всякой, составленной из событий, ситуации есть некий пласт или уровень, который, оказывается, можно рассматривать отдельно от самой ситуации. Его, конечно, правильнее было бы уже назвать состоянием. Проникнув в него, мы можем начать решать и даже разрешить любую наболевшую проблему, хотя, строго говоря, то, во что мы входим, даже отдаленно не напоминает процесс рассмотрения чего-либо. Более того, собственно о ситуации, ради обсуждения которой и затевается столь хитрое действо, в эти минуты мы даже и не вспоминаем. Так что же это такое? И что необходимо сделать для того, чтобы надеть на себя это новое, явно измененное, состояние сознания? – А разве у человека есть альтернатива и волен ли он вообще выбирать из нескольких равно разумных и вместе с тем противоположных вещей?
Единственное, что с точки зрения эзотерической логики мы вообще можем сделать в этой жизни разумного по отношению к любой ситуации, независимо от ее конкретных и специфических подробностей, – это любой ценой вернуть себя в состояние отстраненного покоя и невозмутимости. (Все остальные действия трактуются эзотерикой как безумные или неумные.) Одним словом, когда мы возвращаем себя в состояние спокойной сосредоточенности и прекращаем всякое движение вовне, мы не просто подтверждаем свою лояльность чему-то более высокому, что, кстати, нет необходимости конкретизировать, но и передоверяем этим (высшим) уровням или инстанциям решение своих, – впрочем, с этого момента уже переставших быть нашими, – проблем. Внутренним молчанием мы санкционируем и производим запуск механизмов событийного превращения. Именно это еще называется духовной практикой.
* * *
Когда спокойно смотришь в зеркало, где-то вдали стихает ветер и прекращается смерть…
Если мы изменяем спонтанно переживаемое умонастроение и вызываем этим другое, превращенное, состояние своей психики или сознания, в ту же самую минуту мы становимся свидетелями решения любой волнующей нас проблемы. Причем задним числом, в прошлом. Мы производим изменения в событиях, зародившихся прежде, чем нам пришло в голову сделать необходимое для их изменения превращение себя. Получается, что просто изменяя свое настроение, причем далеко не всегда делая это сознательно, мы превращаем то, что лежит вне нас не только в пространстве, но и во времени. Именно это однажды я и посоветовал осознать и проделать моей собеседнице. Попробуй. Немедленно! Чего тянуть?! Но как? Откуда вдруг взялась такая растерянность? Ну же, смелее!