Страница 10 из 56
- Не признал меня, родной, не признал, а ведь это я, маленькая Эльга твоя, сиротка Эльга, сестры твоей доченька... - в этом месте я жалобно всхлипнула, ну и заодно воздуху побольше набрала, чтоб уже не прерывать поток причитаний: - А ведь я же, милый дядюшка к тебе и ехала, уж так спешила отблагодарить тебя за доброту твою великую, да и тетушку навестить, умом скорбную, а вести меня все равно догнали, уж такие вести недобрые, что и не знаю как и сказать-то тебе, благодетелю моему ненаглядному, ведь так уж ты меня обласкал да милостями осыпал, что век бы жить и нужды не знать, если б не люди злые да подлые, что на добро, тобою подаренное, позарились, да все до медяшечки и вынесли, обездоливши меня несчастную!
- Эх, что творится! Не стало порядка в мире, нет, не стало, - сокрушенно покачал головой дядюшка, и вдруг подался вперед всем телом и сцапал-таки меня за плечо. Да так «ласково», что мне пришлось губу прикусить поскорее, чтоб в голос не заорать. А потом сказал своим добрым голосом: - Вот что, девонька, пойдем-ка в дом. Дело семейное, нечего честных людей зря полошить. Отдохнешь с дороги, отоспишься, отъешься немного, а там и подумаем, как горю твоему помочь.
Окружающая нас толпа восторженно загудела, а я глядела в дядькины глаза и ясно видела: вот сейчас он сожмет пальцы посильнее, чтоб я и пискнуть не смела, и отведет за ворота, а уж там... если я хоть что-то понимаю в этой жизни, простой поркой за это представление не отделаться.
Ха! Не на ту напал, милый дядюшка!
Ноги мои резко подогнулись, вроде как от горя непомерного и родственник мой ненаглядный оказался перед выбором: отпустить меня сразу, или попытаться удержать мой вес на вытянутой руке и все равно меня уронить. Выбрал он первое, уж дураком-то мой родич не был совершенно точно. Рыдать по рассаженным о мост коленкам не было времени - того гляди опомнится благодетель да и объявит, что племянница дорогая от горя умом тронулась. Тут уж меня мигом скрутят, отнесут куда надо и все, прощай Эльга. Пришлось побыстрее собирать в кучку жалкие остатки храбрости, отползать подальше и уж оттуда вопить так, чтоб и другом конце Забредней слышали:
- Некогда мне, дядюшка, отдыхать! В столицу спешить, чтобы в ножки упасть Императору нашему Всемилостивейшему, о справедливости молить доброго Государя, чтобы горе мое не остались бы не отмщенным! Да вот беда, в недобрый час погнала меня доля сиротская в дорогу, не дойти мне до перевала в срок, уж никак не дойти! На тебя, родной, надеюсь, уж ты будь такой добренький, не откажи родной кровиночке в просьбе малой! Остался мне дом дедовский, да только на что он мне в дороге дальней да спешной? Мне бы лучше лошадок пару...
Дядюшка призадумался, сдвинув в кучку кустистые брови и я с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться. Это и было самым слабым местом моего плана: кто ж станет менять целый дом, пусть даже и старый, на двух копытных доходяг? Разве что дура полная и то, если дом совсем уж никчемный. Чтобы утвердить дядю в этой мысли, я совершенно по-детски вытерла нос рукавом, потупилась и прибавила тихо:
- Ты уж прости меня, глупую, не уследила за дедовым наследством. Крыша прохудилась совсем, который уж год не латана... Ну да где уж девке слабосильной за такое браться... и сколько времени еще на это уйдет, а где его взять-то, мне ж в столицу еще... Ты уж не откажи, благодетель! И деньжат бы, хоть сколько...
Суровая складка на широком дядином лбу немного разгладилась. Неужели поверил?
А дядя, между тем, сдернул с пояса кошель и, под одобрительный гомон односельчан, торжественно вручил его мне. Судя по весу, там и трех серебрух не наберется, но получилось вполне даже величественно. Добрейший человек, мой родич. Достойнейший. Чтоб его повернуло да хлопнуло!
Ну да пес с ним. Главное - что лошадей, кажется, я все-таки раздобыла.
Ура мне!
***
Радость моя порядком поутихла, когда забирать дом вместе со мной отправились два хмурых мордоворота. Пришлось напустить на себя беспечный вид и притвориться, что этот почетный караул мне совсем не мешает.
Вопли Избранной мы услышали за три двора от пустыря, где я ее оставила:
- Слышь ты, урод, а ну грабли убрал! Ты хоть знаешь на кого полез? Да у меня черный пояс! Канай отсюда, каналья, пока рога не поотшибала! А ты че вылупился, телепузик? Врррешь, не возьмешь! Киии-йя!!!
Гадая, с кем она сцепилась на этот раз, я припустила вперед со всех ног. Дядюшкины люди шумно пыхтели, но не отставали.
Вывалившись из-за угла, я застала удивительную картину: рыжая, с какой-то палкой наперевес теснила сразу двух потрепанных мужичков в небрежно застегнутых синих мундирах городской стражи. Мужички тихо переругивались, не иначе, как решая, кому бежать за подмогой, а кому пожертвовать собой, прикрывая героический отход. Ящер же мирно спал, уронив башку на землю и похрюкивая.
Не сбавляя шага, я вклинилась между стражей и своей подопечной так, что топающим за мной по пятам дуболомам поневоле пришлось сделать то же самое. Избранную я сразу взяла под локоток и очень ласково попросила:
- Палку опусти, сделай милость. И помолчи, если не трудно.
- Но... - попыталась возразить эта не слишком догадливая особа, но я так сжала ее руку, что она ойкнула и обиженно замолкла.
А я уже вовсю улыбалась стражникам:
- Вы, господа почтенные, не сердитесь на сестренку мою! Уж такая она уродилась убогонькая, умишком совсем слабенькая. Не со зла она, по глупости. Простите ее, неразумную как-нибудь, будьте добреньки!
- Да я... - снова влезла было возмущенная рыжая, но тут же умолкла, получив тычок локтем под ребра. Мало мне дядюшкиных обалдуев, так теперь еще стража прицепилась! От этих уродов так просто не отвяжешься - передадут весточку куда следует и все, ни в одном городишке нам покоя не будет. Откупиться-то можно, но выйдет недешево. Эх, рыжая, одни траты с тобой!
- Эта вот девка родней Хозяину приходится, - неожиданно пришел мне на выручку один из дядькиных людей. - И вторая, раз уж сестра ейная, то стал-быть, тоже родня.
Стражники заметно сникли. Но тут вмешался второй громила:
- У Хозяина, вроде как, одна племяша, стал-быть рыжая зазря примазывается.
- Не, Снорри, ты не понял, - первый торжественно поднял вверх палец, - ежели батя у них один, а мамки разные, то и выходит, что вот эта для вон той сестра, но ему не племяша. Понял?
- Не, - хором сказали второй мордоворот и оба стражника.
- Ну гляди: мамашка этой вот белобрысой хозяину сестра единокровная, так? Стал-быть, белобрысая хозяину племяшкой приходится. Так? - все дружно закивали и приободренный громила продолжил: - Сестрица хозяйская еще когда померла? Когда стену строить начинали. Давно стал-быть, вот. Так а мужик ейный что, без бабы станет вековать? Так он другую бабу и взял, а уж с ней эту рыжую и заделал. А раз мужик этот Хозяину не родня кровная, а баба та новая и подавно, то значится и рыжая Хозяину никто. Ну а батя-то у девок энтих один, стал-быть рыжая белобрысой сестра кровная, а значит вродь-как и Хозяину все-таки родня. Усек теперь?
- Да иди ты, Одди! Сам, небось, не понял, чего сказал, - обиженно пропыхтел второй и повернулся к стражникам: - Че встали тут? Сказано же, не про вашу честь девка! Сами знаете, что бывает, ежели родню Хозяина обидеть.
Никогда бы не подумала, что обычные с виду стражники умеют растворяться в воздухе, будто привидения с первым петушиным криком. Да и пес с ними и с дядей заодно, пора было и о себе подумать. Коленки, о мост разбитые, промыть и перевязать, да и переодеться не мешало бы - не идти же до самой столицы в лохмотьях. Я направилась было к дому, но путь мне преградила здоровенная ручища более тупого громилы:
- Тудыть нельзя. Не велено, значить.
- Почему это? - удивилась я. - Мне вещи собрать надо.
- Хозяин не велел, - объяснил тот, что поумнее. - Сказал, чтоб дом как есть пригнали и никого ни под каким видом внутрь не пущали, особливо тебя.
Я мысленно отвесила себе хорошего пинка. Знала же, что дядюшка тот еще жук, так что стоило собраться заранее? Деньги-то я и так на себе таскала, но карта осталась в доме! И вся запасная одежда тоже. Это что же, мне теперь всю дорогу в рванине щеголять?