Страница 95 из 110
- Да. Потому что иначе он привлечёт внимание этих чрезвычайно хищных птиц. И уж тогда они, без сомнения, склюют и сеятеля, и посевы. Ведь сеятелей - единицы. А ворон - миллионы. И зубы у них острые: это вороны-мутанты, они - с зубами.
- А ты тоже уйдешь, Андрей?
- Я - мелкая сошка, незаметный методолог, но и я уже с трудом выдерживаю вибрации этой земли. Тяжело. Скорее всего, я тоже уйду. Меня вытеснит отсюда реальность. Всё моё звено, все связанные со мной учителя - так или иначе, покинули эти края. И я уже нашел свой посох...
Андрей задумался, глядя на дорогу перед собою.
- Извини, Андрей, можно тогда последний вопрос: что такое логика видимого абсурда? Ты мне обещал пояснить это, - немного погодя вновь нарушил тишину Гера.
- Тебе понравился этот термин? Логика видимого абсурда - это один из уровней логики, типов логики. Всего их девять, но последние два - уровни, практически недостижимые для человеческого сознания. Редко кто из людей выходит на такой высокий уровень. Одномерная логика - это тоже не человеческий план, но с другого конца... Это когда есть только "правильное" мнение, и никакого больше. Двухмерная логика - такая логика, когда существуют противоположности. И весь мир поделен на черные и белые квадраты. Эта логика тоже ещё не имеет почти ничего человеческого. Человеческий план начинается с трехмерной логики. Третий уровень логики примиряет между собой и допускает две противоположные точки зрения... И, можно сказать, что самый высший уровень из доступной нам логики - седьмой. Это - язык притч, когда одними и теми же словами говорящий сообщает разным людям ровно столько знаний, сколько любой из них может принять, в зависимости от их уровня восприятия. Шестой уровень - уровень поэтического, невыразимого нечто, шестого чувства. А логика видимого абсурда - это пятый тип логики: логики, впервые вышедшей и за пределы измерений, и за пределы смысла. Логика фразы, не говорящей ничего - и в то же время заключающей в себе больше, чем до конца законченная, устойчивая и умная фраза, - Андрей ненадолго задумался. - Ну, скажем, так:
- Кто возвещает истину - порождает безумные толпы.
Кто скрывает истину - гибнет в одиночку.
Как найти середину?
Вначале - найди безумного мудреца.
А истина - лишь цветок,
Засушенный на страницах книги.
- Андрей, мне кажется, что не зря именно этот тип логики меня заинтересовал, - заключил Гера. - Мне он очень близок. Когда я пою о том, что вижу, я часто выхожу за пределы видимого смысла...
Глава 36. С точки зрения плюс.
Наталья проснулась довольно рано. Осторожно, чтобы не разбудить Сергея, вылезла из палатки. У костра уже сидел дядя Юра и заваривал чай. Наталья подошла к лавочкам и присела осторожно на самый край.
- Доброе утро! - сказала она дяде Юре.
- Доброе! - поддакнул тот.
Ещё по-утреннему звонко чирикали и пели птицы, было слегка прохладно. Резные листья липы и клёнов пропускали живительные утренние лучи. Над костром поднимался сизый дымок.
- Ну, что загрустила? О чем задумалась? - спросил Наталью дядя Юра, медленно приподнимая круглую голову с коротко подстриженными и от пробивающейся седины серыми волосами. Молодые пронзительно-голубые глаза с морщинками-лучиками смотрели ласково.
- Так... Подумалось, что многие на Поляне говорили об особом российском пути - а какой же это путь? Срам один и поругание...
Дядя Юра ответил:
- Не знаю сам, что здесь происходит. Разве кто правду скажет? Может, здесь действительно эксперимент какой ставят. Силы разные. Тяжело очень смотреть на то, что творится. Душу из нас всех вынуть хотят... Понимаешь, душу! Вопрос в одном только: не пора ли уже отступать к лесу?
- В смысле, уезжать? Куда? В Сибирь, на Алтай? А если и там - всё те же законы, те же правила, только в более жёстких природных условиях? Пэры, мэры, менты? В общем, всё - то же самое? Разве там дадут спокойно спрятаться? Появится лесник какой-нибудь, к примеру, и спросит прописку. Или бандиты нагрянут.
- Я, дать, как видишь, сам никуда ещё не уехал. Хотя - не знаю, чего ещё ждать. Последние знаки идут. Всё не моё кругом, не мой это мир. Чужой, страшный. Только за городом и можно отдохнуть душой. Но - семья меня держит, друзья, работа. Какая-никакая хата. Молод был бы - может, валил бы уже куда подальше. А так - тяжеловато. Привык уже.
- Вот и я чувствую: не моя вся эта современная жизнь. Чужая, тяжёлая. Но - как не пускает что-то на волю. Карма, быть может, неотработанная. В леса, наверное, только святых и продвинутых уводит... Остальным - путь страшный, больной, тяжёлый.
- Ничего, дать, может, и прорвёмся. Страшнее всего, что мы все врозь. Разъединяют нас всеми возможными способами. Расколоты мы все, озлоблены. Уединиться хотим, отсидеться, раны зализать. Страшное время, чёрное. Особый путь России... Может, накрылся этот путь давно медным тазом. А страшный суд - давно уже начался. Страшный именно своей несправедливостью и болью. Ад... Он, пожалуй, здесь находится. Оторваны друг от друга и смертельно далеки мы от Бога...
Они помолчали, глядя, как горит огонь.
К костру в это время подошел и Николай, похлопывая себя по бокам, слегка потягиваясь и разминаясь.
- Вот ещё мне что непонятно, - продолжила разговор Наталья. - Я читала некоторые книги, в которых сказано, что у высокодуховных людей устанавливается непосредственная связь с их конкретным учителем. Который их ведёт, курирует. Но, как же тогда - например, у Евграфия - уже не учитель, а Учителя? Они - что, сразу несколько его ведут? И все -- мирового, так сказать, масштаба...
- Это ты, дать, правильно заметила! - засмеялся дядя Юра. - Одного, дать, учителя ему мало!
- Мало! - подтвердил Николай. - Подавай только всех Учителей сразу, а ещё всевозможных инопланетных представителей и Вселенский Логос в придачу. И - по-е-ха-ли!
- Поезд на Венеру отправляется в пять часов сорок две минуты... От третьей платформы. Осторожно! Двери закрываются! - засмеялся дядя Юра.
- Удивляюсь, Юра, твоему чувству юмора, - улыбнулся Николай. - Так же, как и умению наладить контакт с людьми. Как это тебе удаётся? Кстати, никогда не спрашивал: а где ты работаешь? А может, ты и впрямь - психолог?
- Нет, конечно, я не психолог. Я работаю санитаром на "скорой", в психиатрической больнице, - серьёзно ответил дядя Юра. - А ещё, в свободное от основной работы время, чиню людям крыши. Настоящие, старые, крытые шифером или листовым железом. Они часто протекают...
Позже всех проснулся и вылез из палатки Сергей. Он тоже подошёл к костру, у которого сидели только Наталья и дядя Юра. А Николай с утра пораньше отправился на лагуну.
- А, проснулся, наконец! Присаживайся, каши поешь, мы тебе оставили, - предложил дядя Юра.
- Да, разоспался я что-то, - смутился Сергей. - Сон мне снился. Странный. Не знаю уж, к чему.
- Сны - дать, тема интересная. Рассказывай, если хочешь, - предложил дядя Юра.
- Мне снился зал, старинный, даже - древний, наверное. То ли китайский, то ли японский. На стенах, на потолках - росписи, стены отделаны тёмным камнем и деревом. И в этом зале проходит то ли тренировка, то ли состязание. Я в нём участвую. Внезапно в зал врывается мой друг и кричит: "Убили! Учителя убили!" Мы - все, кто там в это время был - в страшном смятении. Я оглядываюсь на пустое кресло, в котором обычно сидел во время тренировки учитель. Я думал, что он всё ещё там, ведь я не заметил, когда он вышел. Мы переглядываемся с парнем, с которым я только что дрался на поединке. Никто не может осознать происшедшего, понять, что же случилось. Тем более что, как я начинаю понимать, учитель не успел до конца передать кому-либо из нас всё своё мастерство и назначить себе преемника. Мы ощущаем пустоту и отчаяние. Я, в растерянности, как и многие, выбегаю из храма на свет - и просыпаюсь, - закончил Сергей.