Сквозняки. Ткачи Заклинаний

Хозяин с интересом посмотрел на починенную вещь в своей руке, а потом внезапно швырнул ее в девочку. Маша отскочила и, не медля ни минуты, выбежала из кухни. Пробежала через длинную темную комнату, в которой лавки были подняты на столы, добралась до двери, раскрыла ее и замерла, уткнувшись носом в невидимую стену.

– Лоб не расшибла? – поинтересовался Трепка, догнав ее. – Ты не выйдешь из моей «Вкусняшки», пока не отработаешь. Выход запечатан для тебя. Заклинание преграды.

Он запыхался. Снял со стола лавку и сел на нее.

– Ты прости, что не сдержался, – еле вставляя слова между вдохами, принялся извиняться хозяин. Маша молча на него смотрела. – Ну о чем ты думала? Оставить горящую свечку! На всю ночь!

– Мне крысы спать не давали.

– Ты могла бы пойти в свою комнату.

– Лучше крысы в соседях, чем ваш Чуня.

– Ты могла бы назвать свой адрес! – не сдавался хозяин. – Если испугалась крыс и Чуню, могла бы закричать, позвать меня, мы бы связались с Управлением Погодой, отпустили бы тебя домой!

– А вы на это и рассчитывали?! – догадалась Маша.

– Конечно, на это! А не на то, что ты оставишь огонь без присмотра!

– А сами-то! – Маша вдруг вспомнила, что свечка, всеми забытая, осталась на столе. Трепка вскрикнул и побежал обратно на кухню.

Со свечой было все в порядке. Она мирно догорела до середины, стоя на кухонной тумбе, а вокруг нее лениво перекатывались волны. Трепка замер, потому что только в этот момент до него дошло, что вода никак не может лежать на столе, обернувшись вокруг горящей свечи, да еще и шевелиться при этом. Он заторопился включить электрический свет. В это время Маша успела щелкнуть пальцами, чтобы разбудить обоих хранителей стихий. Когда хозяин вернулся к ней, он увидел погасшую свечу, приклеенную воском к абсолютно сухой поверхности стола.

– Чертовщина какая-то! Сковородки срастаются, вода испаряется, свечи тухнут… – сказал он. – Это ты ее погасила?

– Я слишком далеко стояла, – ответила девочка. И действительно, с ее места задуть свечу было невозможно.

Трепка протер глаза кулаками, подумал немного и сказал:

– Тем не менее огонь в доме без присмотра оставлять нельзя. Хоть вода, хоть что. Посмотрим, как в следующую ночь ты продержишься на кухне без огня. А теперь, раз мы все проснулись, начинаем печь оладушки. Скоро рабочий класс придет на завтрак, надо успеть. Ты умеешь печь оладушки, нет? Ну ничего, научим.

Для теста у Трепки была здоровенная бочка. Огромная ложка вязла и гнулась в густой массе. На четыре плиты Трепка поставил по три сковородки и одному чайнику, и теперь метался между ними, плюхая ложкой тесто и щедро разливая масло. Оладушки тут же подрумянивались, и Трепка ловко переворачивал их большой деревянной лопаткой. Потом сбрасывал готовые в огромную фаянсовую миску, накрывал сверху крышкой, которая от жара тут же затуманилась.

– Что стоишь? – рявкнул он на Машу, вяло мешающую тесто в бочонке. – Подбери волосы и дуй в зал. Глянь, может, пришел кто? Да умойся по дороге, туалет вон там!

Маша спохватилась, что не успела привести себя в порядок, – до того ли было, беготня, скандал со свечкой, тут же оладушки какие-то. Она убежала в ванную, щелкнула пальцами, восстанавливая несвежую и измазанную в муке одежду, расчесала волосы складной расческой с зеркалом. А потом, отчаянно жалея об отсутствии зубной щетки, потащилась в зал. Там уже было светло, Чуня расставил лавки и теперь разжигал большой простой и некрасивый на вид камин.

– Доброе утро, – Чуня оскалил в усмешке обломки гнилых зубов.

– Ааа, – протянула Маша, у которой моментально язык примерз к нёбу от страха. – Ааа, здравствуйте. Ааа, а тут никого нет?

– Нет, пока никого, – Чуня рассмеялся, словно ему отчего-то было весело. – Я позову, когда будут люди.

– Ладно, – пискнула Маша и скрылась за дверьми в кухне.

Трепка заставил ее печь оладушки. Поначалу было сложно отлеплять их от днищ сковородок. Потом, когда чугун разогрелся как следует, оладушки, наоборот, начали пригорать. Маша, рассердившись, переворачивала их сразу же, как плюхала тесто. Трепка пару раз вякнул, что у нее то сыро, то сгорело, но потом, покачав головой, отошел, убрав из миски самые черные оладушки. Их он зачем-то положил в синюю кастрюльку.

Маша так навострилась, что одна вращала всеми тремя сковородками на своей плите, пока Трепка занимался другими. Мало-помалу корчма наполнилась голодными людьми, и оладушки пришлось разносить по столам. Маша боялась, что ей дадут поднос, с которым придется обходить столики, как официантке, но у Трепки все было намного проще – две миски с оладушками плюхались на стол, и люди делили их по-братски, оставляя измазанные в масле прозрачные монеты горкой на краю стола. Маша взяла одну посмотреть и обомлела – монеты были выточены из горного хрусталя.

– Руки прочь, бродяжка, – рявкнул Трепка. – Ты у нас на исправительных работах, тебе зарплата не полагается. А ну, дуй мыть посуду!

Маша фыркнула и бросила монетку обратно на стол, собрала тарелки и ушла мыть посуду. Ленивый хранитель стихии уже, оказывается, ждал ее. Водичка текла теплая-теплая. Тарелки отмывались почти сами, их оставалось только сполоснуть. Об особо закопченные сковородки хранитель чесал спинку и толстое пузико, отчего они становились гладкими и блестящими, как зеркала.

– Я начинаю суп варить, а ты ступай, покорми моих наследников завтраком, – Трепка сунул Маше в руки синюю кастрюльку, а сверху на перевернутую крышку поставил глиняный кувшин с молоком. – Если они тебе чего оставят, то и твое! Лишнего не держим, не обессудь!

Маша отправилась в комнату, где, по словам хозяина, обретались его наследники. Она заранее представляла себе роскошные покои и избалованных детишек, которые начнут воротить нос от шоколада и раскидывать вещи. Но она оказалась в комнате, где на такой же двухэтажной кровати, как в комнате прислуги, спали вчерашние чумазые мальчишки. Роскошью тут и не пахло. Верхний спал, укрытый старой шалью, нижний кутался в шубу без рукавов. По полу катались клубки пыли, там же валялись медведь без ноги и тележка без колес. На столе-подоконнике на стопке измятых тетрадок косо стояла всего лишь одна свеча. «Нельзя вырасти здоровым в таких условиях, никакой гигиены и свежего воздуха», – с досадой подумала Маша.

– Вставайте, завтрак пришел, – воскликнула девочка, ставя на подоконник кастрюльку и кувшин, и осеклась. Под крышкой в кастрюльке были обгорелые оладушки, которые Трепка выделил из той партии, которую пекла Маша. Вне себя от негодования, девочка побежала обратно на кухню.

– Чем вы детей кормите? – возмутилась она.

– Хочешь домой? – спросил Трепка.

– Да при чем тут я, ваши же дети будут это есть! Вы знаете, что это вредно?

– У нас излишеств нет, – ответил Трепка. – Я, к примеру, вообще ничего еще не ел. Чуня тоже жует то, что под столами собирает. Детям, как видишь, только самое лучшее. Иди, иди, завтракай с мальчишками, не привередничай.

Делать нечего, но перед уходом Маша схватила со стола нож, три чистые тарелки и большое яблоко.

– Ты чего хозяйничаешь без спросу? – Трепка попытался отнять яблоко.

– Детям – самое лучшее, вы сказали, – ехидно процитировала Маша. – Не беспокойтесь, я не себе, малышей ваших покормлю, чтобы были здоровы.

Когда девочка вошла в комнату, мальчишки уже проснулись и схватили по горелой оладушке.

– Стойте! – приказала рассерженная после разговора с Трепкой девочка. – Сейчас сделаю нормальную еду!

Мальчики переглянулись, но оладушки из рук не выпустили. Маша отбирать не стала – запустила руки в кастрюльку, начала ножиком счищать горелую корку. Яблоко она порезала на дольки и разложила на тарелке поверх оладушек, получились яблочно-оладушковые бутербродики. Увидев это, младший доверчиво протянул девочке обгрызенный кусочек. Маша, не ворча, срезала горелое и с него. Потом разлила в глиняные кружки молоко из кувшина, и ребята принялись за еду. Старший быстро проглотил свою порцию и без спроса взял последний кусок с тарелки гостьи.