Синие берега

На переправе, знал он, сбились, опережая друг друга, грузовики, тягачи с орудиями, легковые машины - все торопились: на тот берег. А тут вот эта чертова стрельба! "И немцы рвутся к переправе, - соображал он на бегу. - Какие силы бросил противник? Да какие б ни бросил, круто нам придется. Здесь, у поворота дороги, уже заваривается. Ну что два отделения, неполные? Все, что было. Одно отделение, тоже неполное, осталось у переправы, с Володей. Ему взрывать..."

Семен уловил по левую сторону шоссе ожесточенные голоса. "Третье отделение, - мелькнуло в голове. - Слева окопалось третье отделение Поздняева. Второе держит оборону справа, подальше от шоссе".

Он услышал какой-то перепуганный топот. Его осенила недобрая догадка: кто-то убегал из-под огня? Фигура бегущего смутно проступала в темноте.

- Стой!

Семен бросился наперерез.

- Стой бежать! Солдаты не бегут! Стой, говорю! Застрелю!!

Тот, кого останавливал Семен, ничего не мог произнести, он запаленно дышал.

- Боишься?

- Боюсь, товарищ начальник! - откровенно простучали зубы бежавшего. Лицо его скрывала темнота.

- Трус!

- Ноги побежали, товарищ начальник...

- Ты что, не хозяин своим ногам? Вздумали и побежали? - выкрикнул Семен. - Хозяин ты своим ногам или нет? Обратно! - гневно толкнул бойца в спину. - Фамилия?

- Моя? - не сразу откликнулся мрак. - Шишарев, Шишарев...

Меньше минуты задержался Семен, а показалось долго, очень долго. Семен и боец, не видя друг друга, бежали рядом.

- На войне - бойся не бойся, а убей. Или тебя убьют. - Семен бежал, бежал и тот, другой, слышал он. - Сукин ты сын, Шишарев. Тебя расстрелять следует...

- Шишарев, Шишарев я... - потерянно бормотал боец, словно то, что он Шишарев, должно было все объяснить и оправдать.

Они задыхались от бега.

Несколько метров оставалось до отделения, усиленного бойцами, что пригнали лодки к переправе. Отделение окопалось за левым кюветом.

- Свои! - предупреждающе крикнул Семен и прыгнул в окоп, накрыв кого-то. Но тот, на кого свалился, не расслышав или не сообразив в запале, в чем дело, резко вывернулся и схватил его за горло.

- Пусти... ч-черт!.. - задохнувшись, выговорил Семен. - Политрука задавишь.

- Виноват, товарищ политрук. Думал, фрицы обошли.

- Отделенного! - во весь голос крикнул Семен.

По цепи пошло:

- ...лен-ного-о!..

Отделенный оказался поблизости.

- Ребята на правой стороне как? Держатся? - спросил Семен. - Там же второе отделение?

- Правая-то и колотит по нас... - удивляясь, сказал отделенный.

- Странно...

Отделенного и Семена пронзило: немцы смяли отделение, занимавшее оборону справа от шоссе. И, словно в подтвержденье, оттуда грянул автоматный стук.

Твердое уханье винтовок в ответ.

Немцы залегли, это можно было понять по тому, как они отстреливались - автоматные очереди стелились низко, совсем низко. Дрогнули, значит? Значит, не так уж и много немцев, раз отделение привалило их к земле, - мелькнула у Семена догадка. Догадка эта принесла облегчение, завладела всем его существом, пропало тягостное, напряженное чувство. Он даже подумал о том, что надо отогнать немцев от шоссе, чтоб дать дорогу машинам, выбиравшимся из города. Мысль эта держалась в голове, не уходила, становилась тверже, определенней. Ну что лежать? Все же кинуться через шоссе не решался. "Может, ждут немцы чего-то. Подкрепления?"

С бруствера шпарил по немцам пулемет - длинная очередь, короткая, пауза и снова очередь. "Лежать так - ничего хорошего, - продолжал Семен размышлять. - Кончатся боеприпасы в этой пустой трескотне, и накроют нас. В темноте как: попадешь - не попадешь. Ничего не дает такая стрельба. Пугать немцев нет смысла. Надо решаться. Немец удара боится. Прет, когда перед ним драпают. Вот и сейчас, залегли ведь..." И убежденность, что надо подняться и отодвинуть немцев от шоссе, все нарастала, подавляя сомненье, неуверенность.

- Слышите, политрук? - прервал отделенный его размышления.

- Слышу, ну. Немец бьет.

- Слушайте, слушайте. Вот!..

- Что - вот? - не понимал Семен, чего добивается от него отделенный Поздняев.

- А то, что по звуку выстрелов до фрицев метров четыреста. По секундам считаю. Вот!.. вот!.. слышите?

"Метров четыреста... - подумал Семен. - Метров четыреста пробежать под огнем... Попробуй поди! А все равно, придется. То же, что и лежать тут под обстрелом".

- Отделенный! Шуганем давай фрицев от шоссе. Побольше огня, побольше крику, и матерка побольше, будто много нас, - побегут фрицы. А, Поздняев?

Отделенный помедлил с ответом, сказал:

- Не оторвем хлопцев от земли. Обессилели уже хлопцы.

"Но это надо сделать. Надо сделать", - сверлило в мозгу Семена. Силясь перекричать несмолкаемое гроханье выстрелов, он выкрикнул:

- Коммунисты, вперед!

- Это почему ж только коммунисты? - почти над ухом Семена рассерженный голос Билибина, Ваньки Билибина. Семен хорошо знал Билибина. Перед самой войной был он выпущен из тюрьмы, сидел за ограбление. Как-то сказал он Семену: "Меня надо туда, погорячей где, товарищ политрук. Кровь чтоб пролить. Судимость кончится. Чистым хочу перед народом быть". Почему только коммунисты? - повторил громче. - А мы кто - не советские? А ну! - крикнул со злой торопливостью. - На ноги все!..

Как продолжение команды Билибина, раздался требовательный, подстегивающий голос отделенного:

- Слушай мою команду! В атаку! За мной вперед! - Отделенный проворно вскочил на бруствер. - За мно-ой! Ура-а!!

Семен сдвинул шишечку предохранителя на автомате и рванулся из окопов. Не сразу перемахнул через бруствер, мешали гранаты на ремне, особенно тяжелая, противотанковая. Он почувствовал сильную руку Билибина, подтолкнувшего его наверх.

А бойцы уже пустились прочь от окопов. Словно утратили чувство реальности, словно тела их - легкие, свободные - начисто лишены всего, неслись они на автоматные очереди, как бы и не подозревая о смертельной опасности, и ничего не меняло то, что рядом и впереди замертво падал один, другой, третий. Те, оставшиеся, продолжали бежать, будто и не видели этого. Ничто, казалось, не в состоянии помешать им, остановить их. Повинуясь непостижимой силе, возникшей из глубины их существа, они, должно быть, и сами ничего не могли поделать с этим, одно желание влекло их вперед - преодолеть расстояние в сто метров до шоссе, пересечь шоссе и промчаться еще столько-то метров по ту сторону шоссе.

- За мной!! - Бойцы не отступали от голоса отделенного. Некоторые уже обогнали его. - Ложись! - властная команда. И все кинулись на землю. С тонким свистом проносились голубоватые, зеленые, оранжевые огоньки пуль. Бегом! - Бросок вперед. - Ложись! - Топот на минуту стих. - Бегом! - Еще несколько метров убивающего пространства.

Семен слышал возле себя четкий, торопливый перестук крепких ног Билибина.

- Давайте, товарищ политрук!..

Билибин убыстрил бег. Семен тоже.

Семен нажал на спуск автомата. А навстречу уже простучала длинная очередь. Билибин, кажется, споткнулся, дернулся, задел плечом грудь Семена. И свалился, сначала на колени, потом рухнул лицом вниз. Обеими руками обхватил Семен отяжелевшее, потерявшее упругость, безвольное тело Билибина, приподнял, и ноги, только что уверенно бежавшие, не могли уцепиться за землю, подкашивались, подгибались. В ладони Семена лилось что-то теплое, липкое. Он приложил руку ко рту Билибина - дыхания не было. "Ванька, Ванька Билибин, - ударило в сердце. - Ты уже не узнаешь, что чист перед народом. Чист, Ванька Билибин, чист, товарищ мой..."

- Прощай, Ваня... Прощай, храбрый парень...

Семен догонял бойцов. Наскочил на труп, лежавший поперек, пробежал несколько шагов, и нога снова наткнулась на что-то мягкое, наверное чей-то мертвый живот.

- Антанас! - гремел совсем близко, чуть правее, голос отделенного. Голову пригибай, дура! Снесет!..