Буревестники

– По-твоему, Иоганн найдет дорогу в Мессину? – недоверчиво уточнила Ишрак.

Лука нахмурился.

– Христианство – не твоя вера, Ишрак, – произнес он чуть враждебно. – Похоже, ты не желаешь поверить маленьким паломникам. Ты считаешь их дураками, которых ведет обманщик. Но Иоганн обладает немалыми способностями. Он знает такие вещи, которые мог получить только путем откровения. Он утверждает, что с ним говорит Бог – и я верю ему! Он преодолел столько трудностей на своем пути!

– А можно и нам его послушать? – спросила Изольда.

Лука кивнул:

– Иоганн собирается проповедовать сегодня днем. Если вы покроете головы и наденете плащи, то можете к нам присоединиться. Думаю, половина местных жителей соберется послушать Иоганна.

Изольда и Ишрак в серых платьях и коричневых плащах вышли из дверей постоялого двора и направились к мощеной пристани. Большая часть судов стояла в гавани, качаясь на волнах. Рыбаки чинили сети, сворачивали канаты или штопали порвавшиеся паруса. Изольда и Ишрак не обращали внимания на свист и окрики мужчин, приметивших стройных девушек и предположивших, что под капюшонами прячутся хорошенькие лица. Выкрикиваемые комплименты заставляли Изольду краснеть и улыбаться, однако Ишрак презрительно отворачивалась.

– Не нужно быть гордячкой: нас вовсе не оскорбляют, – попеняла ей Изольда.

– Для меня это – оскорбление, – возразила Ишрак. – С чего они решили, что могут обо мне высказываться?

Девушки свернули в узкий проулок, который вел вверх, к рыночной площади. Теперь они были вынуждены пробираться под паутиной из бельевых веревок, протянутых от одного балкона к другому. Кое-где на ступеньках сидели старухи, занятые штопкой одежды или плетением кружева. Старые женщины кивали девушкам, когда те проходили мимо них, ступая по грубо обтесанным булыжникам.

Большая часть жителей Пикколо уже собралась на рыночной площади, чтобы послушать проповедь Иоганна.

Изольда и Ишрак миновали булочную: пекарь как раз вышел на улицу и запирал лавку. Его лицо и волосы были обильно присыпаны мукой. По соседству с ним башмачник сидел по-турецки на пороге своей мастерской с недоделанным сапогом на болванке и глазел на толпу. Следующая лавка специализировалась на корабельных принадлежностях. В ее темном помещении была свалена всякая всячина: рыбацкие сети, пробковые поплавки, ножи для разделки рыбы, уключины, кучки шурупов, банки с гвоздями, плитки прессованной соли и бочки. Дальше виделась лавка шляпника и галантерейщика, прозябавших без дела в этом бедном городке, а потом – мастерская шорника.

Девушки брели мимо лавок, почти не заглядывая внутрь: их взгляды были прикованы к лестнице храма, на которой стоял Иоганн. Его волосы сияли на солнце, как расплавленное золото. Он не шевелился, прижавшись щекой к крюку посоха, и, похоже, к чему-то прислушивался.

У церкви уже гудел народ. Люди переговаривались между собой, готовясь внимать проповеди. Позади Иоганна, в темном проеме церковных дверей, стояли местный священник, брат Пьетро, Лука и Фрейзе. Многие рыбаки и практически все молодые женщины и маленькие дети Пикколо хотели посмотреть на предводителя Крестового похода, но Изольда заметила, что здесь почти не было подростков. Девушка предположила, что их отправили в море с отцами или приказали сидеть дома: не всем семьям хотелось рисковать и позволить своим детям слушать Иоганна. Наверняка многие матери сочли Иоганна опасным крысоловом из сказки, который может повести детей за собой – и тогда сыновья и дочери уже пропадут безвозвратно. Изольда услышала, что некоторые женщины называли Иоганна вором, который охотится на детей. Его надо бояться, говорили они, а те матери, у которых есть лишь один ребенок, должны вообще держаться от него подальше.

Юным паломникам дали скудный завтрак, состоящий из хлеба и рыбы. Священник собрал еду у прихожан, а торговцы на рынке раздали детям остатки продуктов. Монахи из аббатства прислали корзины со свежевыпеченными караваями и медовыми лепешками. Некоторые паломники, правда, остались голодными – а многие, вероятно, толком ничего не ели уже несколько недель. Однако у них были жизнерадостные лица, а их глаза горели отвагой и решимостью.

Ишрак, которая всегда хорошо улавливала настроение толпы, почти физически ощущала страстную убежденность юных крестоносцев. Они хотели верить в то, что Иоганна послал Господь. Они убедили себя в том, что он поведет их в Иерусалим.

– Но это мечта, – прошептала она Изольде. – Нечто совсем иное, чем вера.

– Вы спрашиваете меня: зачем нам отправляться в долгий-долгий путь к Святой земле? – внезапно начал Иоганн без всякого вступления.

Он не призывал всех слушать, не прочел молитвы, не потребовал внимания. Он даже не повысил голоса и не оторвал взгляда от земли, и так же задумчиво прижимал щеку к крюку пастушеского посоха – но сотни людей внезапно замолчали и затаили дыхание. Круглолицый священник в серой домотканой сутане цистерцианца[2], никогда в жизни не видевший столь многочисленной паствы, вперил взор в Иоганна. Брат Пьетро сделал шаг вперед, стремясь не пропустить ни слова.

– Я скажу вам, зачем нам надо идти столь далеко, – тихо продолжил Иоганн. – Потому что нам хочется. Вот и все. Мы решили это сделать. Мы пожелали сыграть свою роль в конце света. Неверные присвоили себе святые места и захватили величайший храм Константинополя. Мессу больше не служат у самого главного алтаря земли. Нам надо идти туда, где Иисус Христос был Ребенком, и нам надо пройти по Его стопам. Мы уподобимся детям, которые войдут в Царствие Небесное. Он обещал, что те, кто придет к Нему, как малые дети, не будут отвергнуты. Мы, Его дети, припадем к Нему – и Он явится снова, как и обещал. Он будет судить живых и мертвых, старых и молодых. Мы будем там, в Иерусалиме, и мы станем детьми, которые увидят Царствие Небесное. Понимаете?

– Да! – выдохнула толпа.

Паломники откликнулись очень охотно, но и взрослые жители Пикколо, которые никогда прежде не слышали проповеди Иоганна, сразу же доверились пареньку.

– Да! – произнесли они хором.

Иоганн тряхнул головой, и его золотые кудри отлетели назад. Он обвел взглядом толпу, сгрудившуюся возле церкви. У Луки возникло странное ощущение, что Иоганн устремил взгляд своих пронзительных голубых глаз прямо на него. Наверное, юный проповедник знал что-то про него, собирается сказать что-то именно ему, Луке!

– Тебе не хватает отца, – произнес парнишка, обращаясь к толпе.

Лука, отец которого исчез после нападения оттоманов на их деревню, когда Луке было четырнадцать лет, вздрогнул и посмотрел на Изольду. Ее отец умер пять месяцев назад. Изольда вытянулась как струна и не отводила своего взора от Иоганна.

– Я чувствую твою печаль, – ласково вымолвил Иоганн. Его голубые глаза вновь скользнули по Луке и остановились на Изольде. – Он с тобой не попрощался, – мягко добавил он.

Изольда прикусила губу, борясь с глубокой, неотступной тоской. От толпы принесся тихий стон тех, кто потерял своих отцов: в море, от болезни, от массы несчастных случаев повседневной жизни. Ишрак, которая стояла рядом с Изольдой, взяла ее за руку – и почувствовала, что пальцы девушки дрожат.

– Я вижу усопшего дона, лежащего в часовне – и его сына, обманом присвоившего его место, – продолжил Иоганн. Изольда смертельно побледнела, слушая, как он рассказывает ее историю всему миру. – Я вижу девушку, рвущуюся к отцу. Он звал ее по имени, пребывая на своем смертном одре, но дочь не допустили к нему, и теперь она стенает от горя.

Лука глухо вскрикнул и повернулся к брату Пьетро:

– Но я ему ничего не говорил, поверьте мне!

– Я тоже.

– Тогда откуда он все узнал?

– Я вижу могилу в часовне, – произнес Иоганн, – но никто не оплакивает ушедшего. – Какая-то женщина в толпе зарыдала и рухнула на колени. Застыв, как изваяние, Изольда внимала юноше, который описывал смерть ее отца. – Вот дочь, которую изгнали из дома, и она жаждет вернуться обратно.

2

Цистерцианец – представитель католического монашеского ордена.