Пророчество Паладина. Негодяйка

Он сунул пейджер в карман и глубоко вдохнул, свинчивая крышку с бутылки. Из другого кармана юноша достал маленький флакон и открыл его. Нажал на резиновую пробку, взял стакан и выдавил бесцветное содержимое в воду. Закрыл флакон, спрятал его и взял другую бутылку для себя.

– Вот, Брук.

Он поставил бутылку на стол перед ней, но Брук даже не подняла головы. Ник сел напротив нее, открыл свою бутылку и одним глотком осушил половину.

– Жарко? – спросил он и рыгнул.

Она наконец посмотрела на него:

– Если я предложу тебе деньги, ты уйдешь? Я могу себе это позволить.

– Послушай, ты должна меня знать лучше, – ответил Ник, вторым титаническим глотком допивая воду. – Сколько?

Брук мрачно посмотрела на него, потянулась за своей бутылкой с водой и вернулась к книге. Ник внимательно следил, как она отвинчивает крышку, потом подождал, пока она что-то дочитает.

Он закрыл глаза и, как делали его друзья, послал ей мысленный приказ: «Пей».

– Ты в порядке? – спросила она.

– Да, в полном, а что? – спросил он в ответ, открывая глаза.

– Да кривишься, точно ребенок, который никак не покакает.

Брук отпила большой глоток из своей бутылки и медленно покачала головой.

Офигеть. Мысль сработала. Или, может, она просто захотела пить.

– Просто пытаюсь думать, – сказал Ник.

– Я забыла: для тебя это как сердечный приступ.

Он посмотрел на часы.

Семь минут. Предположительно через такой промежуток оно подействует на нервную систему.

– Пойду в душ, – сказал он.

– Спасибо, что поставил в известность, – сказала Брук, отворачиваясь и возвращаясь к чтению.

Как только за ним закрылась дверь ванной, Ник ответил на сообщение Аджая:

Сделано.

Два

Житейская заповедь Уилла № 2: Нельзя прожить свою жизнь дважды

– Доктор Эйблсон, вот молодой человек, о котором я вам рассказывал, – сказал Франклин, улыбаясь и говоря громче обычного. – Мой внук Уилл.

Правый глаз человека закрывало молочное бельмо. Во втором глазу зияла пустота, словно у ящерицы. Клочья волос липли к голове, как сахарная вата. Плоть на лице обвисла, словно сползала с черепа, и собиралась сморщенной лужей под подбородком.

Эйблсон протянул правую руку в пятнах и коросте, со скрюченными пальцами, похожими на сломанные прутья. На ощупь сухие и чешуйчатые, эти пальцы походили на когти.

Уилл быстро подсчитывал.

«Это учитель моего деда. Деду по меньшей мере девяносто пять. Значит, доктор Джозеф Эйблсон, человек, который был современником и коллегой Адольфа Гитлера, не может быть моложе ста пятнадцати лет… А может, он даже старше».

Доктор Эйблсон смотрел на него, и из его горла вырвалось долгое сухое сипение – попытка заговорить, не похожая на слова.

– Он говорит, ты похож на своего отца, – с легким смешком сказал Франклин.

«А ты на мумию», – подумал Уилл.

– Рад познакомиться с вами, сэр, – сказал Уилл так же громко, как дед, отнимая руку.

– Я думаю, ты знаешь, что никто из первого класса паладинов не погиб в «авиакатастрофе», которую мы организовали в 38-м году, – сказал Франклин и потрепал Эйблсона по руке. – Не погиб и наш учитель. Он продолжал руководить программой в больнице, которую «Рыцари» открыли внизу; ты ее видел.

Уилл не мог оторвать взгляда от Эйблсона, который продолжал смотреть на него одним глазом в покрасневшей каемке век. Непонятно было, о чем он думает и что видит. Глаз казался мертвым, а лицо вообще не было способно что-либо выражать.

«Ты не единственный, кто умеет скрывать чувства», – подумал Уилл, поворачиваясь к деду.

– Тебя же не было в том самолете, – сказал Уилл.

– Да, об этом позаботился мой отец после вмешательства своего надоедливого друга Генри Уоллеса. Он на несколько месяцев отправил меня в Европу, и я не стал частью программы.

– Тебе повезло, – сказал Уилл.

Он вспомнил, какие жалкие уродливые существа жили внизу в медных баках. Последние семьдесят пять лет.

Уилл закрыл глаза и содрогнулся.

– Что ж, все мы знаем, что идем на риск, – невозмутимо сказал Франклин. – Эти мальчики вызывались добровольно, с чистым сердцем, и ни один из них не сказал, что пожалел об этом.

«А если верить Джолли Непстеду, это не так», – подумал Уилл.

– Отец помешал мне участвовать в программе с самого начала, но, когда я вернулся в школу, «Рыцари» нашли для меня очень важную роль. Можешь догадаться, какую?

– Ты стал контрольной группой, – сказал Уилл.

– Совершенно верно, Уилл. Любое серьезное научное исследование требует сопоставления с базой для изучения изменений, и роль этой базы отдали мне.

– Но разве отец не следил за тобой, как ястреб, чтобы ты не ушел к ним?

Эйблсон испустил легкий хриплый вздох, и Уилл понял, что это, вероятно, смех. Должно быть, Франклин истолковал это так же, потому что в ответ улыбнулся.

– Во время войны – нет, – сказал Франклин. – Отец был слишком занят, как и вся страна. Сражался с фашистами, с нацистами. Делал Америку «безопасной». Не говоря уж о том, что верил, будто навсегда изгнал «Рыцарей» из Центра.

– Полагаю, ты не давал ему поводов думать иначе.

– Точно. Я играл роль идеального мальчика-певчего. Следующая задача, перед которой мы оказались, была целиком делом наших собственных рук. К концу войны, когда выяснилось, что у членов первой группы слишком много серьезных проблем со здоровьем, мы поняли, что протоколы программы паладинов нуждаются в серьезной… отладке.

Эйблсон поднял палец и высунул язык, адресовав Франклину ряд нечленораздельных звуков.

Франклин наклонился, слушая его.

– Совершенно верно, доктор Джо, – сказал он и пояснил Уиллу: – Поистине «назад к чертежной доске».

Он подошел к непрозрачному занавесу, закрывавшему часть стены размером с окно.

– Но на сей раз мы нашли совершенно новый предмет вдохновения. Понимаешь, к тому времени мы установили более прочный и надежный контакт с нашими новыми друзьями… внизу, по ту сторону границы.

– Но как? – спросил Уилл, подходя к деду. – Ведь все они к тому времени были мертвы или изгнаны…

– Мертвы – точно нет, а изгнаны? – Франклин снова рассмеялся. – В этом убедили себя только нелепые доброхоты. – Он пристально посмотрел на Уилла: – Ты ведь понимаешь, о ком я говорю?

Уилл знал, что ступил на опасную почву; в своем ответе он постарался уравновесить легкий скептицизм с презрением.

– Я слышал, они называют себя Иерархией. Ты говоришь о них?

– Совершенно верно.

– Я не знал, что они существуют.

– Да, существуют, как ни жаль; большей самоуверенности и веры в собственное бредовое величие ты и представить себе не можешь.

– Но кто они?

– Подобно нашим друзьям, более древние существа. Гораздо более древние, из другого мира, недоступного нашему воображению, или, как утверждают они сами, продвинутые души, вырвавшиеся из уз рабства физической жизни на Земле и перешедшие к более возвышенному существованию. Полагаю, что когда-то в далеком прошлом они выполняли полезную функцию на этой Земле. Кто знает? Может быть, некоторое время они верно исполняли свое предназначение.

Но как только наши друзья развились и стали почти равны им, я думаю, Иерархами овладела гордыня. Вместо того чтобы отнестись к нашим друзьям как к равным, они увидели в Иных соперников и с той поры – глупцы! – потеряли право на свою прежнюю роль «благородных защитников». После чего начали убийственный поход, желая помешать этим величественным созданиям исполнить их предназначение. Итогом стало решение Иерархии «уничтожить», самое трагическое, какое знал мир.

Голос Франклина дрожал от едва сдерживаемого гнева, старик энергично размахивал трясущимися руками. Уилл никогда не видел его таким взволнованным.

– Ожидается, что мы с тобой будем учиться на своих ошибках, верно? Так вот, нормы человеческого поведения неприложимы к нашим «господам и повелителям». И это было только первой из их ошибок, Уилл. На всем протяжении истории человечества эти глупцы бесконечно пытались вмешиваться в дела людей, тормозя наш прогресс, не давая нам в полной мере реализовать свой потенциал.