The Sharpest Lives

So you can leave like the sane abandoned me

There’s a place in the dark where the animals go

You can take off your skin in the ca

Juliet loves the beat and the lust it commands

Drop the dagger and lather the blood on your hands, Romeo

I’ve really been on a bender and it shows

So why don’t you blow me a kiss before she goes?

Give me a shot to remember

And you can take all the pain away from me

A kiss and I will surrender

The sharpest lives are the deadliest to lead

A light to burn all the empires

So bright the sun is ashamed to rise and be

In love with all of these vampires

So you can leave like the sane abandoned me

И тут, пока Финник играет соло на гитаре, я делаю то, что сама от себя не ожидала. Думала, спою и всё. Ан нет.

Я разворачиваюсь, широкими шагами подхожу к ошалевшему Гейлу, обхватываю его за шею и впиваюсь в губы. Смотри, Катон. Испытай на себе всё то, что испытала я, когда увидела, как Мирта целует тебя своими пожирающим губами. Если ты, конечно, не бесчувственный придурок, в чём я уже почти убедилась.

Оторвавшись наконец от Хоторна, когда музыка закончилась, я подхожу к краю сцены и делаю некое подобие пьяного реверанса.

— Спасибо, — говорю я, — спасибо за внимание.

И ухожу со сцены.

***

— И что это было, блин?

Катон вырывает у меня из рук пустую бутылку и швыряет в траву.

— Что именно? — я поднимаю «невинные» глазки, — и, между прочим, в бутылке был не алкоголь.

Это правда — в темноте, наверное, он не увидел, что это всего лишь стеклянная бутылка с лимонадом. Я не собираюсь напиваться как свинья.

— Песня была классная, это факт. Но нахрена ты к Хоторну полезла, кретинка?

— Знала бы, сказала, — бурчу я и вырываю его свою руку из его тёплой ладони, — иногда ты тоже не руководишь своими поступками.

— А знаешь, что? — в его глазах появляется что-то такое, чего я никогда не видела, — ты права.

И не успеваю я опомниться, как он закидывает меня к себе на плечо так, что моя голова болтается где-то на уровне его живота, при этом сопровождая это лёгким шлепком по энной точке.

— Теперь я должна спросить, что это было, блин? — почти рычу я, когда оказываюсь в прихожей его дома.

— Ты сама сказала, что я не руковожу своими поступками. Но, в отличие от твоих, они приносят положительные последствия.

Мы стоим в огромной прихожей, почти такой же, как у нас дома, я в одном платье и босиком, он в потной после концерта рубашке. И тут в воздухе повисает напряжение, которое разрезает, как будто ножом, шёпот Катона:

— Китнисс Эвердин… Это была ошибка.

— Что? — как будто выплёвываю я, но тоже очень тихо. Вдруг он сейчас скажет, что ошибка — это наши отношения, но он продолжает:

— Ошибка… Я не должен был тебя отпускать. Не должен был говорить тебе всё это.

И после этих слов я поднимаюсь на носочки и, также как Гейла на концерте, целую напористо и страстно. Только с один отличием — Гейла я не люблю. А этого придурка с голубыми глазами — люблю, больше всего на свете.

***

Он расстёгивает моё платье, а я помогаю ему избавиться от узких чёрных джинсов. Он знает, что я уже не девственница. Он сам, сто процентов, тоже. Поэтому всё происходит резко, страстно, и — просто великолепно.

Мы падаем на постель, совершенно голые, и снова сливаемся в поцелуе. Кажется, что я дышу им, я уже, наверное, задохнусь, если оторвусь от губ Катона. Он прикусывает нижнюю губу, и первый стон слетает с моих губ. Что же будет дальше, если я уже так возбуждают от одного только его вида.

Руки парня спускаются всё ниже. Я не хочу ничего видеть, ничего слышать, я хочу только чувствовать, раствориться в нём полностью.

Но теперь уже он пускает в ход не только руки, и, когда мы становимся совершенно одним целым, я уже не сдерживаюсь. Хорошо, мелькает в моей голове мысль, его родителей нет дома.

И вот, когда всё заканчивается, мы лежим на кровати, всё ещё голые, и моя голова покоится у него на груди.

— Ты была великолепна, Китнисс Эвердин, — шепчет Катон.

— Вряд ли великолепнее, чем ты.

— Значит, снова вместе? — так же шёпотом спрашивает он.

Финник был прав. В конце концов всё будет хорошо. Но в нашем случае хорошо уже наступило.

— Вместе, — отвечаю я еле слышно и прижимаюсь к нему ещё крепче.

Комментарий к Глава 13. Китнисс.

Уфф.

Знаю, это не идеально, но это первый опыт написания ТАКОГО…

Пы. Сы. Следующая глава - последняя.

========== Эпилог ==========

Тот самый день

— Эх, везёт тебе, — вздыхает Примроуз, — а мне вот ещё два года в школе маяться.

— Ничего, — улыбаюсь я в ответ, — не успеешь оглянуться, тебя будем на выпускной собирать, Утёнок.

— Ну, вряд ли я буду такой красивой, как ты, — с лёгкой ноткой «белой» зависти произносит сестра.

Светлые волосы спадают мне на плечи — после того концерта, когда «всё стало хорошо», я больше не красилась в тёмный цвет. На мне светло-голубое воздушное платье. Вроде бы простое, но мне нравится. Красивое, как утреннее небо. Как глаза моего парня.

— Это мы ещё посмотрим, — говорю я весело, смотря в зеркало на стоящую за моей спиной Прим.

Звонок в дверь, и мы обе спускаемся вниз по ступенькам. Сестра первая добегает до входа и, глянув в глазок, шепчет мне:

— Там твой принц на красном кабриолете приехал.

Катон. Я чувствую, как щёки заливаются румянцем.

— Привет, Прим, а где моя… — он входит в дом, но замечает меня не сразу, — вау, Китнисс, ты с румянами переборщила, или нынче мода такая, макияж под машину парня делать?

— И я тоже тебя люблю, Кат, — на каблучках новых туфель подхожу к нему и целую в щёку.

— Это тебе, солнышко, — парень вручает мне букет белых роз. Символ нежной и искренней любви.

— Вы такие милые, прям до невозможности, — хихикает Примроуз, — давайте бегите на свой выпускной, а то опоздаете.

***

Майский ветер легонько треплет мои волосы, а запах сирени приятно окутывает нас с головой. Всегда любила позднюю весну — всё, что может, цветёт, зелёные листья, ощущение счастья и приближающегося лета.

Школа в этот особенный день, и не только для нас с Катоном, преобразилась. А может быть, это так только кажется — ведь больше она не представляет угрозы. Мы больше сюда не вернёмся. И, скажу честно, я не буду скучать. Я не буду скучать по урокам. Но буду — по репетициям в актовом зале по утрам. По посиделкам в «Риме». По Хеймитчу и Эффи Эбернети, которые в марте наконец-то поженились. По кофе в школьном кафетерии. По тому, что скрашивало мою, как я тогда думала, никчёмную жизнь.

Но люди меняются, меняется их представление о жизни, взгляды и убеждения. Может, это как раз наш случай?

Мы приходим одними из последних. Я вижу остальных членов нашей компании. Парни все в смокингах, девочки в красивых платьях. Энни в белом до пола, расшитом цветами и с чёрным бантом на поясе, она улыбается и держит за руку Финника, который что-то ей рассказывает. Платье Диадемы тоже голубое, но не такого оттенка, как у меня, с кружевным облегающим верхом и объёмным низом. Я обнаруживаю девушку вместе с верным Марвелом возле стола с пирожными. Кат шепчет на ухо, посмеиваясь, что Ди, наверное, месяца два на диете сидела ради этого платья, а теперь отрывается. И, кстати, мы выиграли спор, надо напомнить Джоанне — они с Гейлом теперь пара, да-да. Целуются прямо при всём народе — в стиле нашей Мейсон. Она, как обычно, безупречна — на ней красное платье в пол со шнуровкой по бокам. А что, если тело красивое, можно и показать чуть-чуть, не зря она в тренажёрный зал два раза в неделю бегает.

Кое-как мы дослушиваем речь директрисы, получаем аттестаты, причём у троих из нас — с отличием: у меня, Финника и Энни. А потом начинается самая лучшая часть вечера.

Танцы на выпускном ненамного отличаются от осеннего и зимнего бала по оборудованию помещения, музыке и прочему, но есть кое-что особенное — мы последний раз танцуем в стенах школы. Последний танец детства.