Страница 46 из 49
Я нахмурился.
— Правда?
— Да. Правда. Это была она. Стояла у кровати. У меня чуть сердце не остановилось, но… было приятно видеть ее. Это было мило. Она… одна из моей семьи переживает… и понимает, — она потерла губы и всхлипнула. Разбивала меня. — Она сказала мало. Просто сказала… что тебе не нужно переживать. Что от любви будет добро. Что наши сердца — магниты. Что мы не можем долго порознь.
Наши сердца — магниты. Я уже слышал такие мысли от Перри. Мне нравилось, как это звучало.
— Хоть это звучит банально, я думаю, что она права, — добавила она.
Я кивнул и снова притянул ее к себе. Пиппа была смертной, как мы, но знала о любви и потере. Я слушался ее совета.
— Декс, — сказала Перри в мою шею, ее влажные губы задевали мою кожу, вызывая в моем теле трепет. Она подняла голову и поцеловала меня со страстью, нежностью и глубоко. Я парил выше некуда.
Она убрала мои волосы, стараясь не задевать поврежденную часть головы. В ее глазах было так много всего, так много страха и надежды.
Перри глубоко вдохнула и прижала ладони к моему лицу. Она поцеловала меня снова, посмотрела мне в глаза и сказала:
— Декс Форей. Я люблю тебя.
Я не сразу понял ее слова, они впитывались медленно, не хотелось, чтобы они кончались.
Она невольно улыбнулась, хотя на моем лице было потрясение, и продолжила:
— Я люблю тебя. Я любила тебя с самого начала. И… порой я думаю, что не могу любить тебя еще больше. А потом люблю. Ты заполнил меня и распахнул мое сердце, знаешь? И места стало больше. Нет никаких пределов. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю, умереть готова, но скажу это. Я люблю тебя, чудесный и забавный красавец.
Я парил до этого, но теперь… приземлился. Это притянуло меня вниз, опустило на темную глубину, и это было прекрасно. Это держало меня на месте, и ее слова окутывали меня, как и искренность — любовь — в ее глазах, страсть ее прикосновения. Это было настоящим. В эту правду я хотел зарыться.
Я думал, от улыбки голова треснет пополам. Я не мог дышать, сердце победоносно колотилось. Я был невесомым, живым, потусторонним. Я ощущал ее кожу, ток между ладоней. Я притянул ее к себе и поцеловал, и целовал так сильно, что начал смеяться от радости.
— Детка, — выдавил я, переводя дыхание. — Детка, я люблю тебя сильнее прежнего, сильнее всего в чертовом мире. Ты — мой мир. И я хотел лишь, чтобы я стал твоим.
Она поцеловала меня. Я целовал ее. Она ласкала мою кожу, а я — ее. Все нервы моего тела ожили. И я был тверже бетона.
Я прижал пальцы к ее лицу.
— Детка, как только выдастся шанс, я знатно отымею тебя, — прорычал я.
Она хитро улыбнулась, ее глаза блестели.
— Думаю, отныне мы будем заниматься любовью.
— Тогда я отымею тебя знатно и с любовью, — я снова страстно поцеловал ее, притягивая к себе, зная, что тонкая больничная одежда никак не скрывала мой стояк. Я никогда еще не хотел ее так сильно. Я хотел закрепить это физически.
Стук в дверь.
Ну, конечно.
Заглянула медсестра с пухлыми щеками. Она нахмурилась, увидев, что Перри почти лежит на мне, и выдавила улыбку.
— Простите, его скоро осмотрит доктор, — сказала она и закрыла дверь, фыркая с отвращением.
Перри солнечно улыбнулась и выпрямилась.
— Я поняла намек.
— Она похожа на медсестру из «Башен Фолти», — отметил я, вспомнив серию, что мы смотрели недавно.
Она слезла с меня и окинула мое тело взглядом.
— Только у тебя проблема серьезнее вросшего ногтя на ноге. Декс, ты же знаешь, что случилось с твоим ухом?
Я сглотнул.
— Смутно помню, как Амброзия отрезала его.
— Доктора пытались пришить его. Они нашли часть у Амброзии, обнаружив ее тело. Но было слишком поздно. Зато твое тело быстро выздоравливает, Декс. Почти все порезы зажили. Они не могут это объяснить.
А мы могли. Я скривился.
— Хочешь сказать, что я теперь страшный?
— Они говорят, что твое ухо будет более-менее нормальным, когда заживет. Будет не хватать кусочка.
— Но это была лучшая часть, — простонал я.
— Радуйся, что она не лишила тебя члена.
— Это ты должна радоваться, — сказал я и расслабился, ощутив вдруг усталость. — О, теперь у меня есть недостаток.
Ее губы дрогнули.
— Точно.
Я посмотрел на нее, вспомнив, что сделал с Амброзией.
— У меня проблемы? Ты знаешь, из-за чего.
— Нет. Я рассказала все полиции. Самозащита. Она мертва, и они рады этому. Атаки вышли из-под контроля, и, хоть Амброзия думала иначе, они пытались что-то с этим сделать. Но все это могут списать на наркотики… чтобы порадовать народ.
— Мисс Паломино, — сказала медсестра с порога. — Простите.
Перри посмотрела на меня, сияя, быстро поцеловала меня в губы, а потом вышла из комнаты.
Доктор пришел вскоре после этого, сказал мне почти то же, что и Перри. Удивительный иммунитет, ухо будет почти нормальным, он был удивлен, что я еще жив, бла-бла-бла.
Но я не только вернулся к жизни. Перри сказала мне, что любит меня.
Она любила меня.
Она любила меня.
* * *
Я стался в больнице еще на ночь для порядка. Медсестра ограничила визиты, боясь, что я переутомлюсь, и я не видел толком Перри и Максимуса, пока не был готов к выписке.
Я оделся, стараясь не потревожить ребро или швы. Я почти исцелился, порез под татуировкой был красноватой пропадающей линией, но я не хотел спешить.
— Готов? — Максимус приоткрыл дверь и сунул голову.
Я оглянулся через плечо и поднял рубашку.
— Я не могу спокойно одеться? Думаю, ты успел все разглядеть, когда я был на болоте. Хотя, надеюсь, ты учел сжатие.
Он не сказал ничего, даже не фыркнул, так что я посмотрел на него. Он был серьезным, а лицо было хмурым.
— Что такое? — спросил я.
— Я не поеду с вами, — сказал он.
— Что?
Он вздохнул и закрыл дверь за собой, прижался к ней.
— Знаю, я обещал делать шоу с тобой и Перри, и Джимми рассчитывает на это. Но я не могу поехать. Я должен остаться здесь. Прости.
Я понимающе кивнул.
— Роза.
Он задумчиво пожевал губу.
— Ага. Ей уже немного лучше. Она может говорить и заботиться о себе. Она меня не помнит. И никого из нас. Она не знает, что она.
— Блин.
— Доктора сказали, что амнезия — побочный эффект, что я должен радоваться, что ей становится лучше. Декс, теперь у нее есть только я. Мэрис объявили мертвой. У нее нет семьи. Некому приглядеть за ней.
Я поправил рубашку и посмотрел ему в глаза.
— Максимус, делай, что должен. Мы с Перри сами разберемся. Мы будем в порядке.
Я поднял сумку, которую они принесли в больницу для меня, и прошел к двери. Я встал в футе от рыжеволосого верзилы во фланелевой рубашке и понял, что, может, вижу этого засранца в последний раз.
— Береги себя, приятель, — хрипло сказал я, протянув руку.
Он сжал мою ладонь достаточно сильно, чтобы сломать кости обычному человеку. Когда я подумал, что ему пора отпускать, он обнял меня и посмотрел свысока.
— Декс, я знаю, что не могу вас остановить. И я знаю, что не мне вас отговаривать. Я не хочу делать то, что Мэрис сделала со мной и Розой. Ты любишь ее, а она тебя, и, может, этого хватит, чтобы все выровнять. Позаботься о Перри, понял? И береги себя.
Черт. Мне нужно было уйти, пока я не начал плакать.
Я кивнул ему.
— Увидимся, Максимус.
Я покинул палату и прошел по коридору. Перри ждала меня.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
— Детка, прошу, я кончаю, — стонал я, вонзаясь в нее, боясь замедлить темп.
Перри жадно поцеловала меня, ее пульс ощущался на губах, она прошептала:
— Так двигайся медленнее.
Я откинул голову и попытался совладать с собой.
— Я стараюсь, но если я кончу раньше, ты виновата.
— Какой романтик.
К черту романтику. Это было серьезное дело. Мои яйца были синими.
— Детка, я так давно не был в тебе.