Страница 14 из 72
- Мне очень жаль, сэр, - смог наконец выдавить Дункан.
Ставрос удивленно посмотрел на него, затем нахмурился и пожал плечами.
- Возможно, планы регулов несколько изменились. Не стоит об этом волноваться. - И затем, снова пожав плечами: - Иди спать, Дункан. Ты свободен.
- Слушаюсь, сэр, - Стэн вышел в свою комнату, сел на постель, уперся локтями в колени и принялся растирать ноющие виски.
Пленники благодаря ему.
Ставрос был встревожен. Он, несомненно, понимал, что причины для беспокойства есть. Возможно, если бы регулы согласились, он устроил бы для них публичное наказание молодого помощника, допустившего оплошность. Скорее всего, Ставрос не делал этого потому, что оба они были землянами, и старик, хотя и ничего не говорил об этом, неплохо к нему относился.
Но они вызвали недовольство регулов, которое неизвестно как отразится на их будущем - это было совершенно очевидно.
Вдруг он услышал донесшийся из коридора звук проехавшей тележки. Как показалось Дункану, она остановилась неподалеку, и он страстно надеялся, что теперь хоть что-то прояснится.
Дверь открылась. Дункан мгновенно вскочил. Тележка действительно стояла перед дверью и в ней сидел регул, самый старый и самый огромный из всех, кого довелось видеть Дункану. Складки покрытой шершавой кожей сморщенной плоти накатывались друг на друга, скрывая форму этого огромного тела. На плоском лице в кольцах морщин выделялись черные блестящие глаза, приплюснутый нос и похожий на щель рот. Все вместе создавало впечатление человеческого лица.
Лицо разумного существа, тело животного. Это тело пряталось в коричневой мантии. Сквозь тонкую ткань просвечивала коричневая, испещренная морщинами кожа. Ноздри были скошены, и их щели могли закрываться и открываться. Дункан знал, что по движению ноздрей регулов можно понять, какие эмоции владеют ими в настоящий момент. Наблюдая за молодыми регулами, Дункан знал и другие способы выражения чувств: закатывание и вращение глаз, открывание и закрывание рта, трепетание ноздрей. Но он не был уверен, что старые регулы во всем подобны молодым.
Чудовищный регул с трудом поднялся, наклонив тело вперед, затем выпрямился на почти невидимых внутри тележки ногах.
- Ставрос, - прогромыхал он густым басом.
Землянам недоступна мимика регулов, но Дункан знал, что должен во всем следовать этикету. Он поклонился и сказал на языке регулов:
- Я молодой помощник Стэн Дункан.
- Позови Ставроса.
Дверь была открыта. Дункан повернулся, чтобы позвать старика и увидел его в дверях.
Старики заговорили. Дункан прижался к стене в комнате. Его привел в смятение поток речи регулов. Он понял то, о чем прежде только догадывался. К ним пожаловал сам бай Хулаг Алань-ни, командир корабля "Хазан", временный губернатор зоны Кесрит, которую регулы должны были передать землянам.
Дункан изо всех сил старался остаться незамеченным. Он не хотел больше нарушать обычаи регулов, усложнять отношения землян с регулами.
Разговор был коротким. После обмена поклонами бай поудобнее устроился в тележке и был таков. И прежде, чем Дункан успел оправиться от своего смятения и спросить Ставроса, в чем дело, тот уже закрыл за собой дверь.
Затем он осмелел и просунул голову в дверь, вопросительно глядя на Ставроса.
Ставрос помолчал. Затем с угрюмым беспокойством посмотрел на Дункана.
- Мы на Кесрит, - сказал он. - Бай заверил меня, что для такого корабля посадка в порту - самое обычное дело. Это решение было принято в последний момент, и причин для беспокойства нет. Но, мне кажется, на планете что-то происходит. Что именно, я не понял. Бай просит нас оставаться на корабле. Временно, конечно.
- Это имеет какое-то отношение к мри? - спросил Дункан.
Ставрос покачал головой.
- Я не знаю. Я полагаю, что вся команда будет оставаться на корабле, пока положение не прояснится. По крайней мере... - глаза Ставроса поднялись к потолку, к вентиляционным отверстиям, лампам и каким-то загадочным устройствам, назначения которых земляне не понимали и потому не доверяли им. Взгляд был предупреждающим: Ставрос хотел бы сказать больше, но не может в данной ситуации.
- Бай сказал, что утром нас переправят в штаб-квартиру. Сейчас на планете ночь, и он советует нам хорошо выспаться и отдохнуть, чтобы завтра встать пораньше и насладиться приятным путешествием по Кесрит.
Бай был почтителен и вежлив. Это сквозило в словах Ставроса. В этом не было ничего необычного, и Дункан понимающе кивнул.
- Тогда доброй ночи, - сказал Ставрос. - Полагаю, что наша задержка здесь будет достаточно долгой, так что есть время поспать.
- Доброй ночи, сэр, - ответил Дункан, взглянул на старика и аккуратно закрыл за собой дверь. Ему уже в который раз хотелось спросить Ставроса, каково же истинное положение вещей и насколько он сам верит в то, что ему сказал Хулаг.
В последнее время, когда регулы сделали их заключение более строгим, Дункан начал изучать язык регулов. Он делал это с тем же рвением, с каким изучал в свое время воинское искусство офицера планетарной разведки и искусство выживания. Он начал с простейших фраз и достиг уже таких успехов, о каких не мог и мечтать. Он не был ученым. Он был просто напуганным человеком. Его по-прежнему мучили ночные кошмары, страх одиночества становился все сильнее и сильнее. Ставрос старик, - думал он теперь, - а время, которое пройдет, пока прибудут земляне, довольно значительно. И регулы, которые совершенно не ценили жизнь своих молодых, могли спокойно убить его, молодого помощника, пережившего своего старшего. Ведь жизнь юноши для них ничего не значит.
Основной причиной назначения Ставроса на его должность был возраст, но теперь от возраста зависел еще и успех миссии. И если что-нибудь случится с Ставросом, Дункан останется совершенно беспомощным, неспособным связаться ни с кем из старших, так как молодые регулы не допустят его к баю Хулагу - единственному, кто более или менее сносно говорил на языке землян.
Дункан боялся даже подумать о том дне, когда ему придется остаться один на один с регулами.
До высадки на Кесрит предстояли долгие часы. Нервы Дункана были слишком напряжены для того, чтобы он мог уснуть. Поэтому он собрал все свои записи и начал изучать язык с таким рвением, словно от этого зависела его жизнь.