Прогрессоры

Увидев, что Валерка, во все глаза вылупился на торчащие титьки девиц, Катя погрозила ему пальцем. Жалея, что всю эту процедуру нельзя укрыть от посторонних глаз, она взяла ручную машинку для стрижки. Первой Катя решила отстричь молодую мать. Когда первые сальные пряди упали на землю, против всех ожиданий, подопытная не стала вскакивать и кричать, а лишь молча поглубже втянула голову в плечи.

Потом, когда обе близняшки заблистали остриженными под ноль черепами, а всю их срезанную волосню, аккуратно собрали веником и вместе с насекомыми бросили в костер, так сказать, на счастье. Затем, поскольку вода текущая из шланга была еще недостаточно теплой, молодой маме дали возможность еще раз покормить своих крошек.

И вот, Ляля и Лиза, окончившие перевязку раненого, вместе с Катей, увлекли близнецов в банную палатку. Девочки разделись сами, раздели своих жертв, и подвели их к закрепленному на крыше палатки шлангу, из которого через душевой распылитель текла 'сильно теплая' вода.

Вот тут-то близнецов в первый раз и прорвало. Визг был такой, будто их резали. Горячая вода, мыло, мочалка оказались слишком сильным потрясением для их неокрепшей психики. Правда, только визгом все и ограничилось. Голые девицы просто стояли, вжав голову в плечи, под струей горячей воды, и голосили что было сил. Под бурным напором горячей воды, мочалки и мыла с них слоями сходила застарелая грязь. Но, к хорошему привыкают быстро, а мытье - это совсем не больно. Скоро отчаянные вопли сменились совсем другими звуками, говорящими о том, что близнецы смирились с процедурой, и даже начали находить в ней некоторое удовольствие.

Примерно час спустя, бело-розовые, как фарфоровые куколки, завернутые в одеяла, близнецы сидели у костра, и как цивилизованные люди, по примеру своих новых подруг, прихлебывали из больших кружек знаменитый банный сбор Марины Витальевны.

Жизнь Дары, Мары и их брата Гага изменилась. При этом девочки пока даже и не предполагали, насколько глубоки и катастрофичны для их мира эти изменения. Они всего лишь пытались усвоить странные обычаи этого, несомненно, могущественного племени, почти безошибочно угадывая социальные роли своих новых знакомых. Антон Игоревич для них был Главным Охотником, Андрей Викторович - Самым Главным Вождем, Марина Витальевна - Мудрой Женщиной, Сергей Петрович - Вождем на Воде. Ни Дара, ни Мара не хотели ничем расстраивать этих людей, взявших их под защиту, и принявших в свое племя. И даже более того, подаривших им такие теплые, удобные, пусть и непонятно как сделанные вещи. Им даже было неважно, люди это, или духи. Мудрая Женщина этого племени дала им понять, что скоро их брат поправится, а платить презлейшим за предобрейшее люди научились гораздо позже. Тем более, что один из двух молодых охотников сейчас с таким интересом смотрит на них...

Примечание:

Вот так, за исключением цвета кожи могли выглядеть соплеменники Гуга, Дары и Мары - европейские кроманьонцы.

Цвет кожи это вообще один из самых мобильных признаков человека, при постоянном обитании в каком-то месте полная подгонка цвета кожи под местный уровень инсоляции происходит всего-то за 1500-2000 лет.

Великие Северные равнины. Остров в месте слияния Великой Реки и Нагары.

Гуг, Мара и Дара

Гуг понемногу приходил в себя. Сознание возвращалось рывками. Первым ощущением была навалившаяся на грудь тяжесть и тупая боль в ребрах. Попытавшись пошевелиться, Гуг почувствовал, что он слаб как младенец, и так же как младенец лежит абсолютно голый. В голове шумело, язык был шершавый, как сухая шкура. Земля, на которой он лежал, неприятно покачивалась, а в ушах, гудело, словно там рычал какой-то хищный зверь. Но звук этот доносился откуда-то снизу. Попытавшись открыть глаза, юноша почувствовал, что его веки будто склеены древесной смолой. Собравшись с силами, он, наконец, смог открыть глаза.

Первое, что он увидел, было склонившееся над ним лицо Дары. Сейчас ее было трудно узнать, но, несомненно, это была именно Дара. Хоть соплеменники всегда путали близнецов, Гуг различал их безошибочно. Для него это было так же просто, как различать свою правую и левую руку. Его сестра была одета в странную одежду из очень тонкой шкуры, а на замотанной куском такой же шкуры голове совсем не было волос. Увидев, что Гуг открыл глаза, Дара тихонько шмыгнула вздернутым носиком и склонилась к нему низко-низко.

- Ты, очнулся, братец? - шепотом спросила она своими розовыми губами, - Наконец-то. Если ты чего-нибудь хочешь, то только скажи?

Гуг очень хотел пить, но его пересохшее горло вместо слов смогло издать лишь какой-то хрип. От этого усилия он снова чуть было не потерял сознание, и закрыл глаза. Когда Гуг вновь сумел открыть их, то Дара куда-то исчезла. Он опять впал в полудрему-полубред, мучаясь от жажды. Некоторое время спустя Гуг почувствовал, как ему в плотно сжатые губы тычется что-то мокрое и одновременно теплое.

- Братец, - услышал он голос Дары, - ты же хотел пить, так пей...

Не открывая глаз, Гуг, как младенец, сделал несколько глотков. Вода, несмотря на то, что она была теплой и имела странный привкус, придала ему сил. Теперь он чувствовал, что может даже пошевелить пальцами на руках и на ногах. Открыв глаза пошире, Гуг постарался осмотреться вокруг, для того, чтобы попытаться понять, где он находится. Последнее что он помнил, это было копье, попавшее в бок бычку, огромная радость от удачной охоты... Потом сильный удар в бок, мгновенная боль, ощущение полета, и наступившая вслед за этим темнота. И сразу после этого он очнулся здесь, на этом ложе, голый и слабый, как младенец, до самой груди укрытый мягкой шкурой.

Для того чтобы оглядеться, Гаг с трудом сумел повернуть голову. Но, этого было мало, поскольку для того, чтобы понять увиденное, ему просто не хватало слов. Он лежал на ложе, приподнятом над полом примерно на уровень колена взрослого мужчины. Маленькая пещера странно правильной формы, вся сделанная из дерева, была освещена ровным светом, источника которого Гуг со своего места не видел. С другой стороны узкого прохода было видно еще одно ложе, сейчас пустующее... Подняв взгляд вверх, Гуг понял что в этом племени люди спят один над другим в три яруса. Гуг потянул носом. Вкусные запахи, распространяющиеся в воздухе, означали, что где-то поблизости готовили пищу. Хорошую пищу. От запахов у Гуга даже потекла слюна, и он почувствовал - насколько он голоден.

- Есть хочу, сестренка, - тихо попросил он сидевшую перед ним на ложе Дару.

Кивнув, Дара встала, а Гуг продолжал размышлять. О нем и его сестрах несомненно позаботились. Значит, после того, как он был ранен, они встретили какое-то, несомненно, сильное племя. Сильное и странное настолько, что стало заботиться о тяжело раненом мужчине и двух бесполезных молодых женщинах. С детства Гуг усвоил, что все непонятное может быть опасным, и поэтому решил при первой возможности расспросить обо всем Дару.

Но в ближайшие полчаса ему было совсем не до расспросов. Вернувшаяся Дара принесла с собой чашу с теплой жидкой едой, которую назвала 'суп' и, тихонько хихикая, принялась кормить своего братца этим 'су-пом' с помощью 'лож-ки'. Гугу хотелось выпить всю чашку разом, чтобы, наконец, заглушить это вечно сосущее чувство голода. Но Дара не разрешила, и приходилось играть по ее правилам.

Поев, Гуг почувствовал себя еще лучше, правда, грудь и нога по-прежнему болели, но зато немного отступила так унижающая мужчину слабость. Дара ушла с пустой чашей, а Гуг снова погрузился в тревожные размышления.

Когда Дара снова вернулась и присела рядом с ним на ложе, Гуг, наконец, смог спросить ее, - Где мы, сестренка?

Пригнувшись поближе к брату девушка шепотом начала рассказывать все по порядку с того самого момента, когда Гуга забодало коровой. Объяснения девушки были настолько путаными и сбивчивыми, что у юноши снова закружилась голова. С ее слов выходило, что племя, которое их подобрало, было немногочисленным, но чрезвычайно могущественным. Наполовину люди, наполовину дневные духи, они творили свои чудеса походя, даже не понимая что переворачивают мир вверх ногами. Прирученный огонь сам загорался у них в руках, вода вдруг становилась горячей, при этих словах девушка хихикнула, а сделанная из дерева пещера плыла по воде туда, куда было нужно этим людям, а совсем не туда, куда текла вода.